Точка невозврата
Шрифт:
В Москве было девять часов пятнадцать минут.
ГлаваII. Война.
Где- то вдалеке играл патефон. Над голубой гладью Истринского водохранилища летел сладкий голос и слова «… в парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир зацветает миндаль…
Над головами загорающих на песке и дурачащихся и бултыхающихся в воде отдыхающих закручивался вкусный, заносимый теплым игривым ветерком дымок шашлычной.
– Догоняй, – со смехом крикнула Маша, выскользнула из объятий Михаила и кролем рванула прочь от берега. Михаил в несколько взмахов догнал девушку, обнял за тонкую талию, поднял на руки, целуя мокрые губы и щеки, и только тогда оба услышали Вовкин голос. Вовка – младший тринадцатилетний брат Миши – стоял по щиколотки в воде, махал рукой и кричал, и звал на берег. За ним на песке переминался с ноги на ногу и тоже махал рукой молодой парень в черной кожаной куртке, шлеме и мотоциклетных крагах.
На зеленой, ниспадающей к пляжу полянке, одним колесом на песке как рогатый черный козел, стоял мотоцикл, облепленный любопытной малышнёй.
Михаил нежно взял девушку за руку и, поднимая фонтаны брызг, оба побежали к Вовке и парню в коже и шлеме. Когда пара выскочила из воды на берег, кожаный подобрался, по- военному бросил руку к шлему: – Сержант Колдасов, – и негромко, и без всяких предисловий сказал: – Товарищ старший лейтенант, приказано немедленно доставить вас на базу, – повернулся и пошел, было, к мотоциклу, но голос Михаила остановил его.
– Сержант Сергей, стой! Ты Устав проглотил что ли? Что уж так- то, друг Серко?
Сержант Колдасов остановился, развернулся, просиял зубастой улыбкой и в два прыжка подскочил к Михаилу. Друзья обнялись, похлопывая друг друга по спине и радостно восклицая: «Мишка! Серко!». Но вот Колдасов отстранился, его лицо снова стало серьезным, он вздохнул, посмотрел на часы, потом на счастливую пару и виновато бросил «так я жду» и пошел к мотоциклу.
Сверкавшие радостью огромные голубые глаза Маши, вмиг погасли, в них поселилась растерянность и тревога. Михаил обнял прильнувшую к нему девушку и, целуя мокрые волосы, шептал: – Я люблю тебя! Я скоро вернусь! – Слезы девушки, смешиваясь со стекающей с волос водой, капали на песок. – А вот этого, Машутка, не надо, прошу тебя, – с напускной строгостью сказал Михаил, повернулся к Вовке и сказал: – Брат, ты уже большой, остаешься за старшего! Ну, всё! Пока! – Миша прихватил майку и брюки и направился к мотоциклу. Взревел мотор, из- под колес вылетел фонтан песка, и машина с седоками скрылась из виду.
Над голубой водной гладью сладкий голос нёс слова: «…снятся твои золотистые косы, снится мне свет твой, весна и любовь…»
До деревни Лыткино рычащий зверь донесся за пять минут. Вот поворот к дому и мама, стоящая у калитки с узелком в руках.
– Мама! Что ты стоишь здесь?
– Тебя жду сынок! Знаю будешь торопиться, вот пирожков собрала тебе в дорогу.
– Пойдем, пойдем, мама! – Михаил увлек за собой женщину в дом, на ходу успокаивая ее, – я ненадолго, мама, я скоро вернусь! И отцу напиши, что у меня всё в порядке пусть не волнуется.
Отец – Иван Михайлович – уже два месяца как уехал в командировку в Казахстан на строительство металлургического комбината.
Через пару минут сержант Колдасов увидел, как в дверях дома появился Михаил, но уже в военной форме, обнял и троекратно расцеловал растерянную и расстроенную женщину и побежал к калитке.
– Миша! А пирожки? – женщина в вытянутой руке держала узелок. Михаил развернулся, вернулся, взял узелок еще раз обнял и расцеловал мать и побежал к мотоциклу. Мама стояла и крестила его вслед.
Михаил засунул пилотку за голенище сапога, чтобы не сдуло с головы на бешеной скорости, запрыгнул в седло и скомандовал: – Вперед! – Машина взревела и рванулась с места.
На Красногорской базе царила суета. На небольшом пятачке сгрудился с десяток грузовых тентованых ЗИСов с откинутыми задними бортами и людскими хвостами на погрузку. Слышался смех и резкие возгласы команд.
