Точка
Шрифт:
— Кто? — услышал Искин сиплый со сна голос.
— Лем, — ответил он. — Леммер Искин.
— Сейчас.
За дверью покашляли, потом раздались шлепки босых ног. Щелкнул шпингалет. В кофте, наброшенной поверх ночной рубашки, Ирма выглянула наружу. Выглядела она хуже, чем обычно, изможденно.
— Лем?
Искин кивнул.
— Стеф у тебя?
— Нет. Почему? — Ирма потерла щеку, дотронулась до виска, лицо собралось в гримасу. — Что-то случилось?
— Ты видела ее вечером?
— Нет.
— И она не заходила?
Ирма качнула головой.
— Нет.
— Просто…
Искин задумался.
— Что, Стеф пропала? — спросила Ирма, обнимая себя руками.
— Нет-нет, ты спи, — сказал Искин. — Я разберусь.
Он шагнул от двери.
— Лем, — позвала Ирма.
— Да?
— У тебя царапина.
— Я знаю.
— И кровь на руке.
Искин нашел в себе силы улыбнуться.
— Небольшое происшествие. Ты спи.
— Ты серьезно?
— Да, спи, все в порядке.
— Ладно.
— Ложись, — как можно беспечнее сказал Искин.
Он знал, где искать. Злость разгоралась, звенела в сердце, в горле, выключала голову. Вышагивая по коридору, Искин начал постукивать по стене ребром ладони. Оскал разодрал рот. Бойся, бойся! Шмиц-Эрхаузен идет за тобой. Малыши, заразившись его настроением, шипели под кожей. Рвались в бой.
У пятидесятой Искин повернул голову и убедился, что Ирма вернулась в свою комнату. Хорошо. Ей смотреть не стоило.
Он напряг, отвел плечо, взял короткий разбег. Бумм! Хлипкий замок не выдержал. Выскочила, зазвенела по полу какая-то железка. Пружина, накладка, «собачка» — бог знает. Шрапнелью улетел к стене шуруп. Искин вместе с распахнувшейся дверью оказался внутри, в полутьме, подсвеченный пугливо заглядывающей из коридора лампочкой. Зверь. Чудовище. Боль. Разъяренный отец.
— Где Стеф?
Хрипя, он поймал, вытащил к себе с топчана забарахтавшуюся под армейским одеялом фигуру. Ханс-Хорст-Хайнрих щурился и, кажется, ничего не понимал. Его руки отталкивали Искина, словно отгоняли кошмар.
— Какого дьявола…
— Стеф! — процедил Искин, целясь мужчине «вальтером» в глаз. Он и сам не понял, как пистолет оказался у него в руке. — Где Стеф?
— Кто?
— Девчонка. Дочка.
Ханс-Хорст-Хайнрих узнал Искина в неверном полусвете и побледнел.
— Ты это…
Выпущенный, он упал на топчан. На его заросшем лице под рыжими усами раскрыл рот испуг.
— Я ничего не сделал!
Тут бы Искин, наверное, и выстрелил. В душе он уже вынес приговор ублюдку, тот был виновен, никаких апелляций, никаких задержек процесса, ничего. Палец на спусковом крючке. Стеф, девочка моя!
Остановило
— Что происхо…
Искин опустил пистолет. Голова, тряхнув пышными, чуть сбившимися набок волосами заинтересованно проследила за его движением. Вслед за головой появились плечи, пухлая рука белой змеей легла Хансу-Хорсту-Хайнриху на голый живот.
— Мальчики, это, конечно, не мое дело, — произнесла женщина, — но если это из-за меня…
Искин издал горлом звук, оборвавший нелепые слова.
— Стеф, — прохрипел он.
— Я — Дитта, мальчик, — сказала женщина. Отерман за стойкой как-то спрашивал ее про воду на этажах. — Ты ошибся.
— Я не то… — сказал Искин, скрипнув зубами. — Я ищу девчонку, он видел…
«Вальтер» качнулся в его руке, и Ханс-Хорст-Хайнрих поспешил выставить ладони.
— Стой-стой-стой! — быстро заговорил он. — Я твою девчонку не трогал. Клянусь! Я усвоил урок, я усваиваю уроки, я не контуженный.
— Где? — выдохнул Искин.
Ханс-Хорст-Хайнрих едва не подскочил.
— Да я-то откуда знаю? Я вот с ней, — он наощупь занес руку, неловко пытаясь обнять Дитту. — Я с ней сплю.
— Странно, — сказал Искин.
Горечь пронзила его. Он оглядел комнату. Нет, Стеф здесь не было. Господи, Стеф, дочка, где ты? Может, стоит на все общежитие…
— Простите.
…завыть?
Искин повернулся и вышел в коридор. Заглянул обратно, вызвав испуганную оторопь на рыжеусом лице.
— Я тут замок…
Он махнул рукой, понимая, что важность выбитого замка ничего не значит. Вообще ничто ничего не значит, кроме Стеф. Качнулись сиреневые стены. Ноги привели его обратно в его номер. Он был пуст. Стеф не вернулась, хотя у него была мысль, что она решила его попугать и на время спряталась. Искин сел на кровать. Покрывало было холодное, в его складках уже не чувствовалось тепла человеческого тела, как если бы Стеф лежала здесь пять, десять минут назад. Куда она могла выбежать? В туалет? На кухню?
Искин посмотрел на вещевой мешок. Он с усилием встал и подошел к столу, а затем принялся разбирать продукты, что Стеф так и не успела выложить. Сахарин. Свинина. Чай. Зубной порошок и бритвенные лезвия, наверно, стоит сразу… Он задумался. Стиснул губы. Брусок мыла выпал из руки. Что-то отвлекло Стеф, когда она сложила рис в одну горку, а пшенную кашу — в другую, понял он. Поэтому мешок и остался разобран лишь наполовину. Что-то отвлекло. Что-то или кто-то. Кто-то вошел в комнату…
Искин развернулся, стараясь заметить хоть что-то, что натолкнет его на правильный ответ. Этот кто-то — что? Позвал с собой? Или…