Толкин
Шрифт:
Еще он занимался рисованием (Гарт упоминает серию из двадцати символических рисунков, в которых Толкин попытался проиллюстрировать состояния своей души и бытия), каллиграфией, сочинял стихи, в которых постепенно начинает угадываться его особенное авторское «я». В стихотворении, посвященном Оксфорду, уже чувствуется характерный для Толкина интерес к забытой древности:
На ивоукрашенном бреге Темзы, тихо струящейся, стоя
В долине, проточенной ею в веках, миром давно позабытых,
Видишь неясно холм сквозь плетенье зелено-сквозное,
Многодомный, коронованный башнями, плащом серо-сонным укрытый,
Волшебством гордым овеян, до людского рода рожден
[86]
.
5
Рождество 1912 года Толкин провел у Инклдонов в Барнт-Грине.
Обычно праздник там встречали какой-нибудь новой веселой пьесой.
На этот раз пьесу сочинил сам Рональд. Называлась она «Сыщик, повар и суфражистка», и автор сыграл в ней некоего «профессора Джозефа Квилтера, магистра гуманитарных наук, члена Британской академии». Одновременно «магистр» выступал и как опытный детектив, разыскивающий богатую наследницу по имени Гвендолин Гудчайлд. И все это было неспроста, не просто так, — ведь 3 января 1913 года Рональду исполнялся 21 год, и он очень ждал совершеннолетия. Прошло почти три года со дня разлуки с Эдит, но он верил, что она тоже ждет.
В ночь совершеннолетия он написал Эдит.
Она ответила Рональду почти сразу, очень быстро.
Но радость от полученного письма была несколько омрачена совершенно неожиданным для Толкина известием о том, что Эдит помолвлена и даже собирается выйти замуж за Джорджа Филда, брата своей школьной подруги Молли. Конечно, Эдит не связывали с Рональдом никакие обязательства (позже Толкин сам признавался в этом в письме своему среднему сыну — Майклу). Толкин мог спокойно отложить письмо, оставить его без ответа: да выходи ты за этого своего Филда, тем более не католика (Толкин англиканскую церковь ненавидел), но оттолкнуть Эдит значило бы отвергнуть всё, что между ними было, всё, чего они так долго ждали, на что надеялись. «Я начала сомневаться в тебе, Рональд», — написала ему Эдит. Это тоже подействовало на него мучительно.
В среду 8 января 1913 года он приехал в Челтнем.
Эдит встретила его на железнодорожной платформе.
Они ушли за город и там разговаривали несколько часов. В итоге уже к вечеру Эдит пообещала, что порвет с Джорджем Филдом и выйдет замуж только за него, Рональда. В тот же день кольцо, подаренное Джорджем, было отослано бедному парню. Вот она, магия колец — не из этого ли эпизода она тянется? Не тогда ли впервые в голове Толкина промелькнула, бросила смутный отблеск на происходящее мысль о Кольце Всевластья?
Теперь Рональд мог написать и отцу Фрэнсису. Конечно, он сильно нервничал, отправляя письмо опекуну. Но ответ пришел неожиданно быстрый и доброжелательный, хотя (и это понятно) несколько сдержанный. Что тут поделаешь? Отец Фрэнсис всегда относился к Рональду как к сыну.
6
«Теперь, когда Рональд благополучно воссоединился с Эдит, — писал Хэмфри Карпентер, — ему следовало целиком посвятить себя подготовке к экзамену „онор-модерейшнз“ (в этот экзамен, как и в большинство оксфордских экзаменов, входит ряд письменных работ по различным предметам, имеющим отношение к теме, изучаемой кандидатом. В зависимости от результатов экзамена кандидату присуждаются степени отличия от первой до четвертой (первая — высшая). — X. Карпентер), первому из двух экзаменов, которые ему следовало сдать, чтобы получить степень бакалавра. Он пытался выучить за полтора месяца то, что ему следовало освоить за три предыдущих триместра, но отказаться от привычки засиживаться допоздна, болтая с друзьями, было не так-то просто. А по утрам он с трудом заставлял себя подняться с постели — однако, как и многие до него, винил в этом не свои поздние посиделки, а сырой оксфордский климат. Когда в конце февраля начались „онор-модерейшнз“, Толкин все еще был плохо подготовлен ко многим письменным работам. А потому, узнав, что ему удалось получить вторую степень отличия, он вздохнул с облегчением.
Однако Толкин знал, что мог бы добиться большего. Получить первую степень в „модерашках“ было непросто, но, однако же, вполне доступно для способного, упорно занимающегося студента. И тому, кто намерен в дальнейшем посвятить себя научной работе, первая степень, разумеется, необходима. А Толкин уже тогда стремился именно к академической карьере. Однако же по своей специальности, сравнительному языкознанию, он получил „чистую альфу“, то есть „отлично“: в его работе практически не нашлось к чему придраться. Отчасти он был обязан этим тому, что Райт оказался превосходным наставником; но вдобавок это говорило о том, что таланты Толкина лежат именно в этой области»[87].
Обдумав результаты экзаменов, доктор Льюис Ричард Фарнелл, ректор Эксетера, предложил Толкину перевестись на английский факультет. Рональд с радостью согласился, однако для успеха всей операции требовалось не только его согласие: чтобы оформить перевод без потери стипендии (она давалась Толкину именно для обучения классической филологии), Фарнелл должен был действовать осторожно и дипломатично. Специальностью самого Фарнелла была Древняя Греция — он даже выпустил пятитомное исследование, посвященное древнегреческим культам, при этом Фарнелл был человеком широкого образа мыслей, он с интересом относился к германским языкам и культуре и, по-видимому, смог оценить, в какой области лежит основной талант Толкина. Так, благодаря поддержке Фарнелла, в начале летнего триместра 1913 года Толкин расстался с классическим факультетом.
«Почетная школа английского языка и литературы»[88] (официальное название факультета) по оксфордским меркам была еще очень молода. Вдобавок в ее преподавательском коллективе с некоторых пор царил разброд. По одну сторону стояли филологи и специалисты по истории Средневековья, полагавшие, что литературные произведения, созданные позже Чосера, не могут быть серьезным предметом для изучения, а по другую — исследователи «современной» литературы (от Чосера до XIX века), считавшие изучение древне- и среднеанглийского языков и немногочисленных литературных памятников того времени никому не нужным делом. Попытка втиснуть противоборствующие группировки в организационные рамки одного факультета оказалась ошибочной. Студенты, специализировавшиеся на древне- и среднеанглийском, вынуждены были теперь тратить много времени на изучение современной литературы, а студенты, интересовавшиеся «литературой» (современными авторами), в свою очередь, мучились, штудируя «Англосаксонскую хрестоматию» и «Самоучитель древнеанглийского языка» Генри Суита.
Почему линия раздела проходила именно по веку, когда писал Чосер? Вариант объяснения, который, вероятно, пришелся бы по душе Толкину, да, скорее всего, он и был ему хорошо известен, тесно связан с драмой нормандского завоевания — и с историей языка. Когда после битвы при Гастингсе, в 1066 году, в Англии установилась власть чужеземцев, примерно на 300 лет французский язык стал господствующим языком аристократии, духовенства, практически всех образованных классов. Еще в начале XIV столетия Ричард Глостерский говорил: «Если человек не знает французского, люди его всерьез не принимают»[89]. С началом Столетней войны между Англией и Францией английский язык постепенно возвращает утраченные позиции, но это был уже не тот язык, что триста лет назад. Произведения Чосера — одни из первых, написанных на «новом» английском.