Точка Боркманна
Шрифт:
– Что?
– Что слышал.
– В Арлахе в восемьдесят третьем?
– Ну хватит придуриваться, – фыркнул Ван Вейтерен. – Ты ведь, черт возьми, неделю провалялся в больнице.
– Ах, вот что, – пробурчал Подворский. – Вспомнили ту долбаную историю? Какое она имеет отношение ко всему этому?
– Кто здесь задает вопросы – ты или мы?
Подворский застонал:
– Черт бы тебя побрал с твоими вопросами!
– Тогда придется сделать перерыв, – сказал Ван Вентерей. Он отодвинул
– Дьявол! – прорычал Подворский. – Подожди… Арлах… Ладно, я могу рассказать, если уж тебе так приспичило это знать. Сядь!
Ван Вейтерен сел. Подворский закурил новую сигарету и почесал затылок.
– Ну? – проговорил Ван Вейтерен.
– Каков срок давности за незаконный оборот опьяняющих средств? – спросил Подворский.
– С тобой все будет в порядке.
– Точно?
Ван Вейтерен кивнул.
– Не верю полицейским, – буркнул Подворский. – Выруби эту штуку!
Комиссар кивнул, и Мюнстер отключил магнитофон.
Подворский хрипло засмеялся:
– Ну, слушайте. Ко мне в руки попала партия водки, которую надо было пустить в оборот…
– Попала? – переспросил Ван Вейтерен.
– Назовем это так, – сказал Подворский.
– Сколько?
– Много.
Ван Вейтерен кивнул.
– А у меня был друг, датчанин, у которого в Арлахе имелся покупатель… долбаный медик… как выяснилось, он и не собирался платить по уговору…
– Как его звали? – вставил Мюнстер.
– Звали? Черт его знает. Не помню. Как-то на Б. Кажется, что-то на Бле..
– Блэве? – предложил Ван Вейтерен.
– Да, похоже на то… заумный пижон, решивший сделать легкие бабки, продавая водку своим расфуфыренным дружкам. Мы обо всем договорились, поставка товара состоялась, все готово, оставалось одно – оплата.
– И?.. – произнес Ван Вейтерен.
– Именно этот вопрос нам и предстояло решить в том кабаке… и тут этот маленький говнюк и его приятель вообразили себе, что они смогут меня надуть! Как это называется, господин комиссар, а?
– О какой сумме шла речь? – спросил Мюнстер.
– О порядочной, – ответил Подворский. – Мы уже успели пропустить не по одной рюмке. И тут я, само собой, вышел из себя. Жалею только…
– О чем? – спросил Ван Вейтерен.
– Что я не дождался датчанина, прежде чем перейти от слов к делу, – сказал Подворский, и тут с ним случился жестокий приступ кашля. Он отвернулся и скорчился, зажав рукой рот. Приступ затянулся на полминуты.
Мюнстер взглянул на комиссара, пытаясь понять, о чем тот думает, но, как всегда, ему это не удалось.
Самому Мюнстеру рассказ Подворского показался убедительным – во всяком случае, не складывалось впечатления, что он сочиняет на ходу.
Хотя никогда нельзя быть на все сто процентов уверенным. Ему уже доводилось ошибаться…
– Как звали его приятеля? – спросил Ван Вейтерен, когда Подворский перестал кашлять.
– Что?
– Приятель Блэве. Как его звали?
– Понятия не имею, – ответил Подворский.
– Он что, не представился? – спросил Мюнстер.
– Может, и представился, но не станете же вы требовать от меня, чтобы я помнил имя человека, которому набил морду двенадцать лет назад…
– Десять, – уточнил Ван Вейтерен. – Как его звали?
– Какого черта? – взревел Подворский. – Вы что, совсем спятили? Что тут вообще происходит?
Ван Вейтерен выдержал паузу, пока Подворский зло смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого, словно и впрямь размышлял, не сидят ли перед ним пара сумасшедших вместо двух полицейских.
Хотя в его представлении, как догадался Мюнстер, разница была невелика.
– Его звали Морис Рюме, – сказал Ван Вейтерен.
Подворский разинул рот.
– Вот проклятие! – сказал он наконец.
Откинувшись на стуле, он на некоторое время задумался.
– В общем, так, – выдавил он. – Уясните себе одну вещь – тогда, в том гребаном баре, мне не удалось его укокошить, а после того случая – тем более. У вас есть ко мне еще вопросы?
– В данный момент – нет, – ответил Ван Вейтерен и снова поднялся. – Но ты посиди, подумай об этом. Может, мы еще вернемся к нашему разговору.
Он постучал в дверь, и в помещение вошли Кропке и Мосер с наручниками.
– Тьфу на вас, ни дна вам ни покрышки! – проговорил Подворский, и это явно было сказано от души.
Решение отпустить Эугена Подворского и как можно скорее проинформировать СМИ об исчезновении инспектора Мёрк было принято в воскресенье, в девять часов вечера, тремя голосами против одного. Баусен, Мюнстер и Ван Вейтерен высказались «за», Кропке «против». Мосер воздержался, видимо несколько сбитый с толку неожиданным и исключительно временным демократическим порядком.
– Я поговорю сегодня с Крэйкшанком, – сказал Ван Вейтерен. – Обещал ему некоторое преимущество перед другими. Пресс-конференция завтра во второй половине дня?
Баусен кивнул:
– В три часа. И теперь нам придется учитывать всеобщую шумиху… телевидение, радио, вся тяжелая артиллерия. Не каждый день убийцы поднимают руку на полицейских.
– Многие считают, что должно быть наоборот, – усмехнулся Ван Вейтерен. – Иногда я даже начинаю их понимать.
– Что скажем о Подворском? – спросил Кропке.