Только для чёрных!
Шрифт:
«Восемьдесят процентов преступлений, связанных с наркотиками, приходится на долю белого населения. Продолжительность жизни в обособленных белых районах Юдостана в два раза ниже, чем в среднем по стране. Чума косит белых. И имя этой чуме – северная колючка и синтетические наркотики».
– Всё так и есть, – сказал водитель Гурк, сворачивая с главной улицы столицы на многоуровневую развязку около главного порта. – Я скажу крамольную вещь. Если трущобы сжечь напалмом, а наших детей отдать в нормальные школы, то со временем у нас будет не меньше писателей
– Ох, ох, – разохался Абдулкарим расстроенно и свернул газету. – Генетика?! Ох, как же всё запущено…
Рано утром из отеля пришлось выбираться через служебный вход, чтобы не попасться в лапы вездесущим журналистам. Нам удалось незамеченными занырнуть в наш лимузин. И мы отправились в городской суд. По телефону чопорный судья Рукомуку Хитросплённый объявил мне, что может нас принять в перерыве между заседаниями по судебному процессу «Чёрный реванш» против общества «Истинной памяти». Из газет я знал, что «памятники», как их здесь называли, обвиняли Республику Ктулху в геноциде белого населения столетней давности путём создания голода и нечеловеческих условий проживания, получившем название «Беломор». «Чёрный реванш» требовал привлечения агитаторов за клевету. Обе стороны виртуозно жонглировали историческими фактами, экспертными оценками, и сам процесс длился уже третий год.
Судья Рукомуку встретил нас в своём тесном рабочем кабинете – он был какой-то настороженный, подозрительный и озлобленный. Ожёг нас горящим взором, даже не предложив сесть – но мы сами уселись в кресла.
– Вы откуда? С Земли? Правильно говорят, что где Земля, там культурная зараза. Эти романсы. Этот ваш Бетховен, – процедил, будто сплюнул, судья. – Это странная религия единобожия, которая является просто глумлением над совершенными в своей законченности идеями поклонения духам стихий и магии. Это всё экстремизм. Экстремизм и никак иначе!
– Мы понимаем вашу точку зрения, – кивал я. – Но сейчас речь идёт о взаимоотношениях наших планет. Вы как образованный человек должны осознавать, что именно плодотворное сотрудничество с Землёй – это ваш реальный шанс быстро перейти на новый уровень развития техносферы.
– Я не политик, не торговец и не инженер. И я решений не меняю! Мне может приказать только Верховный Судья. А вы им пока не являетесь, – захохотал наш оппонент вызывающе, демонстрируя не только независимость судей, но и их полную безмозглость.
Ну что ж, и не таких видали. И я завёл длинный, многословный разговор, не забывая биоэнергетическими импульсами чуть-чуть подправлять его эмоциональную сферу. Завёл песню об ответственности, о последствиях, тут он напрягся – видимо, тоже попал под истерию по поводу неизбежной оккупации страны, и глаза его забегали. И неистовства немножко поубавилось.
– Но я действительно не могу отменить решение! – нервно воскликнул он. – Даже под дулом ваших космодесантников.
– Зачем отменить? – удивился я. – Немного подкорректировать. И отпустить нашего соотечественника под залог. Безвозвратный. И неучтённый.
– Вы предлагаете мне взятку?! – возмутился судья.
– Это вопрос терминологии, которая не всегда отражает всех сложностей окружающего бытия, почтенный судья, – встрял Абдулкарим, который в наших путешествиях обожал иметь дело с коррупционерами, находя в этом какое-то удовольствие, противоестественное для представителя мира победившей новой этической парадигмы.
Судья нахмурился, грозно свёл брови. Посмотрел на сумму, написанную Абдулкаримом на бумажке. И горестно вздохнул, обхватив голову руками:
– Ох, где ж вы были раньше? Если бы я знал! Но теперь уже поздно. И поэтому – как вы смеете глумиться над статусом федерального судьи!
– Ну а фонд помощи судьям-пенсионерам? – не отставал Абдулкарим, выкладывая золотые треугольники на стол. – Нам нужно всего лишь свидание с соотечественником. Вы единственный, кто может его дать.
– Это пожалуйста, – золото как по волшебству исчезло со стола.
Судья встал, подошёл к стоящему в углу механизму из меди и стали, очень похожему на кассовые аппараты первой половины двадцатого века. Что-то настучал на клавишах. Потянул на себя деревянную ручку. И из щели на бронзовое блюдце выскочил медный кругляш с выгравированными символами.
– Завтра вы можете посетить дом гуманного присмотра, где перевоспитывается ваш соратник. Решение принято, – он стукнул в церемониальный барабан и гордо выпрямился: – И учтите, я делаю это с презрением!
Мы вышли из серо-коричневого здания суда, балконы и крышу которого героически держали мускулистые боги правосудия. И направились к нашей машине.
Водитель с поклоном распахнул нам двери, потом вернулся за руль и спросил:
– Дальнейший маршрут, господа? Отель? Резиденция вождя? Увеселительные заведения?
– Нет, Гурк, – покачал я головой. – Покрутись немного по городу.
Лимузин влился в бурный поток дорожного движения. То тут, то там мы застревали в пробках и получали возможность в подробностях разглядывать улицы, заполненные деловито спешащими по своим делам жителями Юдостана. Но меня всё это не интересовало. Меня интересовало совсем другое.
– Абдулкарим, посмотри, эта машина уже второй день за нами катается, – произнёс я по-русски, показывая на жёлтую микролитражку популярной модели «Бычий горб», уверенно и нагло снующую в потоке.
– Служба тайных кругов, – предположил мой напарник.
– На контрразведку не похоже, – возразил я. – Уж не экстремисты ли это из «Чёрного реванша». Горячие головы там давно обещают взорвать проклятых инопланетников.
– Сейчас посмотрим, и кто у нас такой любознательный? – Абдулкарим активизировал фотонный конвертер, и прямо в воздухе перед нами появилась линза, приблизившая изображение.
Лобовое стекло жёлтой микролитражки было затемнено, но фотонный конвертер прогнал все режимы, и вскоре мы чётко увидели водителя.