Токио не принимает
Шрифт:
– Да, конечно.
Как странно отвечать вслух на слова, которые не произнесены!…
Дениз стояла в центре прихожей, продолжая пристально смотреть на Клауса. Дождевые капли падали на каменный пол. Он медленно закрыл дверь.
– Полагаю, ты нуждаешься… Не хочешь ли поесть?
Будем делать все по порядку. Сначала мне надо обсохнуть.
Потом мы поедим.
Он проводил девушку в ванную, дал полотенце и мужской халат.
– Знаешь… Тебе, наверное, не приходилось видеть, как работают краны…
Я понимаю, как они включаются. Вскоре спущусь.
Клаус пошел на кухню и заглянул в холодильник, который был, как обычно, набит продуктами. Он вынул масло, колбасу и начал делать бутерброд.
Вот видишь, я все-таки приехала к тебе, моя карта мира. А ты сомневался? Ты уж подумал, что я никогда не явлюсь сюда. А я вот взяла, да и прибыла к тебе во Франкфурт.
Дениз сидела в кресле, дважды обернувшись слишком большим для нее халатом, закрывающим девушку до самого подбородка. Клаус старался не смотреть на нее.
– Как ты добралась?
О, давай не будем говорить об этом. Подробности моего путешествия не столь уж важны. Я очень намучилась. Мне пришлось провести много времени под землей, мокнуть в грязной воде, не видя стран, которые я миновала. Короче говоря, мой маршрут ты не найдешь на своих картах.
Кауфман положил на стол сандвич, и девушка жадно принялась за еду.
В Германии вся еда такая плохая? Она улыбнулась.
Не хмурься. Я ведь шучу. Я приготовлю тебе отличную еду. Он молча наблюдал за тем, как она доедает бутерброд. Потом унес тарелку на кухню и вымыл ее.
– Вообще-то я собирался ложиться спать. Так что, если ты не возражаешь…
Кто из нас больше устал, по-твоему? Я несколько недель мечтала о постели, которая ждет меня в конце путешествия.
Дениз последовала за ним вверх по широкой деревянной лестнице; ступени скрипели под их ногами.
– Ты будешь спать здесь, – сказал он, махнув рукой в сторону комнаты, большую часть которой занимала огромная белая кровать.
Девушка задумалась. А ты где будешь спать?
– Внизу. – Он показал на дверь в самом конце длинного темного коридора.
Ах так. Значит, мы увидимся, когда проснемся. Она улыбнулась, а Клаус потер глаза ладонью.
– Собственно говоря, завтра мне нужно кое-куда съездить. Уйду рано утром. Меня не будет несколько дней.
Куда ты едешь? Можно мне с тобой?
– Нет. Я еду в Париж. У тебя могут возникнуть трудности в пути. Лучше оставайся здесь. Дом снабжается продуктами автоматически. Ты говорила, что умеешь готовить. Пожалуйста, не выходи на улицу. Помни, здесь ты находишься на нелегальном положении. И не входи в комнату, расположенную наверху в башне. Это мой личный кабинет. Ни в коем случае не поднимайся туда. А я во время поездки подумаю о твоем будущем. Только, ради бога, следи тут за чистотой.
Дениз пристально посмотрела на него, как бы навсегда запоминая его слова. Потом он повернулся и направился к себе в комнату.
Картограф, картограф!
Кауфман остановился.
– Меня зовут Клаус. Лучше называй меня по имени. Что ты хочешь?
Совсем забыла. Я привезла тебе кое-что из Турции.
Она вынула из сумки деревянный ящичек и протянула ему. Красными веселыми буквами на нем было написано: «Gulluoglu». Кауфман открыл ящик.
– Что это такое?
Она засмеялась в ответ.
– Пахлава. Турецкие сладости.
– О боже! – воскликнул картограф, с отвращением бросая ящик на пол. – Я не хочу видеть ничего подобного в своем доме! Ясно? Ты ведь шла по канализации. Выброси эту дрянь немедленно!
Он ушел в комнату и закрыл за собой дверь. Девушка подняла ящичек, взяла из него один сладкий квадратик и начала задумчиво жевать, глядя на то место, где только что стоял Кауфман. Затем спрятала ящичек под кроватью и забылась крепким сладким сном.
Проснулась она, когда день был в полном разгаре: за окном вовсю распевали птицы, яркий солнечный свет пробивался в комнату сквозь шторы. Лежа на кровати, девушка некоторое время припоминала, как попала сюда. Затем встала и вышла в коридор.
Паркет в форме елочек вел оттого места, где она стояла, к двери спальни Клауса в самом конце коридора. Одна сторона его переходила в лестницу; вдоль другой шел ряд крепких деревянных запертых дверей, между которыми внесли картины в рамах, прикрепленные к стене болтами. Изображения, заимствованные из старинных книг, представляли собой ряды ярких бабочек, самцов и самок, по-видимому, не живых. Под каждой парой стояла аккуратная надпись, указывающая вид насекомых: FamiliaZerynthia, FamiliaHesperidae и так далее. Девушка медленно шла по коридору, внимательно рассматривая картины одну за другой, изучая мельчайшие узоры застывших навеки крылышек. Наконец она оказалась перед комнатой Клауса.
Внутри царила мертвая тишина. Девушка тихонько постучала.
Клаус?
Клаус, Клаус, Клаус!
Ни звука в ответ.
Она осторожно повернула ручку и открыла дверь.
Комната ничем не отличалась от той, в которой спала Дениз. Большую часть её занимала огромная белая кровать. Пустая. Напрочь отсутствовали признаки того, чтобы здесь кто-то когда-то спал: ни единой складки на постельном белье, которое, по всей видимости, давно не менялось. Девушка закрыла дверь и крадучись спустилась вниз по лестнице.
Дениз заглядывала во все комнаты, однако нигде не было ни души. Клаус исчез. Сейчас, наверное, уже поздно. Птицы поют во весь голос, слышны какие-то крики. Возможно, здесь есть животные. Она подошла к окну.
Перед ней, насколько хватал глаз, расстилалась обширная сверкающая долина, обрамленная с двух сторон небольшими горами и покрытая ковром высокой зеленой травы, которая волнами колыхалась на ветру. Там паслись могучие буйволы, а в небе парили гордые орлы. В отдалении появилось стадо величественно скачущих жирафов, возможно, скрывающихся от невидимого хищника.