Точка разлома
Шрифт:
«Постапокалипсис. Сага Выживших», – прочел он название книги.
Макс стоял, не понимая: потерял он мечту или обрел ее вновь?
Наверное, ему нужно было побывать тут, оказаться среди нетронутого интерьера, принадлежащего к прошлой жизни, чтобы окончательно понять, насколько сильно отчужденные пространства изменили его. Да, он сломался после Катастрофы, превратился в бродягу, потерял всякое уважение к себе и окружающим, жил инстинктами, будто зверь. Потом изнывал от ужаса, попав сюда, в жуткий мир внутри мира. Максим переродился, с
Но не вышло ведь? Не вышло?!
Горькая гримаса исказила его черты. «Я выжил. Научился ценить вкус глотка чистой воды. Я знаю цену каждому своему вдоху. Меня раздавили, но я встал. Куда я хотел уйти? Во Внешний Мир, где самый ужасающий из бестселлеров – лишь бледная тень по сравнению с одним прожитым тут днем?»
Он еще раз обвел взглядом уютную комнату.
Дверь в прошлое закрылась. Он понял, что предел его стремлений уже давно не ограничивается мягким диваном, банкой пива и страшненькой сказкой на ночь.
Ступени уводили вверх.
Несколько сумеречных лестничных маршей, каждый шаг – в такт глухим, неровным ударам сердца, пока стены внезапно не начали изламываться трещинами, серый свет ударил косыми столбами сквозь проломы, и Максим, поднявшись по искаженным пульсацией ступеням, внезапно вышел на уровень верхнего из уцелевших этажей.
Огрызки оплавленных стен разбегались в стороны, замыкая в своеобразный периметр жуткий, тщательно ухоженный садик из сросшихся с арматурой металлорастений.
Сердце Макса билось все чаще и глуше.
Седые облака текли по кругу, омывая фрагменты стен.
Небеса искажались, опускаясь так низко, что до них легко было дотянуться рукой.
Никого…
Он в смятении осмотрелся.
Все в точности повторяло видение из его снов: в углублении просевшего перекрытия ртутно поблескивал металлический прудик, в стороне, чуть правее, пузырились лужицы фрича, на небольшой полянке в окружении «Титановых Лоз», растрепанной «путанки», «Адского шиповника» и еще нескольких неизвестных Максу металлорастений стоял стол, на нем в хрупкой, тонкой, высокой фарфоровой вазе серебрились веточки с созревшими н-капсулами, рядом лежали две плазменные гранаты, раскрытая на середине книга, пустая чашка…
Он замер.
В душе Максима царило смятение.
Он внезапно понял – это она вывела его из гиблых подземелий, указывая путь, заставляя вставать и идти, когда уже не оставалось сил…
Она изгибалась над его головой атакующими плетями металлических лиан, она закрыла его от удара микропульсации в момент, когда рушился комплекс «Стража».
Она любила его, горько, отчаянно, беззаветно, с того рокового момента, как их души случайно соприкоснулись в едином информационном поле техноса…
Но что я скажу ей?
Что потерял друзей, пережил очередное предательство, не смог, не успел дотянуться до единственной адекватной установки «Стража»,
– Макс…
Он вздрогнул, медленно повернулся.
Яна стояла в двух шагах от него.
Ветер трепал ее легкое платье, ерошил волосы, по лицу скользили едва уловимые металлизированные пятнышки.
– Макс. – Она первой шагнула к нему, коснулась его лица дрожащими пальцами. – Я хочу уйти отсюда.
– Зачем? Чтобы погибнуть? Убивать других? – глухо и напряженно спросил он. – Искать несуществующий смысл в этом хаосе механической эволюции?
– Нет. Это наш мир, – тихо произнесла Яна. – И в нем больше смысла, чем ты думаешь. Холм – клетка. А я хочу жить. Жить… как ты.
Ее пальцы коснулись застывших, изуродовавших лицо Максима металлических стяжек, и те вдруг размягчились, превращаясь в пятна, затем как будто впитались в кожу, разглаживая, восстанавливая его черты, возвращая способность к мимике.
Глаза Яны лучились счастьем.
Обыкновенным человеческим счастьем, оттого, что он тут, рядом, живой, напряженный, растерянный, прошедший через ад. Макс из ее отчаянных снов, единственный, кто поверил в ее существование и очертя голову, бросив все, пошел на свет ускользающей, безнадежной и практически нереальной надежды.
Их взгляды встретились, пальцы сплелись.
Низкие облака скользили по кругу, темнея, пытаясь замкнуть в непроницаемый кокон две человеческие фигуры, аномалия Зыбучего Холма змеилась искажениями, как будто кто-то в недрах таинственного Узла с удивлением и страхом осознал в этот миг: есть нечто, не поддающееся оцифровке, – последний рубеж обороны человеческих душ, чувство, неподвластное логике, не имеющее аналогов в мире машин.
Чувство, определяющее, что ты все еще человек.
Эпилог
Неизвестная точка пространства…
Я прошел… Прошел… Прошел…
Спасительная мысль билась в рассудке Тима, не позволяя ему отчаяться. Свет погас, ослепительное искажение, пронесшееся по теснине подземного уровня, исчезло, он упал, затем вскочил, побежал, двигаясь наугад, спотыкаясь, падая и снова вставая.
Ужас и надежда толкали Тима вперед.
Он не понимал, где оказался, похоже, что пульсация выбросила его в ином уровне подземелий. Гонта заставил Тима снять бронескафандр, и сейчас на нем осталась лишь легкая сталкерская экипировка, оснащенная дыхательной маской и слабенькими сканерами, но именно они, передавая на чип мью-фона смазанную нечеткую картинку в зеленовато-серых тонах, позволили ему сориентироваться.
Длинный, теряющийся во мраке железнодорожный тоннель.
Огромные полуразрушенные ворота, расположенные через равные интервалы. Два рельсовых пути. Похоже на заброшенную ветку метро или какой-то военный объект.