Колдасов загнал мотоцикл под навес, повесил на крючок куртку, а на полку пристроил шлем и краги, натянул на голову пилотку, поправил гимнастерку и бегом забежал в здание. Пробыл он там не более минуты, вышел и махнул рукой Михаилу подзывая его к одной из стоящих в ряд Эмок. Водитель машины был на месте и сразу завел двигатель, как только Михаил и Колдасов разместились на заднем сиденье. Место рядом с водителем тут же занял непонятно откуда взявшийся человек в военной форме. Его лица Михаил не увидел, увидел только полковничьи шпалы на петлицах. Что- то знакомое было в манере двигаться этого человека, да и его затылок показался Михаилу знакомым. Человек развернулся на сиденье назад, и Михаил радостно и удивленно, и совсем не по- уставному воскликнул: – Дядя Макс? Вы?
– Я это, я! – рассмеялся Серебрянский, – поехали, поехали! (Дядя Макс – один из оперативных псевдонимов Серебрянского. Прим. авт.) Машина покинула территорию базы и понеслась в сторону Москвы. Серебрянский коротко пояснил: – Мы выдвигаемся в Тушино. Оттуда сразу вылетим к месту назначения. Все подробности – в самолете.
В Тушине жизнь тоже била ключом. Одни выгнанные из ангаров транспортники стояли под загрузкой, другие уже двигались, выруливая к взлетной полосе.
Серебрянский сверился по бумажке, протянул руку и сказал водителю: – Вот он наш борт! – В дальнем конце площадки стоял транспортник ПС, под крыльями которого прямо на траве сидели или лежали молодые парни в военной форме. При приближении легковой машины все вскочили на ноги и выстроились в шеренгу вдоль самолета. Как только Серебрянский вышел из машины к нему подбежал командир экипажа. Приняв доклад о готовности самолета к вылету, полковник бросил: – Заводи, – и повернулся к майору и двум подбежавшим лейтенантам. Те доложили о готовности первой, второй и третьей группы к загрузке. Серебрянский тут же громко скомандовал: – Первая, вторая, третья группы – на посадку, четвертая – на месте!
На месте остались пятеро ребят с любопытством смотрящих на Михаила и Колдасова.
– Дядя Макс, – тихо спросил Михаил, – а вот эти двое жилистых ребят братья? Так похожи друг на друга!
Серебрянский улыбнулся и также тихо ответил: – Нет, они не братья, но, да, похожи! И оба Саши. Александр Передера и Александр Яковлев. Того, что слева ребята Сашей кличут, а другого – Искандером. А еще есть два Ивана. Да. Иван Большой и Иван Малой. Ну, и Гюнтер.
Полковник взмахом руки подозвал ребят к себе и сказал: – Представляю: – Командир четвертой группы старший лейтенант Крюков, замкомандира группы сержант Колдасов. Знакомьтесь!
Пока ребята представлялись и пожимали друг другу руки летчики запустили двигатели. Серебрянский снял с себя сумку- планшет и со словами «там карта и данные на твоих ребят. Изучишь в полете. Карту и планшет оставишь себе, послужные списки вернешь мне» передал ее Михаилу и приказал: – На посадку. – Все заскочили по лесенке на борт, бортстрелок втащил ее в чрево самолета и закрыл люк. Самолет начал руление.
Угнездившись после взлета кое- как на жесткой металлической скамейке, Михаил внимательно прочитал документы, характеризующие его новых подчиненных, затем достал и развернул карту. «Вот оно как! Восточная Пруссия! А этот красный крестик между Пиллау и Раушен? Боже мой! Это война, это война!»
Серебрянский, словно услышав мысленный возглас Михаила, пригнувшись приближался к нему, показывая знаком освободить ему место. Вот он втиснулся рядом, поднял глаза на Михаила и, перекрывая шум двигателей, прокричал: – Ты уже понял? – Михаил утвердительно кивнул головой и прокричал в ответ: – Да, понял! Это война!
– Да, это война! – подтвердил Серебрянский, ткнул пальцем в крестик на карте и припал к Михайлову уху, – это район планерного десантирования. Операция будет проведена сегодня. Да, сегодня! Каждой группе будет выделено два планера. Один для транспортировки личного состава, другой – грузовой – для боекомплекта, мин, сухпайков и вспомогательных материалов.