Только для меня
Шрифт:
Правда, как выяснилось утром, зря он сам с собой ночью спорил, потому что, проснувшись и сообразив нехитрый завтрак на двоих, увидел, что его гостьи и след простыл. Сначала было подумал, что она, вымотанная встречей с родственниками до сих пор спит, но, громко постучав в дверь гостевой, позвав по имени и так не услышав никакого ответа, забеспокоился. Вдруг всё-таки вчерашнее падение сказалось на ней не самым наилучшим образом? Вошёл внутрь и вместо валяющейся в бессознанке девчонки наткнулся на аккуратно заправленную постель и стопку одежды в шкафу. Словно и не было никого. Следом пришла смс от начальника службы безопасности с запрошенной ночью информацией о ней. Имя, дата и место рождения, родители, университет – ничего нового Владлен для себя в этом не увидел. То же самое вчера Соня рассказывала. Самое интересное и самое подозрительное содержалось в графе места работы, где указывался название и адрес детского сада, в который ходил сын Лёшки
Вот тебе и ангелок. Вот тебе и девочка невинная. Хотела, значит, просто на сестру посмотреть, да? Любопытно было? Ничего плохого не хотела?
И он тоже хорош. Уши развесил. На глазища голубые с веснушками повёлся. Идиот!
Ну, какой же ты, Баженов, идиот!
Глава третья.
София
Она сколько себя помнила обожала возиться с детьми. Со сверстниками и взрослыми общий язык не могла найти, как не старалась, кроме мамы, а вот с детишками общение само собой складывалось. Они её завораживали своей непосредственностью, любознательностью, чистым взором и открытой душой, в которую можно с лёгкостью влюбиться и с ещё большей лёгкостью ранить. Они смотрели на мир как-то совершенно по-особенному. Не так как взрослые. Видели в нём нечто понятное лишь им. Яркое, красочное, счастливое. Смеялись заливисто и честно. Плакали, злились, обижались, а потом очень быстро прощали. С ними Соне было спокойно и уютно. С ними ей хотелось связать свою жизнь и ради этой цели девушка старалась изо всех сил хорошо учиться и также хорошо работать, набираясь опыта у воспитателей. На полный рабочий день у неё не получалось выходить из-за пар, но даже нескольким часам после учёбы, проведённых в окружении маленьких, всё понимающих, вопреки мнениям взрослых, человечков, девушка не уставала радоваться. Особенно если удавалось побыть в группе, в которой числился сын её старшей сестры – Илья. Ему было пять лет, но по развитию он уже порядком опережал своих сверстников. Очень добрый, активный, весёлый, любящий и любимый, похожий на родителей. Ребята кучковались вокруг него, выбрав лидером, а он и рад стараться. Чистякова поначалу запрещала себе к нему привязываться, но сама не заметила как полюбила этого ребёнка всем сердцем и каждый раз с нетерпением ждала новой встречи с ним, чтобы заглянуть в тёплые каре-зелёные глаза чистые глаза, увидеть его открытую радостную улыбку и услышать звонкое: "Сонечка, привет! Смотри, что я нарисовал!" или "Смотри, какая у меня игрушка!". Тётя Тома из-за этого периодически называла её безмозглой дурочкой, говоря, что нужно не к нему подлизываться, а к его родителям. Только Соня к Илюшке и не подлизывалась. Она, вообще, не знала как это делается. Да и если бы знала, то абсолютно точно не стала бы этого делать ни по отношению к этому чудесному ребёнку, ни к его маме с папой. Потому что это неправильно. Потому что это ей не нужно. И о своём решении прийти к их дому девушка успела пожалеть не раз и не два. Была бы возможность отмотать время назад, то она ею обязательно бы воспользовалась, а без неё оставалось только корить себя за любопытство, принёсшее боль ни в чём неповинным людям, и надеяться, что у них всё будет хорошо. И у папы, и у Антонины, и у брата её мужа, оказавшего Соне столько помощи, сколько она за всю жизнь ни от кого не получала. О ней так разве что мама заботилась до болезни. А ведь сначала ей, глупой, показалось, что он не очень хороший человек. Так жутко смотрел на неё, подозревал, хотел подловить на лжи, но потом после появления отца и его слов, из-за которых София впала в состояние фрустрации и совершенно не соображала, не оставил в беде. Говорил с ней, оказал заботу и поддержку, пустил на ночлег домой, хотя мог оставить её, в тот момент и себя непомнящую, на остановке. Лишь благодаря ему папины жестокие слова затихли в голове. Благодаря ему у неё получилось прийти в себя. Правда, поблагодарить как следует не вышло. Ночью хватило лишь на простое "спасибо", а утром нужно было рано уйти, чтобы успеть к первой паре. Мужчина в это время спал и будить его Чистякова не решилась. В переполненном троллейбусе по дороге до университета только повторяла мысленно его фразу, произнесённую с твёрдой уверенностью ночью:
"Нет в этом твоей вины. Если кто и виноват, то родители твои. Отец, насколько я понял, в большей степени. Вот их и вини, а себя принижать прекращай, иначе не видать тебе счастливой жизни как собственных ушей".
