Тогда в Иудее…
Шрифт:
– Я сделаю все, как ты сказал, игемон, – ответил хозяину Елиазер. Сопровождаемый домоправителем Гедалия выбрался на улицу и опустился на мягкие подушки паланкина. Бросив носильщикам короткое: «Домой!», тамкар погрузился в невеселые размышления.
Сын, его единственный сын, наследник, находился в опасности! Может быть, сейчас его пытают! Гедалия был прекрасно осведомлен, как допрашивают подозреваемых в римских тюрьмах. Если бы сын нарушил закон, Гедалия знал бы, что предпринять. Он всегда сумел бы договориться с членами Синедриона, но убийство римлянина, да еще и римского офицера, – за это его сыну грозила смерть. Римляне умели быть беспощадными! Если бы у него было несколько сыновей! Но после рождения первенца бог запечатал лоно его жены, и, несмотря на долгие годы брака, на все его старания, она оставалась бесплодной. Но он не роптал – пусть будет так, если такова воля бога. Он должен сохранить наследника, продолжателя рода Гедалия! Размышления о боге натолкнули тамкара на мысль, показавшуюся ему спасительной. Откинув полог паланкина, он приказал носильщикам:
– К дому наси, которого зовут Каиафа.
Глава 6
Дом главы Синедриона – наси – находился в верхнем городе недалеко от дворца Ирода. Дверь, ведущая во внутренний дворик, выходила на узкую тихую улицу. В этом квартале не жили торговцы и ремесленники, и потому улицы его не звенели громкими криками, расхваливающими свой товар. Это был район тех, кого называли саддукеи: членов Синедриона, богатых торговцев и землевладельцев. Гедалия торопил носильщиков, и те спешили, переходя на бег, когда это было возможно, пробиваясь сквозь плотную массу паломников. Абба бар Гедалия торопился: он хотел застать уважаемого наси дома, чтобы поговорить с ним наедине. Ему повезло: у ворот он увидел паланкин и стоящих в вольных позах носильщиков. Привратник сообщил ему, что хозяин дома, но собирается отбыть в Синедрион, тем не менее согласился доложить господину о столь важном и уважаемом госте.
Иосиф – первосвященник, наси Синедриона, зять влиятельного саддукея Хананна бар Шета, тридцатилетний представительный мужчина с приятным округлым лицом, обрамленным короткой окладистой бородой, одетый в парадные одежды, уже собирался спуститься к воротам, когда вошел привратник и сообщил, что уважаемый тамкар Абба бар Гедалия просит встречи по очень важному делу. Иосиф хорошо знал, кто такой Абба бар Гедалия и каким влиянием тот пользуется в городе и не только среди богатых тамкаров, но и среди жреческой знати. Об этом человеке не раз с уважением высказывался его тесть, а к мнению тестя Иосиф всегда прислушивался. Он, несмотря на то что должен был отправиться в «Палату тесаных камней», приказал привратнику проводить уважаемого тамкара в комнату для гостей и сам поспешил туда, по дороге приказав двум служанкам, сидевшим у тлеющего очага, принести смешанную с соком граната прохладную воду.
Комната для гостей в доме Иосифа располагалась на первом этаже в дальнем углу двора. Здесь было не так жарко, как на втором этаже, стены дома давали тень, и в комнате постоянно было время ранних сумерек.
Иосиф встретил гостя стоя и после традиционных фраз приветствия предложил ему сесть, указав на стул черного дерева, стоящий напротив хозяйского кресла. Он подождал, пока тот усядется, и только после этого сел сам. С самого начала Иосифа поразило лицо гостя. Оно было похоже на маску: черты лица словно окаменели. Так бывает у человека, на которого внезапно свалилась не большая, а просто огромная беда. Иосиф сидел и терпеливо ждал.
– Беда привела меня к тебе. Беда, подобная смерти. Иного слова и не найдешь, – чуть помедлив, тихо проговорил тамкар. Иосиф молчал, давая человеку выговориться.
– Ты уже, конечно, знаешь, что произошло? – продолжал тамкар.
Иосиф жестом дал понять, что осведомлен, хотя доверенный слуга Малх утром доложил, что в городе все спокойно. Он встревожился: в Иерусалиме произошло нечто, о чем он, наси, должен был знать и не знал. На всякий случай первосвященник придал лицу скорбное выражение.
– У Дровяных ворот сегодня утром убили римского офицера, – продолжал Гедалия. – И в этом обвиняют моего сына и какого-то мелкого торговца, а, как мне сообщили, настоящий убийца скрылся.
