Тогда в Иудее…
Шрифт:
Марк повернулся и, взяв спату, подошел к сидящим на земле рабам. Как и все римляне, особенно выросшие в сельской местности, он считал рабов чем-то вроде говорящих животных, отупевших от тяжелой однообразной работы и дурной пищи. Но когда Марк приблизился к рабам, мужчина поднял голову и посмотрел на юношу. И тот увидел глаза человека – два бесцветных, водянистых глаза, полных страдания и боли.
– Бей! – крик прозвучал, как удар бича.
Марк сделал шаг. Рабыня зачем-то поднялась, мужчина продолжал сидеть, отведя глаза от юноши и безучастно опустив голову.
– Бей! – крикнул дед, и Марк ударил.
Удар получился неуверенный, слабый. Острие спаты неглубоко вошло в отвислый, морщинистый живот женщины. Та вскрикнула неожиданно громко для столь истощенного тела. Мужчина мгновенно вскочил, словно крик женщины оживил его. Он бросился на юношу, вытянув вперед костлявые
– Добей! – приказал подошедший дед, сухой, жилистой рукой указав на рабыню. Пересиливая какую-то странную слабость, Марк шагнул вперед и вонзил клинок в грудь женщины. Издав странный клокочущий звук, рабыня упала на спину.
– Теперь ты ударишь первым, – произнес Дагон, – и ударишь как положено.
На краю деревни передовой отряд догнал примпил Пантер. Поравнявшись с Марком, примпил придержал своего коня.
– Подожди, – обратился он к молодому трибуну, – надо осмотреться.
Всадники остановились. Деревня встречала их настороженной тишиной. Перед ними лежала узкая короткая улица, выходившая на небольшую площадь около колодца. За невысокими оградами виднелись небольшие домики с плоскими крышами, заставленными корзинами и высокогорлыми кувшинами. Людей видно не было. Только в крайнем дворе стоял тощий серенький ослик. Пантер достал свиток и развернул ситовник.
– Гивот, – сказал примпил, – если быстро напоим коней, и мулы под началом молодого аристократа поторопятся, то еще до полудня мы будем у Дровяных ворот Иерусалима.
– А если будем поить долго? – спросил Марк.
– Тогда прибудем после полудня, в самую жару, – ответил примпил.
Баттавы слезли с коней и повели их к каменным колодам, стоящим рядом с колодцем. Двое баттавов уже черпали кожаными ведрами воду и выливали ее в колоду. Утомленные кони жадно рвались к воде, но опытные конники-баттавы сдерживали их, давая остыть.
Марк отдал коня одному из баттавов, а сам подошел к низкой ограде и присел на каменную скамью в тени земляничного дерева. Он с наслаждением снял шлем, провел рукой по коротко остриженным волосам, стряхивая капли пота, с наслаждением ощущая уходящую утреннюю прохладу. Жаркий диск солнца уже наполовину выглянул из-за лесистой спины горного хребта. Подошел Пантер, сел рядом с молодым Рубеллием и тоже снял шлем. Марк с удивлением посмотрел на примпила. Волосы Пантера были цвета соломы, хотя брови были черные, и щеки, которые покрыла щетина, были сизыми.
– Все. Осталось совсем недолго, – Пантер посмотрел на Рубеллия. – После этого селения будет еще маленькое местечко Анафор. Потом повернем на юг, к Иерусалиму. А там – отдых, баня и все такое. Жаль, что мы там пробудем только семь дней, а потом – на границу.
– А зачем нам нужно в Иерусалим? – спросил Марк
– Там каждый год происходит праздник. В городе собирается большое количество людей. Они приносят жертву своему богу. Видишь, в деревне почти нет ни мужчин, ни женщин, а старики и дети попрятались.
Словно в подтверждение этих слов, за их спиной послышались шаги. Обернувшись, они увидели старуху в длинном неопределенного цвета балахоне. Шаркающей старческой походкой она подошла к куче желтой соломы, наполнила ею небольшую корзину и медленно прошла через двор к маленькому загону, в котором стояли две козы и ослик.
– Видишь, – проговорил примпил, – остались одни старики. Город будет полон людей, а поскольку обстановка здесь неспокойная, то начальство решило усилить местный гарнизон. Кроме того, прокуратор каждый год вынужден приезжать в Иерусалим из Кесарии и приводить с собой три центурии 33 легионеров.
