Точка опоры
Шрифт:
Кельнер принес всем яичницу на продолговатых саксонских тарелках с рисунками оленей по углам, спросил, кому подать кофе, кому чай.
— Кава, кава! — подпрыгивал Волька и хлопал в ладошки.
— Молодому человеку — какао, — сказала Засулич кельнеру.
— А мне, пожалуйста, чай, — попросила Анна Ильинична, оторвав глаза от сирени. — Кофе надоел.
Волька уже стоял на коленках на лавке, беленькая, как отцветший одуванчик, голова его едва виднелась над столешницей. Мальчуган обеими руками обхватил чашку, понемногу отпивал какао и от удовольствия
— А кофе здесь всегда ароматный! — похвалил Мартов. — После такого даже курить долго не хочется.
Владимир Ильич опять принялся расспрашивать жену о Питере. Оказалось, что из старых друзей там остался один Степан Радченко. Что же он зевает? Как мог допустить, чтобы «Союзом борьбы» завладели «экономисты»?
— Ты же знаешь: Степан тихий, во всем осторожный, — заметил Мартов.
— Осторожность не лишняя, если она не в ущерб делу, — сказал Владимир Ильич.
— У Степана в ущерб. Мне было даже досадно. После того как его Любу сослали в Харьков, он так законспирировался, что я с трудом отыскала его. А поговорить нам было о чем. Вспомнили наши кружки, сходки. И он обещал писать.
— Письмо от него пришло. Просит новый номер «Искры». И ты ему завтра же напиши.
— Уже — задание! — улыбнулась Надежда Константиновна.
— Ответ Степану нельзя откладывать. Ему там трудно. Он теряется. Ждет совета. Вот и напиши: пусть посылает людей за чемоданами на наш релинский склад. Адрес я дам. Пароль: от Петрова.
— Твой новый псевдоним?!
— И не последний… А Степан пока что может съездить к Лепешинскому, взять «Искру» у него. И еще напиши: ждем от него различных литературных легальных материалов: читаных газет, журналов, сборников, отчетов земских управ, изданий Статистического комитета. Чем больше, тем лучше. Да, я тебя отвлек. Ты еще что-то хотела рассказать. Кто там есть из надежных людей?
— У Степана я встретилась с его младшим братом Иваном. Внешне очень похож на старшего: такая же курчавая бородка, только погуще. Сам похудощавее. Да еще очки. А характером, думается, покрепче Степана, смелее. Кремневее. Живой, подвижный. Готов развозить нашу литературу по всей России-матушке. Не знаю, ладно ли я ему сказала…
— Весьма своевременно! — отозвался Мартов.
— Великолепно! — воскликнул Владимир Ильич. — Как раз то, чего нам недоставало. Зубатов пустил по стране своих «летучих» филеров, а мы отправим разъездных агентов. Они обеспечат нам связь с комитетами, откроют глаза на все движение. Хорошо!
— Любите и жалуйте первого из них! — торжествующе улыбнулась Надежда Константиновна. — Кличку он себе придумал — Аркадий. И о шифре мы договорились.
— Секретарь уже работает! — похвалил Мартов. — И Димочку можно отпускать спокойно.
— А мне жаль… — вздохнула Вера Ивановна, серые глаза ее от нахлынувшей грусти потемнели, и она подхватила мальчугана к себе на колени. — Жаль расставаться…
3
После
— Просидят весь день, — ухмыльнулся Владимир, — Юлий даст волю своему красноречию!
Когда привезли вещи, Владимир Ильич пошел в типографию Маскимуса Эрнста, где теперь печаталась «Искра», — ему не терпелось прочесть полосу с машины, — и Димка обрадовалась, что они остались вдвоем.
— Надежда Константиновна, миленькая, я уже все приготовила. Принимайте скорее. Я не привыкла ничего откладывать. Делаю все сразу. Как говорится, на ходу. Без промедления. Вот вам неиспользованные рукописи. Вот последняя почта.
Надежда перебирала письма. На конвертах — почтовые штемпели Берлина, Праги, Брюсселя, Парижа… На одном даже — Лондон. Так вот какими окольными путями добираются из России корреспонденции для партийной газеты!
Димка, выдвинув ящик стола, достала синюю тетрадку:
— Здесь записаны адреса наших агентов и авторов, в папке — копии ответов. Давайте присядем, и я поясню. Вот хотя бы это наше последнее письмо. К одному из активных агентов в Москве. У меня тут зашифровано: Графачуфу. Понимаете? Грачу!
— Немудреный шифр. Ребячий!
— Ну, уж как могла… Мы так шифровали в «Союзе борьбы», когда вы уже были в Сибири. И из вятской ссылки я так писала.
— И жандармы, думаете, не догадывались?
— Не знаю, чтобы кто-нибудь провалился из-за такого шифра.
— А что вы сообщали Грачу? Кстати, кто он?
— Вы не знаете Грача?! Вот не думала!.. Николай Эрнестович Бауман, по профессии ветеринарный врач. Тут — явка к нему: Москва, бойни, спросить Николая Петровича Орлова. А вот это мы писали Бабушкину.
— Ивану Васильевичу?! Товарищу Богдану?! Вот радость! У нас в Питере он был учеником рабочей школы. Писал листовки.
— И в «Искру» пишет. Откуда? А вот мы его связывали с Грачом. Видите: «Теперешний адрес Бафубуфушкифуна город Покров…»
— Опять это фу-фу-фу! Да вы же могли его провалить.
— Не волнуйтесь, милая. Бабушкин цел и невредим. Вчера прислал новые заметки. Вот они. Читайте. А я, знаете, ни капельки не сомневалась, что вы меня сразу замените. О вашей деловитости от Юлия Осиповича наслышана. Голубушка, Надежда!.. Позвольте мне называть так. Ближе, сердечнее…
— Можешь — просто Надей.
— Вот хорошо! — Димка обняла новую знакомую, поцеловала в щеку. — Я в тебе не ошиблась. Ты меня очень выручила. Я сейчас же пойду на телеграф и обрадую мужа: «Завтра утром выезжаю». У меня сборы недолгие. А с тобой, Наденька, — мое сердце чует, — мы еще поработаем вместе.
Она накинула на плечи ротонду.
Надежда, провожая Инну глазами, удивилась тому, что при своей ужасной стеснительности так быстро и так просто перешла с ней на «ты».
Димка, спохватившись, остановилась у порога: