Только для чёрных!
Шрифт:
– Согласны, – кивнул я, переглянувшись с Абдулкаримом.
– Ну, тогда утром готовьтесь в путь…
Внизу была искрящаяся на солнце, рассекаемая яхтами и кораблями водная гладь. Юдостан давно скрылся из виду. Небольшой, с полностью стеклянной кабиной вертолёт отчаянно молотил лопастями воздух, унося нас в океан подальше от континентальной береговой линии.
В винтокрылой машине нас было трое – сухощавый, чернокожий пилот и мы с Абдулкаримом.
Мы понятия не имели, куда нас везут. И с самого начала этой «экскурсии» мы ждали какого-то подлого затейливого подвоха.
Наконец, я не выдержал:
– Нам ещё долго лететь!
Лётчик ткнул рукой, и мы увидели небольшую белоснежную яхту, покачивающуюся на волнах.
Вертолёт приступил к снижению. И вскоре завис над палубой.
Абдулкарим, кряхтя и жалуясь на жизнь, уцепился за верёвочную лестницу и неожиданно ловко спустился по ней. Спрыгнул пружиняще на палубу и опять заныл:
– Ох, мои старые кости!
Я спустился следом. Едва мои ноги коснулись палубных досок, а руки отпустили верёвочную лестницу, вертолёт унёсся вверх.
Нас ждал, широко расставив ноги и уперев руки в бока, широкоплечий, огромный, толстый негр в белой форме и в морской фуражке с золотистым ободком. У него было такое добродушное лицом и такая искренняя улыбка, что ему хотелось тут же улыбнуться в ответ.
– Здравствуйте. Я Надсмотрщик палаты мер и ответственности Мулумба Великолепный, – представился яхтсмен.
Это был генеральный прокурор – тот самый гад, который не мог нас принять уже который день. Я поприветствовал его в ответ. Он пригласил нас устраиваться в парусиновых шезлонгах, расставленных на палубе.
– Если у вас сложилось впечатление, что я не хотел вас видеть, то оно ошибочное. Я не хотел лишних ушей. А здесь нас могут услышать разве только дельфины и акулы, – он провёл рукой окрест себя, будто рекламируя бесконечную водную гладь.
В ответ я выдал что-то очень дипломатически-тактичное, настраивающее на позитивные контакты и продуктивное сотрудничество. Абдулкарим ввернул вежливую фразу в цветистом восточном стиле, и можно было поставить галочку – контакт установлен, переходим собственно к разговору.
На столике перед нами были экзотические фрукты и запотевший кувшин полусладкого недурственного вина. Обстановка была располагающая и расхолаживающая. Но расслабиться я не мог – меня волновало, что такого нам хотел поведать генеральный прокурор, для чего пришлось лететь час на вертолёте, лишь бы избежать чужих ушей.
– Все эти разговоры о врождённом неравенстве, – завёл хозяин яхты разговор издалека. – Ведь всё относительно. По большому счёту мы одинаковы вне зависимости от цвета кожи, волос или ботинок. Нельзя слишком сильно погружаться в предубеждения и забывать о том, что мы люди. И что суть каждого из нас – это неугасимая искорка вселенского пламени.
– Воистину так, почтенный законник, – поклонился Абдулкарим.
– Пусть духи и создали одних немножко совершеннее других, но это не повод рубить мечом. К сожалению, судья Рукомук Хитросплетённый всего лишь раб расовых стереотипов. Он слишком импульсивен и старомоден.
Абдулкарим кивнул согласно и воскликнул:
– Разрешите выразить обилие наших чувств и мыслей лаконичным языком моих доблестных предков?
– Пожалуйста, – согласился Генеральный прокурор.
– Закрыли нашего Тима по беспределу. И судья – волчара позорный!
– Вынужден согласиться с вашим смелым, но справедливым суждением. Но сделанного не изменить. Мы попали в прецедентную ловушку. Вы ведь в курсе, что теоретически ситуацию может изменить меморандум с подписями президента, судьи и прокурора?
– И мы хотим этого добиться.
– Не добьётесь. Это совершенно невозможно.
– Почему? – прищурился я.
– Можно немного лирики?
– Можно даже романтики.
– Что такое правовая система? Правовая система – это мышцы и жир государства. Если она перетяжелена, то весь организм становится неповоротливым и неуклюжим, а порой и вообще неподвижным. Иногда законы начинают перерождаться в злокачественные клетки – вроде они похожи на настоящие клетки, но пожирают организм изнутри и удаляются только хирургическим вмешательством. А хирургия – это очень плохо.
– Это революция, – кивнул я.
– Иногда да… Наша система очень сильно перегружена. Прецедентами, созданными по блажи судей. Безумными региональными законами типа ареста за езду на трёхколёсном велосипеде со скоростью больше ста километров в час или за распитие спирта из ведра. Творчеством верховных законодателей, каждый из которых мечтает угодить и избирателями, и тем, кто ему давал деньги на выборы. Так что по идее мы вообще не должны двигаться.
Я вспомнил анализ нашего компьютера текущей ситуации, который полностью совпадал со словами прокурора. И кивнул:
– Нам тоже это приходило в голову.
– Мы бы уже лежали на боку. Если бы не костыли.
– Какие костыли?
– Вы знаете, какую главную угрозу для общества озвучивает наш Демократический вождь? Правильно, коррупция. Ей объявлена беспощадная война. Она наказывается ссылкой на добычу водорослей. И всё равно, практически все чиновники в ней участвуют. Почему все? Где достойные подражания исключения в виде бескомпромиссных борцов за закон и порядок?
– А их совсем нет? – огорчился Абдулкарим.
– Не замечены. Причина в том, что кроме писанных законов существует устная правовая традиция.
– Что?!
– У нас закон существует в двух традициях – письменный, который принимается выборными депутатами на разных уровнях. Другой передаётся из уст в уста. И какой важнее?.. Конечно, важнее устная традиция. Это, как у вас говорят на Земле, отражение общественного коллективного бессознательно. Это и есть те самые костыли!
– И устный закон гласит, что можно и нужно брать мзду? – недоверчиво осведомился Абдулкарим.