Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)
Шрифт:
На следующий день под вечер, степенно откашлявшись, на пороге появился Кандым-ага. Обе половины его коврового хурджуна, перекинутого через плечо, странно топорщились, словно были набиты кирпичами. Старик, видимо, вконец вымотался. Опустившись на стул, он сказал Ахмеду:
— Развяжи и возьми все, что там есть.
В хурджуне оказались два ящика с горшками скромных, но настоящих, живых цветов.
— Это откуда же, Кандым-ага? — изумился Ахмед.
— Предки наши говорили: «Ешь себе виноград, а о винограднике
С минуту все молчали. Потом девушка подошла к старику, взяла его тяжелые руки и спрятала в шершавых ладонях мокрые щеки:
— Спасибо, дядя Кандым!
Шадурды Чарыев
Голос совести
(перевод Николая Золотарева)
Вода в арыке текла спокойно и тихо. Лишь камыши, которыми густо поросли его берега, шелестели под легкими дуновениями ветерка. Покой и тишину предзакатного часа время от времени лишь нарушало потрескивание перезревших дынь-вахарман, — у арыка раскинулись колхозные бахчи.
Чем ниже опускалось солнце, тем беспокойнее становилось на душе у бригадира. Он то и дело поднимался на прибрежный вал и, приложив ладонь козырьком ко лбу, всматривался в даль, — там чернела асфальтированная лента дороги.
— Каждый день у него какие-то причины. Брат шептана, а не человек, — ругался Вели-бригадир. — Вот что значит иметь дело с зелеными юнцами. То у него комсомольское собрание, то свидание. Интересно, что сегодня стряслось?
Спустившись к арыку, Вели зачерпнул пригоршней воды, плеснул себе в лицо, фыркнул от удовольствия.
— Вообще Джума парень с головой, — проговорил он. — И проворства ему не занимать…
Солнце бросало последние лучи на пышные султаны камыша, на одинокую фигуру бригадира и кучи дынь, покрытых густой сеткой неглубоких трещин. Вдали, у самого горизонта, по дороге бежали машины, но та, которую ожидал Вели, все не появлялась. И от этого на душе у него было тревожно и муторно.
— Брат шейтана… — выругался бригадир и вновь приложил ко лбу ладонь.
«Эх, Джума, Джума! Ты считаешь себя взрослым человеком. Мол, армию отслужил, что к чему, что хорошо, что плохо в этой жизни, понимаю. И все равно ты еще мальчишка».
Джума осмотрелся, — вдруг ему показалось, что кто-то рядом говорит все это, — никого. За окном мелькают кусты верблюжьей колючки и километровые столбы с гирляндами стрижей на проводах.
Он прибавил газу, стремясь уйти от упреков, но уже через минуту подумал, что это тоже «мальчишество», и сбросил газ.
…По возвращении из армии Джуму назначили шофером в механизированную хлопководческую бригаду в Хаузхан. Б бригаде пять-шесть механизаторов и столько же поливальщиков.
Как-то раз Джума сказал новому бригадиру:
— Вели-ага, — (а бригадир-то и старше него был всего на три-четыре года), — по-моему, бригадирство тебе пошло на пользу. Все-таки Хаузхан, целина…
— Поработай с мое, — ответил ему Вели, смахивая тыль-ной стороной ладони пот с лица, — и ты жирком заплывешь. Да если еще деньжата будут водиться…
Работа у Джумы была не из трудных — вовремя обеспечь бригаду продуктами, водой, горючим, и ты свободен. Если ты молод, полон сил и энергии, а новенькая машина твоя работает как зверь, — все эти обязанности чистая ерунда.
Должностью своею солдат был удовлетворен. Да и Джу-мой все в бригаде были довольны. Никто из окружающих не считал его мальчишкой, а напротив, относились к нему, как к человеку взрослому, серьезному и солидному.
Сегодня жаркий летний денек, и, несмотря на то, что стекла обоих окон опущены, в кабине духота. Да еще пары бензина дают о себе знать. «Надо как-то посмотреть мотор, где там бензин пробивает, — подумал Джума. — Не дело в новой машине глотать эту вонь».
Но не столько духота и неприятный запах мучали Джуму, сколько тот голос, что послышался ему только что: «Ты еще мальчишка…»
При въезде в город Джума остановил машину у арыка возле могучих деревьев. Он умылся, посидел в тени, послушал легкий, мелодичный разговор арычных струй с гибкими ветвями-косами красавиц ив, залил в булькающий радиатор холодной воды. Радиатор успокоился.
И только мысли, беспокойные и тревожные, по-прежнему клокотали в голове паренька. Словно кипящий плов в казане… «Так кто же я, мальчишка-несмышленыш или взрослый, самостоятельный мужчина?»
Джума открыл дверцу кабины, встал на подножку, собираясь сесть за руль. В нос ударил густой, пьянящий аромат дынь-вахарман, которыми доверху был загружен кузов. И Джума ощутил вдруг приятную истому, усталость. «Неужто я настолько молод и слаб, что меня может уморить дынный запах?..»
Но размышлять он долго не стал — захлопнул дверцу и включил мотор. Он торопился.
В Мары на знаменитом Зеленом базаре хаузханские вахар-ман расходились моментально. Здесь знали толк в хороших дынях.
— Я пятый раз беру у этого паренька, — нарочито громко и весело говорил почтенного вида, в очках, с аккуратной, клинышком бородкой, яшули. — Не дыни, а объедение. Люди, если вы любите дыни, покупайте у него! Только у него.
— Сынок, ты уж как-нибудь постарайся почаще привозить такие дыни. Хорошо?
— Ладно, — буркнул Джума, а сам подумал: «Ну, купил — спасибо, шагай себе дальше. Чего языком молоть?..»