Точку поставит сталь
Шрифт:
Болиды, конечно, были «Спитцу» далеко не ровней. Но определённо скоростными, разработанными и внедрёнными именно для таких случаев — догонять и перехватывать богатеньких самоуверенных мудаков на неукротимых фаэтах и с двадцатикратной передозировкой дайзу в крови.
Я вздохнул.
Почти смирился, что на этом шалость с угоном дорогущей красавицы подошла к закономерному финалу. Что сейчас мой движок принудительно потушат дистанционным импульсом и вынудят опуститься на полотно проспекта Кокка-Идай…
Но краденый ураган подо мной и не думал стихать. Более того —
Лавируя среди подобных себе — дорогих и уникальных, — «Спитц» опустился ниже, не давая тетронам выйти на прямую линию импульса. Завихлял, задёргался, сменил коридор. Нужно отдать преследователям должное, манёвр они распознали заранее и с хвоста не свалились.
В висках заколотило от напряжения.
Вспотевшими пальцами сжимая компактные рули, я раз за разом представлял, что вот именно сейчас скорость вышвырнет меня за пределы «полетки» и я навсегда уйду от Ч’айи в ослепительном фейерверке…
Но коридоры восточно-центральных районов было не сравнить с бонжурскими или даже колбергскими — новенькие и мощные, они надёжно держали внутри даже самые ретивые фаэтоны, и мне оставалось лишь продолжать выдумывать страшное.
Обогнув Каменные Сады по южной границе, я бросил «Спитца» в сторону Тысячи Дорог. Может, и не самое лучшее решение, да и вообще в Колберг я собирался возвращаться другим путём, но времени на выбор мне не оставили — на крыше одного из тетронских болидов приоткрылась супрессорная установка.
Я крутанул фаэт налево, вниз, снова вверх и рывком перебросил в соседний коридор над площадью, названия которой не знал. Со всех сторон тревожно сигналили и, наверняка, отчаянно ругались. Чуть не впечатавшись в борт оранжевого «Крейса», я в последний момент выкрутил тягу, проскользнул под его днищем, и сместился в новое течение.
— Байши!
Тетроны, конечно же, повторять рисковый манёвр угонщика не стали. Но распугали и прорядили поток сиренами, а затем перестроились так ловко, что наш разрыв увеличился едва ли до сотни метров.
Яркие рекламные огни за бортами моего фаэтона размылись в пёстрые подвижные ленты. Когда «Спитц» менял высоту, в животе неприятно булькала шикарная пайма «восьмицветников». На глаза начало поддавливать, а предплечья свело, как если бы я собственноручно построил Ограду Покоя.
Перед Тысячей Дорог я всё же замедлился.
Первой мыслью было нырнуть в объезд Гариб-базара, чтобы затеряться в Под-Глянце, но мне тут же вспомнились несговорчивые ракшак на блокопостах. Тогда, взяв предельную высоту, я направил «Спитц» к северной оконечности Базара Бедняков. Может, маршрут снова был выбран не самый удачный, но до Колберга через Бонжур-то как-нибудь доберусь. Кроме того, это снизит шансы схлопотать «дружественную» фанга.
Чёрные капли преследователей на дисплее заднего вида в очередной раз начали увеличиваться в размерах. Здесь, над основным массивом движения в коридоре, да ещё и с редеющими попутчиками, они точно осмелятся стрелять…
Ругнувшись сквозь стиснутые зубы, я срезал перекрёсток
Я снова сменил оживлённую улицу. Мягко подскочил в параллельный коридор, снова вырулил на самую окраину Тысячи Дорог, заложил вираж… и вдруг время для меня остановилось.
В паре километров левее внизу виднелась граница Под-Глянца, к северу перетекающая в периферию Бонжура. Я с лёгкостью узнавал площади, дворы, развязки и парковки перед торговыми центрами, каждая из которых носила метку не только района, но и держащей её казоку.
От угла до столба, от вышки до здания, от моста до спуска в Такакхану я был способен за долю мгновения прочертить незримую мысленную границу, нерушимость которой в меня вбивали все последние годы.
Так вот теперь эта граница стала настоящей.
Воплощённой в реальность.
Почерневшей.
И очень опасной.
Наверное, ещё масштабнее это бы смотрелось с ветростата. Или с башни на крыше самого рослого из окрестных комплеблоков. Но буду честен — впечатляло даже с моей высоты. И за те несколько ничтожных секунд, что я ошалело пялился в окно (напрочь забыв о вооружённых «тупомордых» на хвосте), в сознание ворвался такой массив информации, что закружилась голова.
Ракшак теперь наступали на Бонжур открыто, единой длинной волной, растянув подразделения по всему рубежу района. На их правом фланге, действуя столь же слаженно, но чуть менее прямолинейно, двигались боевые стаи «Уроборос-гуми».
Почти каждая высокая точка была занята тактическими командами со снайперским оружием: изнутри осаждённой территории они сбивали координирующие беспилотники, снаружи — лупили по стрелкам.
Почти везде по линии противостояния полыхали пожары — от перегородивших улицу баррикад из фаэтонов и хлама, до жилых комплеблоков и молов. Под градом фанга сновали обезумевшие службы. Одни пытались безуспешно спасать мирных чу-ха от огня, другие тащили раненых. Там, где наступление ракшак имело бреши, вспухли рои демонстраций, причём как в Бонжуре, так и в тыловых районах нападавших.
Вереницы беженцев, ускользающих из моего района по тайным межзаборным тропам, казались ручьями грязной воды. На пятаках, где «тупомордым» удалось пробиться в Бонжур и оттяпать кусок гнезда, их укрепрайоны без устали осаждали визгливые местные с транспарантами и детёнышами на вытянутых лапах.
Ракшак торопливо монтировали системы заслонов и местами даже применяли силу, но в основном по безоружной толпе сородичей палить пока не спешили.
Там, где их, напротив, вышвырнули из Бонжура, я заметил многочисленные бригады добровольцев, спешащих на возведение новых баррикад. Конечно, каждый второй из этих помощников уже через час планировал переквалифицироваться в честного мародёра, но пока их помощь казоку была нужной и даже незаменимой.