Только когда мы вдвоем

Лиезе Хлоя

Мама снова кашляет.

— Тебе придётся. И когда настанет время, ты это сделаешь. Ты подберёшь себя с пола, двинешься дальше и проживёшь эту прекрасную жизнь.

Мы говорим об этом, не говоря об этом по-настоящему. Ненавижу, когда мы так делаем. Пусть эти слова и не произнесены вслух, всё равно такое чувство, будто ножи вонзаются во все промежутки между моими рёбрами. Такое чувство, будто моё горло испепеляется, а сердце рассыпается в груди. Мир без моей мамы — это не тот мир, в котором я хочу быть. Я ненавижу, когда она заставляет меня думать об

этом. Я ненавижу тот факт, что знаю, что она мне вот-вот скажет.

— Обещай мне, Уилла Роуз.

Я киваю, пока по щеке стекает слеза.

— Обещаю.

***

— Ты снова храпела, — Руни топает по гостиничному номеру, голая по пояс. Она бесстыжая нудистка, которая буквально расхаживала бы по миру голой, если бы её за это не арестовали. Эта женщина ненавидит одежду так же сильно, как я — разговоры по душам. На первом курсе меня это пугало, но с тех пор я привыкла и научилась не замечать.

Я зеваю, пытаясь заставить свои глаза сфокусироваться, чтобы посмотреть на время.

— И? Это имеет какое-то значение? Я же всегда храплю.

— И я забыла свои беруши.

Я хмурюсь — и потому, что на моём телефоне неожиданное сообщение, и потому что невыспавшаяся Руни — совсем не то, что нам нужно на сегодняшней игре. Как и сказала тренер, ей надо, чтобы мы хорошо отдохнули и были готовы.

— Прости, Ру.

Она машет рукой, выуживая из сумки спортивный лифчик и наконец избавляя меня от страданий. Как я и сказала, я привыкла к наготе, но разговаривать с моей лучшей подругой, пока её сиськи размером с укус комара демонстрируют, насколько холодные настройки мы задали кондиционеру — отнюдь не моё любимое времяпровождение.

— Всё нормально, — говорит она. — Я буду в норме. Мне только нужен кофе, и плевать, что тренер об этом скажет.

— Сама решай, Ру. Я поддерживаю употребление кофеина, лишь бы ты пила достаточно воды.

— Спасибо, — Руни плюхается на кровать, затем переворачивается на спину. — Боже, я дерьмовая подруга. Я тут жалуюсь на храп и потребность в кофе, когда у тебя в жизни происходит нешуточное дерьмо. Ты вчера не пригласила меня в больницу, и я знаю, это потому, что ты беспокоишься, вдруг это последний...

— Ты хочешь гостиничный кофе, или мне заказать из Старбакса? — перебиваю я.

Этим Руни скандально славится. Она говорит о тяжёлых темах так, будто это нормально, будто тяжёлые чувства проживаются, а не подавляются и не выпускаются потом периодическими вспышками матерных рыданий, пробежками на 25 км и запоями виски.

Руни вздыхает.

— Гостиничное дерьмо подойдёт, спасибо. Уилла, поговори со мной. Выпусти всё это.

Я открываю бутылку воды и наливаю половину содержимого в крохотную кофеварку в номере. Далее кладу капсулу кофе в специальный отсек и закрываю.

— Просто у меня дурное предчувствие, Ру, — я прочищаю горло и проглатываю ком эмоций. — У неё в последнее время мало сил. Она не оживляется как тогда, когда у неё в последний раз была ремиссия. Она до сих пор больна.

Руни садится, встречаясь со мной взглядом.

—

Что это означает? Что бывает, если продолжаешь болеть раком?

— Ты умираешь, вот что бывает, — я вытираю нос. — Обычно так и происходит.

Сделав долгий успокаивающий вдох, я нахожу в своей психике тот железный ящик, к которому у меня всё ещё есть ключ, к счастью. Я заталкиваю своё беспокойство о маме, свою предварительную скорбь, тревогу, абсолютно всё в то холодное, недостижимое место. Захлопнув дверцу, я поворачиваю ключ и зарываю всё это поглубже.

— Ладно, я сейчас больше не хочу об этом говорить. Сегодня я забью минимум три гола.

Руни встает, знакомая с этой процедурой.

— Да, чёрт возьми.

— Сегодня я улучшу игру своей команды и буду лидером на поле.

— Вот именно!

Я встречаюсь взглядом со своим отражением.

— Сегодня мы победим.

Руни встаёт позади меня и кладет руки мне на плечи.

— Ты справишься. Мы все справимся. Ну, при условии, что ты отойдёшь и пустишь меня к моей кружке дерьмового кофе, Грейнджер.

Я бросаю на неё взгляд.

— Называть меня Гермионой Грейнджер — это вообще не оскорбление.

Руни любовно дёргает меня за волосы.

— Знаю. Я не пыталась тебя оскорбить. Я пыталась вызвать у тебя улыбку.

Затем Руни сама улыбается, хватает кофе и отходит.

— Кроме того. Злить тебя — это уже не моя работа. Кое-кто украл у меня этот титул.

Мои губы хмуро поджимаются.

— Между нами всё не так.

Руни издает фыркающий смешок, затем делает неуверенный глоток кофе.

— Конечно, милая. Повторяй себе это.

Экран моего телефона снова загорается, напоминая о сообщении, полученном буквально несколько минут назад от того же, о ком говорит Руни.

Райдер.

«Солнце в Солнечном штате. Удачи сегодня, Уилла. Ты все сможешь».

Это было его первое сообщение, и это было приятно. Я тащусь к телефону и хмуро смотрю на новое. Я так и знала, что он не сможет оставить всё на дружеской ноте.

Сначала это скриншот изображения из гугла. Очень нелестное фото, на котором я вытянутой рукой ударяю по груди защитницы, чтобы обойти её. Моё лицо выглядит так, будто я высираю какашку эпических размеров и в то же время переживаю оргазм, от которого подворачиваются пальчики на ногах. Это самое худшее моё фото из всех, что я видела.

«Постарайся не ослепить слишком многих людей своим сиянием на поле».

Зарычав, я снимаю блокировку экрана и печатаю.

«И тебе доброе утро, Бигфут. Постарайся, чтобы не слишком много крошек от праздничного ужина застряло в той мёртвой белке, что обёрнута вокруг твоего рта».

«Тебе нравится моя борода. Признай это».

«Совсем, совсем не нравится».

«Это отличительная черта».