Только хорошие индейцы
Шрифт:
Она выдвинула теорию о том, что он тогда видел: если направить свет на спицы велосипеда, они создадут картинку на скорости и сохранят это расплывчатое, светящееся изображение, и так же, наверное, возник произвольный узор из светлой и темной пыли на обратной стороне лопастей вентилятора. Во время вращения лопастей из нее образовалось нечто вроде сгустка, и Льюис просто увидел в нем то, что ему подсказало чувство вины, – молодую самку вапити.
Только он не все рассказал ей о той самке.
Она вегетарианка, и не по причине слабого здоровья, а по этическим соображениям. Теперь по вечерам
Двадцать минут спустя, или через час, Льюис более или менее точно выложил очертания самки вапити… скорее менее, чем более.
Он встает, чтобы посмотреть на нее сверху, и он понятия не имеет, как его далекие предки делали это в прошлом. Те лошади, которых они рисовали на балках или боковых стенах хижин, не были анатомически точными – как и эта вапити – но они свидетельствовали о близком знакомстве с их фигурами, их очертаниями, а эта самка из липкой ленты получилась совсем непохожей. Скорее можно подумать, что кто-то рассказал Льюису о вапити, а он сам никогда не видел настоящего оленя в реальной жизни.
Пита прижимает ладонь ко рту, чтобы сдержать смех, и Льюис тоже вынужден улыбнуться.
– Выглядит так, будто пятилетний ребенок пытался обвести по контуру гигантскую овцу, – говорит он. – Пока приканчивал третью бутылку пива с утра.
Пита падает на отодвинутый в сторону диван, поджимает под себя ноги и прибавляет:
– А овца при этом лягалась, стараясь вырваться.
– Овцы ничего не понимают в искусстве, – говорит Льюис и падает на диван рядом с ней.
Из этого положения он, разумеется, в конце концов смотрит сквозь вентилятор снизу, а потом на точечный светильник, который опять не горит. Это загадка, которую ему никогда не отгадать, он с этим уже смирился. Некоторые осветительные приборы понять невозможно, нечего и пытаться.
– Так что дальше? – спрашивает Пита.
Секунд тридцать Льюис не отвечает, потом наконец произносит:
– Это глупо.
– Что? – спрашивает Пита. – А не глупо было взбираться по шаткой лестнице в середине дня, когда ты был один, рискуя разбить голову?
Она права.
Остановившись поприветствовать Харли и сказать ему, что Элдон работает вместо его хозяина в утреннюю смену, Льюис снова тащит в гостиную высокую алюминиевую лестницу от торца дома.
– Она стояла здесь, – говорит Пита и ставит лестницу почти прямо под вентилятором.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Льюис.
Она поворачивается в другую сторону, широко расставляет ноги и наклоняет лестницу так, что красная верхушка из пластика точно совпадает с вмятиной в стене на противоположной стороне гостиной.
– Ох, – говорит Льюис. – Как ты думаешь, нам вернут залог?
– Ты переоцениваешь важность гарантийных залогов, – отвечает Пита совсем как настоящая индианка.
– Погоди, – говорит ей Льюис и идет в гараж, потом возвращается обратно с мешком для мусора из морозильника. Этот мешок сменил вместе с ними шесть арендованных домов и один так и не отремонтированный до конца подвал.
Возможно, от него будет плохо пахнуть. А может, и нет.
– Он до сих пор у нас? – удивляется Пита.
Льюис пытается открыть мешок, но это больше похоже на попытку развернуть тамале [13] из пластика, такой мешок старый. И у него щемит сердце, так как внутри лежит шкура, которую он обещал той молодой вапити когда-нибудь использовать, чтобы все, что она вытерпела, не было напрасным.
Он рассказывал Пите, что тогда шел густой снег, а она была похожа на взрослую самку, а не на подростка. Что он бы никогда не нажал на курок, если бы хорошо ее рассмотрел.
13
Мексиканская лепешка из кукурузной муки с мясным фаршем, завернутая в кукурузные листья.
Не совсем ложь. Просто не вся правда.
Льюис отбрасывает воспоминание и возвращается к тому, что сейчас делает: воссоздает место преступления? Нет. Скорее воспроизводит тот несчастный случай. На этот раз с помощью реквизита.
– Она еще?.. – спрашивает Пита, глядя на плотный узел из скатанной шкуры оленихи, все еще покрытой шерстью.
Льюис пожимает плечами, он не знает, целая она одним куском или же начала крошиться. В ней много надрезов и дыр, потому что, во-первых, он не мастер свежевать животных, а во-вторых – тот купленный в фактории нож, которым он тогда работал, затупился минуты через три.
Следует ли дать шкуре оттаять перед тем, как ее разворачивать? Сгодится ли для этого микроволновка? И сможет ли он потом есть разогретые в ней продукты?
– Я просто… – произносит он и торжественно кладет шкуру в середину фигуры из упаковочной ленты. Она похожа на толстый, волосатый буррито, и Льюису приходится сосредоточиться, чтобы удержаться от кашля, потому что кашель может вызвать у него рвоту, а ему не хочется оскорбить ее память.
– Вероятно, этого достаточно, – говорит Пита, откидываясь на спинку и обводя взглядом шкуру, ленту, всю эту сцену.
– Ну, тогда… – Льюис ставит одну ногу на нижнюю перекладину лестницы и берется одной рукой за другую перекладину, выше.
– Вентилятор вращается с той же скоростью? – спрашивает она.
– Я с ним ничего не делал, – отвечает он. – А ты?
Она отрицательно качает головой и кивает ему: давай, я буду смотреть.
– Я стоял на этой ступеньке, – рассказывает он, поднимает руку и касается той перекладины, на которой стояла его нога, а потом лезет выше.
Он ждет, когда вращающиеся лопасти вентилятора снова окажутся на уровне его груди, а потом смотрит сквозь них вниз. На Питу на диване. На мертвую вапити из липкой ленты и волосатый буррито вместо живота.