Гедалия умолк и смотрел на Иосифа, ожидая ответа. От этого ответа зависела жизнь его сына. Иосиф молчал. Новость, сообщенная тамкаром, не просто взволновала его, а вызвала испуг. Убийство римского офицера в праздник опресноков, когда в город стекаются люди из сел! Цезарь снизил налоги, но народ не доволен даже не размером налога, а тем, что его приходится платить чужакам – людям иной веры. Он вспомнил рассказ Малха о том, как в одном селении – название Иосиф запамятовал – мытарь – сборщик налогов – бросил в дорожную пыль глиняный ящик с собранными деньгами, говоря при этом, что негоже платить деньги чужакам: деньги надо отдавать богу. И собравшаяся толпа поддержала мытаря, разбила ящик и забрала деньги. А ведь этого человека назначили римляне, и он согласился, но теперь пошел против них. Иосиф знал, что селяне кормят шайки инсургентов, которые нападают не только на римлян, но и на тех иудеев, кто, по их мнению, предал свой народ и сотрудничает с захватчиками. А если весть об убийстве римлянина вызовет мятеж? Сейчас в городе полно горячих голов, готовых взяться за ножи. Размышляя об этом, первосвященник подумал, что ему не стоит торопиться в «Зал тесаных камней». Лучше сначала посоветоваться с тестем. Его тесть – бывший некогда член Синедриона Ханнани бар Шет – пользовался в городе большим влиянием, благодаря богатству и обширным связям. Именно с ним надо обсудить беду бар Гедалии и, если тесть сочтет возможным, переговорить с префектом. Иосиф считал Понтия Пилата человеком разумным, хотя и иногда слишком поддающимся эмоциям. С ним можно было вести разговор о беде уважаемого человека. По мнению Иосифа, префект понимал разницу между людьми и знал, что преступление бедного – это преступление, но если то же совершал человек богатый или уважаемый, то это – трагическая случайность, и потому наказание должно быть разным.
Пока первосвященник размышлял, Абба бар Гедалия терпеливо ждал, уставившись взглядом на белую стену комнаты. Иосиф был его единственным шансом обратиться с просьбой к самому римскому прокуратору. Абба бар Гедалия был знаком с префектом и несколько раз оказывал ему услуги по отправке денег в Рим. Он бы пошел к прокуратору и униженно бы просил и предлагал деньги, но сейчас он этого сделать не мог: римский всадник не будет разговаривать с отцом убийцы римского офицера. Нужен был посредник. Таким посредником мог стать не Иосиф, а его тесть – Ханнани бар Шет. Тамкар знал, что первосвященник ничего не предпринимает, не посоветовавшись с тестем, за что и был прозван Каиафой.
Иосиф поднял глаза на тамкара и медленно произнес:
– Я скорблю вместе с тобой, уважаемый Абба бар Гедалия. Я знаю твоего сына Иуешуа-Варравана бар Аббу как достойного юношу дома Израилева. Я могу тебе обещать, что предприму все, что в моих слабых силах, чтобы избавить твоего сына от беды. Но ты знаешь: мы живем в мире, где помочь человеку может только золото. Для префекта нужен будет большой донатий, очень большой, уважаемый Абба бар Гедалия, и, если вам не хватит золота, я готов помочь.
– Я благодарю тебя, уважаемый Иосиф, за сочувствие и помощь, за слова, которые излечили мою больную душу. Я исполню все, что от меня потребуется. Я полагаю, что мне часто являться в твой дом не следует. Мой позор, как болезнь, должны остаться со мной. Если будут хоть какие-то вести, то пришли посланца в лавку Елиазера, – произнеся это, тамкар поднялся.
– Бог нам поможет. Он защитит овец стада Израилева, – проговорил Иосиф, провожая его.
Абба бар Гедалия покинул дом первосвященника. Проходя по внутреннему дворику, он думал, что не зря поговорил именно с Иосифом, а не пошел к его тестю. Ханнани бар Шет был крайне осторожен и всегда старался держаться в тени. Так, только немногие, в том числе и он, знали Бар Шета как организатора «Золотой операции», когда жертвенные шекели менялись в Сирии на золото и отвозились в Рим, где его курс был значительно выше, чем в Сирии. В Риме это золото менялось по курсу на римское серебро, которое возвращалось в Иудею и, в свою очередь, менялось на шекели один к одному. Уже на улице, находясь возле паланкина, Абба бар Гедалия подумал, что ему на всякий случай стоит поговорить еще с одним человеком. Он подозвал слугу, сопровождавшего его. Тот подошел, изображая готовность выполнить любое поручение хозяина. На его узком плутоватом лице сирийца блестели черные маслины глаз, в которых выражалась беспредельная преданность господину. Слуга был быстр и изворотлив, как ящерица. Бар Гедалия ценил его несмотря на то, что тот был иноверцем и поклонялся в тайне от хозяина богине Иштар.
– Найди Симона Каннанита и передай ему, что после полудня я буду ждать его в лавке Елиазера. И еще передай, что у меня к нему неотложное дело.
– Я все исполню, как ты велел, господин, – ответил слуга, тут же повернулся и заспешил по улице в сторону могилы Давида.
– Все, что мог, – подумал тамкар, опускаясь на мягкие подушки паланкина. – Теперь осталось только ждать…
Он знал, что ему предстоят самые мучительные и томительные в своем медленном течении часы, полные новой тревоги, рожденной неизвестностью.