Точка отрыва

Коллектив авторов

Камнем его в сердцах прозвал дядя, отчаявшись приохотить Дарри к семейному делу, а там и прилипло. Дядя Двалин, заменивший ему отца и мать, был одним из самых уважаемых оружейников в Лесной гряде, а уж в работе с Серой сталью равных ему и вовсе не было. Дарри, милостью Богов, металл чувствовал и со временем смог бы стать отличным слесарем и достойной сменой Двалину.

Но не лежала у него душа к работе с латунью, бронзой, железом или сталью. Зато с камнем он возился — не оторвешь даже на обед. И, признаться, оно того стоило — он мог и штрек пробить быстрее всех, и грубую кладку сделать без раствора — иглу между камнями не просунуть, а держала так, что у иного-прочего и с крепящими рунами похуже будет. Руны он только начал осваивать, но наставники уже задумчиво гладили бороды и переглядывались. А один из них, Великий мастер Рун и Камня Килли, древний, как сами горы, сказал дяде, что умрет спокойно, ибо увидел того, кто не только сменит его, но и превзойдет. Что же до тонкой резьбы и кружев из полудрагоценных камней — тут он еще не достиг истинного мастерства, но был близок к тому. Дарри чувствовал камень, а камень чувствовал его. Им нравилось работать вместе — Дарри и камню. Пожалуй, только это и удерживало дядю Двалина от исполнения своего самого заветного желания — вернуть Дарри в оружейную мастерскую. Ну и увесистый кулак Великого мастера Килли, поднесенный к самому носу старого оружейника, когда тот неосторожно обмолвился о своих планах в отношении племянника.

Двалин, конечно, погорячился, ляпнув этакое старому Рунознатцу и Рунопевцу, погрозившему вынести дело на совет клана. Но уж больно его желание было неодолимым. Во-первых, Дарри, как ни отбрыкивался, к металлу дар имел, хоть и меньше, чем к камню. Во-вторых, у Двалина было две дочери, а им дело, кроме как торговую его часть, не передашь. Сын тоже был, но пока совсем малявка, и что из него вырастет — тайна гор. А тут — почти готовый мастер и родная кровь. Ну и, наконец, хотя и по важности, наверное, можно бы и не в конце упомянуть. Учение у мастеров, особенно таких, как он сам или Килли, стоило дорого. Очень дорого. А жадничать и экономить, обучая способного парня не в полную меру его сил — так и уважение в роду потеряешь, каким бы мастером ты ни был. А как было бы прекрасно учить Дарри самому — и все почитают, и деньги в доме остались бы! Но — племянник был непреклонен, как тот самый камень. В оружейной мастерской он лишь тянул лямку, хотя и старательно — что же он за гном, если не хочет еще одно ремесло освоить? Зато с камнем его душа пела и ликовала. Так вот и стал он Камнем, по трем причинам. Первая — работать с ним любил. Вторая — упрям, как гранит, нет, как камень Прародителя! Не буду, мол, и все тут!

Третья… Была и третья. Он был настоящим камнем в сапоге у дяди, по этой самой третьей причине. Ну, то что в нем не хватало положенного гному степенства — так это он мальчишка еще. До Большой жизни [4] , когда гном уходит на четыре года в Большой мир проверить себя и пожить вне рода, ему еще добрый десяток лет расти-учиться. А Дарри было интересно с людишками, вот в чем беда таилась. И ладно бы только с Пришлыми, те хоть в механике сильны и на выдумки горазды не хуже гномов. Знают многое, так что и поучиться у них в чем-то не грех. Да и порядочность, по-людски торопливая, в них есть. Но и Пришлые, хоть и получше будут — тоже ведь людишки… Суетливые, скорожилки — что с них взять? Так ведь он, Дарри, и с нордлингами, и с озерниками, и с армирцами — со всей этой шелупонью норовит пообщаться. С охранниками, с купцами, приезжающими в урочный клановый срок на торги… И не совестно ему! Интересно, вишь, что в мире творится и как там устроено все! Того и гляди, с орками хороводиться удумает — большим позором будет только, если на эльфийке удумает жениться!

4

Большая жизнь — специфический гномий обычай. В возрасте около сорока лет гном может отправиться пожить в большом мире, поодаль от своих гор, на четыре года. Делается это для того, чтобы молодежь осознано принимала решение оставаться в общине со строгими правилами (сорок лет — для гнома не возраст). Большинство гномов из тех, кто воспользовался «большой жизнью», возвращаются назад, единицы остаются жить среди людей, но их никто не винит. Если же гном покидает общину не в период «большой жизни», то его полагают если не предателем, то кем-то вроде того. А.Круз, «У Великой реки. Битва», примечание №42. Кроме того, это коррелируется и с обычаем предков в отношении женитьбы и романов: «Да не возьмет муж нашего народа деву нашего народа, пока не минет ей тридцать лет и три года, а мужу — сорок и четыре» Правда, «не нашего народа» вполне можно и не возбраняется. И не осуждается, ни в отношении молодых гномов, ни молодых гном.