После этого она, наконец, поняла, что значит выражение "сказал как отрезал". И также поняла, что даже не запомнила на эмоциях его имени. Помнила только его самого – большого и сероглазого. А ещё голос со смехом. Какой-то чисто мужской. Низкий. По-своему красивый и очень… Приятный? Да, наверное, так. Иногда отчего-то волнующе рычащий. Соня никогда такой не слышала. Ни у одноклассников, ни у немногочисленных одногруппников мужского пола
– Соня, – в группу заглянула чем-то крайне взвинченная Тамара Евгеньевна, вырывая из мыслей. – Зайди ко мне. Сейчас же!
Чистякова непонимающе переглянулась с воспитательницей и снова посмотрела на подругу мамы, сверлящую её очень недовольным и даже каким-то злым взглядом.
– Хорошо, Тамара Евгеньевна.
Услышав ответ, Смирнова скрылась в коридоре и Софии не оставалась ничего кроме как направиться следом за ней. Первое, что она услышала, стоило только закрыть за собой дверь директорского кабинета, было взбешённое:
– Сонька, дура, ты когда уже мозгами обзаведёшься?!
Девушка, привыкшая к вопросам такого рода от неё, опустила голову, не в силах выдержать тяжёлый и в чём обвиняющий её взгляд тёмно-карих глаз.
– Сколько тебя не учи, сколько не говори, сколько не пытайся помочь, а всё бестолку! У меня иногда складывается такое впечатление, что у тебя в башке вместо мозгов кисель клубничный! – тётя Тома говорила негромко, так как сейчас по расписанию был тихий час и дети спали, но резко и отрывисто, словно едва сдерживалась, чтобы не закричать в полный голос. – И зачем я пообещала твоей матери приглядеть за тобой?! Проблем только на свою голову нажила! Чёрт бы тебя…
– Я… – Чистякова несмело взглянула на женщину, стоящую возле своего стола и глазами метающую в неё молнии. – Я что-то сделала не так?
– Ты ещё спрашиваешь?!
Соня искренне не понимала. На работу она пришла даже на час раньше из-за отменённой последней пары, со своими обязанностями, как обычно, справлялась, чрезвычайных происшествий, которые частенько случались из-за любопытных непосед, коими являлись все детишки, не случалось.
– Я…
– Ты дура, Сонька! Причём безнадёжная! Зачем к сестре полезла, когда она не одна была, а?! Я разве тебе не говорила аккуратнее действовать?! – прошипела Тамара Евгеньевна, прищурившись. – Я разве не предупреждала, что ты можешь в два счёта отсюда вылететь, если абсолютно вся правда вскроется, и на этот раз я ради тебя одно место точно рвать не буду! Хватит с меня! Самой бы уцелеть!
Говорила, да. И предупреждала. Но единственное, что ей сейчас было ясно, так это то, что мамина подруга откуда-то узнала, что она была у Антонины. Сама София ей об этом решила не рассказывать, так как прекрасно знала, что та лишь покрутит пальцем у виска и назовёт пустоголовой за отказ от отцовских денег. О его словах, действиях и взглядах девушке, в принципе, хотелось как можно скорее забыть.
– Тётя Тома, а как вы узнали про сестру?
– Благодаря Баженову Владлену Валентиновичу! – едко усмехнулась она. – Знаешь такого?!
Чистякова, нахмурившись, отрицательно покачала головой.
– А он тебя знает, Сонька, и, судя по всему, это не сулит тебе ничего хорошего!
Смирнова села в своё высокое кожаное директорское кресло и кивнула на стул напротив. На этом же месте на столе лежал чистый белый лист и обычная синяя ручка.
– Садись и пиши заявление на увольнение по соглашению сторон сегодняшним числом. Потом собирай вещи и загляни в бухгалтерию, девочки отдадут тебе документы и расчёт.
Девушка замерла, оглушённая её словами. Увольнение? По соглашению сторон? Документы? Расчёт? Но… Но почему? За что?
– А раньше надо было думать! Раньше! До того как на Баженова нарвалась! Не знаю, что ты натворила и как узнал… Хотя, чего это я? Это же Баженов. Люди его уровня всегда и обо всём знают.
О чём? О чём знают? Соня же ничего плохого никому не сделала! Глаза защипало от слёз и ком перекрыл горло. Она же… Она же просто работала!
– Не вздумай реветь! Нюни нужно было перед братом мужа сестры своей разводить и ему плакаться, может, тогда бы и пожалел тебя бестолочь такую!
Брат мужа – это же… Это же тот самый мужчина, который её не оставил одну в трудный момент и приютил у себя на ночь! Но… Но он ведь хороший! Он ведь… Почему? Зачем он хочет её увольнения? За что он так с ней? За что с ней, в принципе, всё плохое раз за раз происходит? Неужели она этого заслуживает? Неужели она настолько ужасный человек?
– Скажи спасибо, что увольнением обходишься, а не чем-то серьёзным, потому что Владлен Валентинович – это не Антонина и даже не муж её. С ними я, может, ещё и замяла, сказочку какую-нибудь придумала бы, а ему лапшу на уши так просто не навешаешь, – Тамара Евгеньевна, поморщившись как от зубной боли, передёрнула худыми плечами. – Мало того что громила каких поискать, так ещё и хватка как у бульдога. Только узнал, что ты здесь работаешь, и сразу понял, где адрес сестрицы взяла. Думала с меня кожу живьём спустит за то, что сотрудники в персональные данные могут залезти и в своих интересах их использовать. На задних лапках перед ним пришлось прыгать, унижаться и… И всё из-за тебя! Неужели поумнее не могла действовать?! Садись давай, пиши заявление! Хватит глазами хлопать!