Точка
Шрифт:
Он склонился, уткнулся лбом в рулевое колесо.
Что у него осталось? Только Греган. Греган, которого Стеф опознала в колонне хаймвера, марширующей по Редлиг-штросс. Дальше — пустота. Узнал ли ее Греган? Допустим, узнал. В шляпе, одетую под мальчишку. Некоторым хватает мгновения, чтобы мельком увидеть лицо. Но мог ли он как-то проследить за ними? Вполне, решил Искин. Они же не прятались. Какой-нибудь парень из колонны, не вызывая подозрений, вполне мог проехаться с ними в одном омнибусе. Или вовсе нанять такси. Марок в тридцать все путешествие и обошлось бы. Центр беженцев на Бюргер-плац — миграционное
Насколько Искин знал таких, как Греган, ребят, они не останавливались ни перед чем, чтобы наказать кого-то, кто уронил их авторитет. В их полубандитской или даже целиком криминальной среде сбежавшая из-под контроля девчонка вполне могла пошатнуть лидерство главаря. Во всяком случае вопросы у подчиненных «шестерок» обязательно возникли бы. А где вопросы, там и сомнения, так ли хорош главарь.
Искин завел «Олимпию».
Даже если он ошибется с Греганом, подумалось ему, он сможет выручить Кати. Стеф бы этого хотела.
Где находится улица герцога Вады, Искин знал. Он надеялся, что студенческую коммуну обнаружить там будет просто. К тому же у него был еще один ориентир — зоомагазин и бар «Старый Фридрих». От них он и начнет плясать, если что. Искин усмехнулся. Как много он помнит! Казалось, пропускал мимо ушей Стефину болтовню, но каждое слово, каждый жест, взгляд осели в памяти. Горчат только.
Он выехал с Мельберг-штросс и углубился в переплетение улочек и аллей старых районов, в которых то там, то здесь прорастали новые здания. Один раз его остановил полицейский и поинтересовался, в чем причина столь поздней поездки. Искин сказал вахмистру, что возвращается от друзей. Этого хватило. Полицейский посоветовал ему следить за временем и быть осторожным — впереди разобрали часть брусчатки.
— Спасибо, — сказал Искин.
Он выехал на улицу герцога Вады уже после часа ночи и понял, что в темноте никакого общежития не найдет. Редкие фонари лишь усугубляли чернильный мрак арок, подворотен и дворов. Как-то не верилось, что на настойчивый стук любопытного ночного гостя высыпет толпа доброжелательного народу и отведет к дверям коммуны. Скорее, выстрелят из ружья. А потом и мальчики подали ему сигнал, что им необходимо время для восполнения колонии и каких-то своих дел. Искин, вздохнув, сдался и переполз на заднее сиденье. Я отложу Грегана до утра, прошептал он, подбирая ноги, ты не против, Стеф?
Стеф была не против. Она теперь почти всегда согласно молчала. Даже внутри Искин не слышал ее голоса.
Он скрючился на сиденье. «Вальтер» врезался в бедро, но эта была не та боль, которую невозможно было вытерпеть. Искин попытался представить себе, каково это, когда тебя душат. Должно быть, все время не хватает воздуха.
— Нет, — сказала Стеф, — так ты не попадешь к морю.
— Почему? — спросил Искин.
— Я о таком способе не знаю.
Стеф повернулась к нему с переднего пассажирского сиденья.
Она была в пальто, подобранном ей Ирмой, тонкая шея пряталась в вороте рубашки, карие глаза смотрели с грустинкой.
— Что произошло? — спросил Искин.
Стеф легко пожала плечом.
— Я умерла, — улыбнулась она.
— Это неправильно, — сказал Искин.
Он попытался сесть, но не смог. Пришлось изучать девчонку лежа. Света не хватало разглядеть ее четко.
— Я
— Да, дочка, — сказал Искин.
— Ты не знаешь, где моя шляпа?
— Шляпа?
— Да.
— Зачем тебе шляпа?
— Кажется, я ее потеряла.
— Я поищу, — сказал Искин. — Все, что смогу. Прости меня.
— Ты очень добрый, — сказала Стеф.
Она наклонилась поцеловать его. Искин смутился.
— Я грязный.
— Это ничего, — сказала Стеф.
Ее губы коснулись его бритой щеки.
— Тепло, — сказал Искин и открыл глаза.
Было уже утро, солнце било в лобовое стекло, поблескивало в окнах, заливало светом близкую кирпичную стену. Прозвенев звонком, проехал велосипедист. Мелькнули силуэты мальчишек, заглядывавших внутрь салона и прыснувших прочь.
Искин сел. Мышцы спины отозвались болью.
Наверное, Аннет-Лилиан уже нашли в своем номере. Вызвана полиция, названо имя Петер. Интересно, допрошен ли Рамбаум? Впрочем, Людвиг Фодер для него мертв и вряд ли он что-то определенное сможет сказать по описанию. Администратор же, скорее всего, запомнил лишь то, что Петер был в плаще и имел царапину на лбу. Мог ли настоящий Петер иметь царапину? Без сомнения.
Правда, швейцар мог заметить, как он садился в автомобиль. Опознал ли швейцар марку? В любом случае, «Олимпия» была Искину уже не нужна. Он отогнал ее на соседнюю улочку и приткнул в глубине двора какого-то неопрятного дома к дощатому забору. Ключи выкинул в канаву. Бензина в «Олимпии» оставалось — чуть.
Скоро он нашел и зоомагазин, и бар. Через проулок от «Старого Фридриха» в цоколе старого, обросшего мхом здания располагалась кондитерская, и Искин зашел туда, чтобы понаблюдать за домом на противоположной стороне улицы. Стеф рассказывала, что стояла там у скамейки, продавая себя. Скамейка имелась. И окна начинались со второго этажа. То самое место. Искин надеялся, что Греган, как сутенер, не дал пустовать такому перспективному объекту получения выручки.
Он провел в кондитерской, наверное, полчаса, пока не сообразил, что ранним утром надеяться на появление кого-то из девушек — глупость несусветная. Те, кто всю ночь работали на Грегана, сейчас наверняка дрыхли без задних ног. Пожалуй, стоило дождаться вечера, но Искин был убежден, что времени у него мало. Все же если не хайматшутц, то местная безопасность могла взяться за убийство Аннет-Лилиан всерьез.
Он доел пирожное с кремом, допил кофе и, чувствуя, как благодарным теплом дышат под кожей мальчики, перешел улицу.
Весь глухой первый этаж за скамейкой был оклеен плакатами с рекламой фольдландовского кинофильма. С плакатов улыбалась нарисованная Марика Рекк.
«Гаспароне», прочитал Искин. Он вдруг подумал, видела ли фильм Стеф. Она, кажется, любила фильмы.
За домом был проход, который через вытоптанный двор вывел его на грязную улочку, а она в свою очередь, как ручей, впадающий в реку, вывела его на улицу герцога Вады. Обшарпанные дома, двух и трехэтажные, надвинулись на него. Каждый по своему виду годился в студенческие коммуны. Висело, лениво култыхаясь, белье. Курил табак старик в старом военном мундире. На пустыре за одним из домов уже гоняли мяч мальчишки. Ворота обозначали сложенные друг на друга кирпичи.