Поразмыслив, Двалин решил, что парню надо как следует обжечься, пусть даже и с потерями в деньгах или гордости. Не поняв, что все людишки — жулики, ну, пожалуй, кроме некоторых Пришлых, не набив собственных шишек — добрым гномом не стать!

Да и людские магики в Лесную гряду редко попадали. А, изучая руны, хорошо бы понимать и то, кто и как их снять или взломать может. Так что мысль отправить ненадолго и под приглядом племянника в людской мир сейчас, задолго до Большой жизни, сверлом вгрызлась в голову доброго мастера. А уж если гном, что взял к себе в башку — тут и людской динамит не поможет эту задумку выбить! И когда он узнал, что старейшина Рарри направляет колонну из двух ЗИЛков с товаром к Пришлым в Пограничный — долго не раздумывал. Двалин отправился к старейшине и, не утаивая причин, у гномов это вовсе не принято, убедил его взять племянника в качестве охранника. Вообще-то это было не в обычае, хотя прямо предками и не запрещалось. Конечно, Дарри прошел обязательную воинскую подготовку и начальную, первую из трех, службу в хирде, но все же в охрану торговых караванов обычно брали гномов опытных в бою. Ну, или нанимали людей. Стреляли те, надо признать, получше гномов. Рарри, как водится, поупирался, но, во-первых, стволы и затворные группы работы Двалина были чуть ли не самой ценной частью груза, во-вторых, старейшина и сам тут был не без греха. Обычно на торги и даже на важные переговоры ездили гномы званием попроще, приказчики там или управляющие. Видно, ему очень уж хотелось развеяться, и в этот раз Рарри решил возглавить колонну сам. Так что взаимопонимание быстро, всего через полчаса взаимных упреков, хлопанья массивных ладоней по столу, сопения и споров было достигнуто, а затем и закреплено добрым пивом.

Дарри, не подозревая о хитрых планах и коварных расчетах дяди, узнав о поездке, совсем было забыл про гномью степенность, и только насупленные кустистые брови дяди Двалина охладили его неуместные восторги. Нет, он, конечно, не сидел в родных пещерах на цепи и в людских поселениях бывал, но то были мелкие городишки аборигенов или торжища при замках владетельных баронов. Это все было — рукой подать и давно не интересно, как все хорошо знакомое. А вот так — за четыре, а то и за пять с половиной, если старейшина решит ехать не через Вирац, а по Марианской переправе, сотен верст, да в большой город Пришлых! Он воспринял это как подарок. Так что весь день перед отъездом, проведенный, как водится, в бане, дяде пришлось вбивать наставления и поучения в каменную башку племянника, который всеми своими мыслями уже пребывал на пути в большой город. Хотя в бане о делах и не принято говорить, но не удержался. Впрочем, баня и доброе тверское пиво придали ему благодушия, и напоследок уже, отдыхая, весь красный и распаренный, не забыл еще раз дотошно перечислить заказы на покупки в Пограничном. Кроме денег на эти самые заказы выдал племяннику на расходы неожиданно для самого себя много, вдвое больше того, что собирался дать вначале.

— Вот, — сказал он, протягивая взятый из резного шкафчика кисет из кожи выворотня, — тут шестьдесят марок. И тут…— он вновь потянулся к шкафчику и вытянул из заговоренного только на него ящичка тяжелый цилиндрик в плотной коричневатой бумаге, — еще столько же. Добрых гномьих марок, людскими кругляшами — это триста тверских рублей. Тебе точно должно хватить.

Заметив ошалевшие глаза племянника, он грозно сдвинул брови и рявкнул:

— Да не транжирь там! С толком потрать, на дельное что! А не найдешь дельного, так лучше назад привези! — и отхлебнул пива из солидной кружки, покуда племянник пересчитывал увесистые желтые монеты толстыми, заскорузлыми, с въевшимися в поры маслом и каменной пылью пальцами...