33
Центурия – подразделение воинов, состоящее из 100 человек.
– Местные жители могут поднять мятеж? – спросил Марк.
– Да, восстание здесь не прекращается. Мне один грек – содержатель таберны в Антиохии – говорил, что иудеи заключили договор с богом. Если они будут соблюдать правила, установленные им, то будут править миром. Но для этого они должны поднять восстание, и тогда бог пошлет им спасителя, который своей божественной силой поможет иудеям одержать победу. Последний раз они поднимали крупный мятеж во времена Цезаря.
– И что?
– Ничего. От греков они избавились, но вынуждены были признать наше покровительство. Цезарь Август дал им царя и после смерти царя разделил государство между сыновьями умершего, а Иудею забрал себе.
– А на границе?
– На границе, – Пантер нехорошо улыбнулся. – На границе мы будем гоняться за шайками бедуинов, нанятых черными тамкарами 34 .
Кто такие черные тамкары, Марк не успел спросить. Раздался протяжный звук рога. Марк и Пантер поднялись и пошли к своим лошадям.
В четвертом часу дня ала миновала Анафор – маленькое поселение, окруженное рощами оливковых деревьев и ровными шпалерами виноградников. Вскоре в мареве наступающего жаркого дня показались верхушки стен и башен Иерусалима. После перекрестка ала остановилась и перестроилась. Теперь это была монолитная конная масса, блестевшая металлом щитов и пик, с которых баттавы по приказу трибуна сняли чехлы. Впереди этой массы двигалась небольшая группа, состоящая из сигнифера 35 , несшего значок алы, и двух трубачей, держащих в руках блестящие рога-корну. Впереди этой группы ехали офицеры во главе с трибуном, который сбросил плащ и сидел на коне, блестя лорикой-хаматой 36 , прямой, как бронзовая статуя. Блестящей змеей ала медленно подползала к Дровяным воротам Иерусалима, которые находились на севере города, недалеко от Храмовой горы и крепости Антония, где размещался римский гарнизон. Из ворот выходила дорога, ведущая в Галилею и, огибая Гениссаретское озеро, уходила дальше, в Сирию. Около города Вифраим от нее отделялась другая дорога, которая вела в порт Иопия, и еще одн, – идущая в Декаполис.
34
Тамкары – торговцы.
35
Сигнифер – знаменосец.
36
Лорика-хамата – вид доспеха в римской кавалерии.
Ворота назывались так, потому что около них с раннего утра собирались продавцы дров – в основном земледельцы из окрестных селений, продавцы всякой нужной в хозяйстве мелочи: оселков для точки ножей и топоров, кусков кожи, годных на заплатки, веревок и лоскутьев ткани. Ворота открывались во втором часу дня. Сначала в дубовой створке распахивалось узкое, как щель, окошко, в которое смотрел начальник караула, и, убедившись, что опасности нет, давал знак солдатам, и те начинали вращать тяжелый ворот. Сначала поднималась решетка, окованная полосами железа, потом со скрипом отворялись сделанные из дубовых плах створки ворот, открывая проход в полутемную арку, где виднелась Дровяная улица с полосатыми навесами над лотками торговцев. В этот день ворота открылись чуть позже. Краснолицый декурион, с крепкой шеей, в блестящей лорике-хамата поверх красного воинского хитона, в сверкающем на солнце шлеме с коротким султаном 37 , приоткрыв ворота, терпеливо ждал, пока из крепости Антония не подойдет подкрепление. По приказу прокуратора, с сегодняшнего дня караулы у всех ворот Иерусалима были удвоены. Только когда, топая калигами 38 по каменистой почве улицы, подошло подкрепление, ворота раскрылись. В них хлынула толпа торговцев и покупателей дров. Более состоятельные люди и слуги из богатых домов гнали ослов, на которых они нагружали тяжелые вязанки. В толчее, возникшей в воротах, ослы испуганно ревели. Стоящие там продавцы стали укладывать на пыльную обочину вязанки дров и хвороста. Продавец трав – высокий худой человек в грязной синей симле – доставал из корзины пахучие пучки. Больше всего было пучков сильфия – любимой пряности горожан.
37
Султан (от тур. sultan) – украшение на головном уборе в виде вертикально укрепленного перьевого или волосяного пучка.
38
Калиги, калигвы (лат. caligae «сапоги») – у римлян солдатская обувь.