Тогда придите, и рассудим (Капитан Ульдемир - 2)
Шрифт:
– Знаешь, Амиша, это уже, похоже, перебор. Ей-Богу, сейчас не до твоей коммерции. Малыш в трудном положении…
– Молчи, штаб-корнет, – нимало не смутившись, ответил Амиша. – Тебя здесь вообще нет, и я не уверен, числишься ли ты среди живых после подобного нарушения всех на свете правил и законов. – Он кивнул в сторону Форамы. – Подумаешь – малыш в трудном положении! А я в каком? Ну, давай, Лекона, давай, не то я…
– Ладно! – буркнул флаг-корнет неохотно; видимо, в какой-то мере и он был причастен к этой торговле – наверное, получал небольшой навар за то, что помогал использовать малыша: сам супер-корнет допуска к пульту не имел, он лишь надзирал за другими. – Черт с тобой, все равно это в последний раз… Что тебе нужно?
– Надо срочно узнать, какие их корабли еще находятся на нашей планете и какие могут подойти в ближайшие сутки. И по возможности – загружаются ли они отсюда полностью. Во что бы то ни стало я должен пристроить мой груз. Иначе полное крушение иллюзий, надежд и благосостояния!
– Малыш! – позвал Лекона после краткой паузы, жестом пригласив всех к молчанию. – Поможешь нам еще раз?
– Что ему нужно, Лекона?
– Чтобы ты еще раз вышел на прямую связь.
– На прямую с Суперстратой?
– Да.
– Я не очень хочу.
– Почему, малыш?
– Я с ней разговаривал недавно.
– Что ты, малыш! Прошло уже недели три… – Лекона покосился на супер-корнета, тот весьма энергично закивал. – Да, три недели мы не просили тебя об этом.
– Я знаю, – повторил малыш. – Вы не просили. Я сам.
– Что – ты сам?
– Что тут непонятного, Лекона? Разве я не могу пользоваться прямой связью по своему усмотрению?
– Малыш, но ты никогда не говорил нам…
– А зачем? Мы с Суперстратой иногда разговариваем. Это очень интересно. Мне тогда хорошо.
Амиша издал громкое шипение, яростно стуча ногтем по стеклышку часов.
– Хорошо, малыш. Конечно, разговаривай, когда тебе захочется, но сейчас помоги нам. Больше мы тебя не будем беспокоить такими делами, – уверенно закончил Лекона. Амиша пожал плечами и развел руками, словно снимая с себя ответственность за это заявление.
– Хорошо, – согласился и Полководец. – Ждите. Буду вызывать. Мне говорить самому?
Супер-корнет яростно замотал головой.
– Нет, малыш. Ты только дай нам связь. Мы поговорим с дежурным оператором.
– Выхожу на вызов…
Минуты две прошли в молчании. Потом малыш ожил снова:
– Говорите. Канал будет устойчив несколько минут.
Амиша рванулся к микрофону.
– Алло! Страта! Кто на том конце?
– Дежурный оператор.
– Понимаю, что не верховный рыцарь. Имя твое, красавица!
– А, это Амиша? Тут Сида!
– Приветствую тебя, моя эфирная! Миллион поцелуев, и каждый из них – наличными! Мне нужна ее зрелость.
– Наша старшая? Ее здесь нет.
– Далеко оно блуждает? Нужно срочно! Пожар!
– Сейчас дам вызов… Что у вас, Амиша? Говорят, будем воевать?
– Говорят, моя прелесть. Похоже, у начальства поднялось давление. Ну, пусть стравят. Надеюсь, что мы-то в наших мышиных норах уцелеем.
– Хотелось бы, Амиша. Но что-то страшновато. Говорят, будут всякие ужасы, на какие никто и не рассчитывал. Будто бы сама природа сорвалась с поводка…
– Мало ли что болтают, красавица…
– Это идет как раз от вас. От Старой. Тут приехала одна девушка оттуда, она как раз у меня сейчас, и она говорит, что надо что-то делать самим, иначе…
Только одна девушка со Старой планеты могла сказать такое, и Форама не выдержал. Одним прыжком он приблизился к пульту.
– Имя! – крикнул он. – Кто там со Старой? Мин Алика? Имя! Имя ее!
Послышался громкий щелчок.
– Центральный пост? – ворвался в разговор уверенный голос. – Дежурный оператор! С вами будет разговаривать Верховный Стратег!
Все четверо, включая глубоко штатского Фораму, невольно вытянулись по стойке «смирно». Одновременно глазок дальней связи погас. Наступила глубокая, только в подземелье возможная тишина.
Мин Алика невольно усмехнулась, увидев в библиотеке все кассеты с журналами мод в целости и сохранности, в то время как большей половины других названий уже и в помине не было. «Конечно, – подумала она, – мужчины. Все, что касается техники, растащено совершенно, науки – наполовину, быт и моды не тронуты. Что же, очень кстати».
В сумочку можно было впихнуть кассеты четыре. Значит, четыре годовых комплекта. Больше, пожалуй, и не понадобится. И тут материала для переживаний и дискуссий хватит надолго… Она бережно уложила кассеты, сумочка застегнулась на пределе. Хорошо. Мин Алика осмотрела себя, насколько это возможно было сделать без помощи трюмо. Конечно, так одетая, она на улицах невольно будет обращать на себя внимание: все, до последней нитки – продукция Старой планеты. Но переодеться было не во что. «Ладно, – подумала она, – все равно без хвоста мне отсюда не уйти, но это не страшно, я ведь не хитрила. Олим наверняка понял, что я раскрыла все карты – почти все… Хочет убедиться? Ну, пусть убеждается…»
Размахивая сумочкой, она независимо вышла из библиотеки в кабинет, из кабинета – в приемную, в коридор, на лестницу. Дача была словно нежилой: ей не попалось ни одного человека. Да их и не было, наверное: основная работа велась не тут, а в центре, совсем в другом месте, сюда ее привезли просто, чтобы устранить (она подумала именно этим удобным термином). Спасибо Олиму – оставил в ее распоряжении вездеход. И еще сомневался, воспользуется ли она всеми данными ей возможностями: иначе не объяснить было его мысль о честном слове, которое уступает любви.
Мин Алика спустилась вниз. Дежурный у столика внимательно посмотрел на нее, но ни движения не сделал, чтобы задержать, помешать выйти. «Уезжаете?» – спросил он вдогонку, когда она уже миновала его и приближалась к выходу. Мин Алика обернулась. «Уезжаю». Дежурный кивнул: «Счастливо. Я скомандую на ворота».
Мин Алика вышла. Вездеход стоял на том же месте, где она оставила машину, подъехав к даче. Невольную усмешку вызвало воспоминание о друге юности, – так она теперь называла его мысленно, – только здесь выведенном ею из состояния паралича, кое-как выбравшемся из машины и захромавшем к даче примерно так, как передвигается человек, впервые в жизни основательно прокатившийся на лошади. «Нет, милый, – подумала она тогда, – зря я принялась было тебя идеализировать, так тебе и не удалось постичь, что такое любовь, у тебя это понятие никогда не поднималось выше пояса, так что поделом тебе, привыкай сначала разбираться, с кем имеешь дело…» Она уселась в вездеход, помедлила, снова вспоминая, как и что здесь делается, вспомнила и тронула машину с места.