Рано утром Дарри, в кольчуге собственной работы, с прекрасной винтовкой дядиной выделки, не менее прекрасными топором, револьвером и ножом на поясе, а также вещмешком размером с небольшой утес, занял свое место в кузове второго грузовика. Вместе с ним ехал Гимли, почтенный и крайне раздраженный гном, ур-барак [5] в отставке, командовавший охраной каравана. Раздражен же он был тем, что ему навязали нового, не притертого к их отряду и непонятного пока сосунка, который лишь подземные демоны знают, как еще себя проявит. О чем громогласно и провозгласил из спутанных кущей, в забывчивости названных им бородой. Упрямый еще больше, чем любой другой гном, Дарри, оправдывая свое прозвище, не стал обращать внимания ни на почтенный возраст собеседника, ни на его звание и должность. Он сварливо ответил:

5

Ур-барак — унтер-офицерское звание у гномов, водитель одной двадцатой хирда. (прим. автора)

— Я добрый член общины и выполняю свой долг, как положено и как велят обычаи!

— Ишь ты! Член, мать ее в камень ети, общины! А я что — дырка в ейной заднице? Я, поди, еще почленистей тебя буду!

— При всем уважении, я никому не дам мной попусту понукать. Выполнить все готов как должно, а за свои промашки отвечу сам, как водится по обычаю предков! Но обзывать попусту сосунком и позорить своё имя и семью не дам никому!

Ершистость молокососа неожиданно понравилась Гимли, он захохотал так, что заглушил заработавший мотор, и хлопнул парня по плечу. Правда, величие момента смазалось тем, что грузовик как раз тронулся, и Гимли при этом с размаху сел на задницу поверх груза. Это развеселило его еще больше и, утирая слезы с пронзительно-голубых, как, впрочем, у всех гномов, глаз, он спросил:

— Ты гля, какой сурьезный! На положено — давно наложено. А как, кстати, велят обычаи, ась?

Дарри вскоре перестал считать своего дядю занудой и дотошным приставалой. По сравнению с Гимли, дядя казался теперь легкомысленным, как танцующий армирец. До самого первого привала ур-барак гонял Камня в хвост и гриву вопросами о действиях часового ночью, о мантикорах, упырях, лихих людях и способах борьбы со всеми этими напастями. А на привале гонял уже не вопросами, а вводными и учебным поединком на секирах в чехлах. Наконец, смилостивившись, он объявил, что, возможно, из Дарри и выйдет что-то путное, а не ходячий бурдюк для пива и пердежа. И пообещал, заметив улыбающиеся на этот цирк с конями лица других стражей, на следующем привале учения для всей охраны — для слаживания и «избежанья для». Последнее было непонятно, но настораживало, и улыбки как-то подувяли.

Во время второго перегона Гимли окончательно пришел в доброе расположение духа — то ли проявленная власть уняла раздражение, то ли Дарри и в самом деле ему глянулся. Так что расспросы сменились неторопливым разговором и умеренной похвальбой ветерана. Да и Дарри остыл. В самом деле, ур-барак ходил в боевые походы, когда он еще сопли на кулак наматывал. Протянув добытый из мешка ломоть сыровяленого окорока, делать которые тетушка Борна была великая мастерица, он окончательно растопил ледок, и уже Гимли поделился с ним глотком пива, что не возбранялось даже гномьим часовым. В итоге учения на втором привале были, но не мучительские, а вовсе даже полезные. Гимли весьма толково охарактеризовал ему всех гномов охраны и тех, кто должен был, в случае нападения помогать, то есть племянников старейшины Дарри, Балина и еще одного Балина. Им же описал Дарри (образно, но не обидно) и выстроил наилучшую, с учетом их умений и навыков диспозицию. Затем, пару раз отработав его вводные все вместе, они худо-бедно освоились как единая команда. Скорее, худо. Все же Камень был новичком, и опыта не имел. Так что из-за него несколько раз приходилось все начинать сначала, пока результат не устроил Гимли. Привал в итоге затянулся, но это и планировалось изначально. Доехать-то до Пограничного можно было бы и за день — старейшина Рарри выбрал дорогу через Вирац, хотя пошлины в баронстве и были выше, чем в Марианском герцогстве. Зато путь на полтораста верст короче и, надо признать, благодаря Ас-Мирену, главе тайной службы баронства — «Камеры знаний», на дорогах было куда как безопасней. Но вот к переправе через Улар они добрались бы уже к самому вечеру, и был риск застрять перед паромной пристанью на ночь, если очередь будет большой. Разумней было заночевать не в поле, а под крышей и надежной защитой стен, а старейшина Рарри, как любой гном, а тем более, такой важный, риска не любил. Так что на ночевку они встали довольно рано, едва въехав в Вирац и заплатив на въезде баронскую пошлину. А может, дело было в том, что гостиница, в которой они расположились, уже двести лет славилась своими запеченными по особому рецепту поросятами. Поросята — это важно, особенно с хорошим пивом, и в обеденном зале было тесно и многолюдно.