Только моя
Шрифт:
Если Джессика и слышала его, она ничего не сказала.
Порыв ветра донес звук конского топота. Вулф поднял голову, увидел появившийся силуэт Рейфа и вернулся к стремени, чтобы опустить его до прежнего положения.
Тропа, по которой проехал Рейф, поведала ему обо всех происшедших событиях. Он видел лошадь Джессики, упавшую на колени, девушку, летевшую кувырком по склону, глубокие следы кобылы Вулфа, скачущей вниз… Бледное лицо Джессики и сурово сжатый рот Вулфа досказали остальное, хотя оставались вопросы.
— Она
— У нее болит лодыжка, но гордость не позволяет ей принять помощь.
Рейф взглянул на Джессику. Она не заметила его взгляда. Как не замечала ничего вообще. Ее оцепенелость заставила Рейфа в тревоге прищуриться. Ему уже случалось видеть людей в таком состоянии, до которого их доводили либо боль, либо голод, либо война.
— Она выдохлась, — сказал Рейф. — Позади, в миле отсюда, была хорошая площадка для бивака.
Снова закружила метель, закрыв белой пеленой холодную
землю.
— Мы едем через Великий Водораздел. — Вулф сел в седло позади Джессики. — Проследите, чтобы Туспот не потерялся. Вьючные лошади приучены следовать за ним.
Пришпорив лошадь, он пустил ее рысью. Мужская рука обвилась вокруг Джессики, придерживая ее. Ее тело напряглось, но она не издала ни звука. Она все глубже уходила в себя, ища выхода из западни, в которую она вовлекла себя и Вулфа
Она не придумала ничего, кроме того, что нужно терпеть и затем снова терпеть.
«Я не могу».
И молиться, чтобы Вулф изменился, потому что у нее нет сил выносить его жестокость.
«Я не могу. Надо. Я должна быть сильной. Всего лишь немного. Несколько минут».
Минуты прошли.
«Еще несколько минут».
Когда и эти минуты канули в вечность, Джессика попросила себя потерпеть еще несколько минут, затем еще несколько, пока не прошли полчаса, час, затем два часа… три…
Медленно-медленно она превозмогала себя, училась одна, без Вулфа в качестве талисмана, выживать среди ветра, приносящего кошмары и мрачные, мучительные воспоминания.
10
— Вулф, не могу поверить, что это ты! Калеб говорил, что перевалы были под снегом после бури.
При звуках грудного контральто, принадлежавшего Виллоу, губы Джессики горестно сжались. Это нужно было предвидеть: образцово-добродетельная жена обладала красивым голосом. С мрачным лицом Джессика ожидала, когда же она сможет увидеть этот эталон совершенства; однако, хотя Виллоу и отошла на шаг от двери, ее еще скрывала густая тень крыльца
— Представь себе, это я, — ответил Вулф, широко улыбаясь. Он спешился, в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние и раскрыл руки для объятий — И привез тебе подарок!
— Видеть тебя — уже большой подарок, — сказала она, смеясь и протягивая вперед руки.
Нескрываемая нежность в голосе и лице Виллоу была под стать радости Вулфа, заключившего ее в дружеское объятие. Ревность, смешанная с отчаянием, пронзила Джессику, и это поразило ее, ибо она полагала, что впредь ее будет волновать лишь черный ветер.
«У меня был бы шанс остаться с Вулфом, если бы не эта противная ходячая добродетель».
Джессика напряженно вглядывалась в густую тень крыльца, но ей удалось разглядеть лишь изящные руки Виллоу, обвитые вокруг Вулфа.
«Конечно же, она красива, — думала Джессика. — Красива, как этот обширный луг, и совершенна, как эти горы, увенчанные льдом…»
Расстроенная Джессика огляделась. На фоне мрака, который все более сгущался в ее душе, забирал краски из ее жизни, подобно тому как опускающаяся ночь постепенно лишает красок уходящий день, окружающая красота лишь раздражала ее.
— Иди и встречай свой подарок, — сказал Вулф, продолжая улыбаться Виллоу, но уже отпустив ее.
— Встречать подарок?
— Угу…
Мурлыкающий звук, который издал Вулф, был Для Джессики как удар кнута. Она думала, что никогда не сможет испытать большую ярость и большее отчаянье, чем в тот день, когда они ехали через Великий Водораздел. Она ошибалась. Кажется, для нее стало привычным ошибаться там, где дело касалось Вулфа.
«Чтоб этой чертовой ходячей добродетели корчиться в муках в преисподней!»
…И Виллоу шагнула на яркий солнечный свет. Из груди Джессики вырвалось сдавленное восклицание. Виллоу не нужно было дожидаться ада. Он уже глубоко вонзил свои острые когти в ее тело. Виллоу была на последнем месяце беременности, она несла в своем округлившемся чреве младенца, который разорвет ее, когда соблаговолит появиться на свет.
«Господи милостивый, помоги ей в трудный час!»
Эта нечаянная немая молитва была глубже и сильнее ревности. Джессика не могла испытывать радость от мучений Виллоу. Как не могла отныне ненавидеть ее. Более того, Джессика была полна сочувствия к женщине, которой уготовлена судьба корчиться от боли и молить о пощаде; вот она, женская судьба, в том цикле, который ведет начало от мужского посева и завершается нечеловеческими мучениями при родах. И всюду царил черный ветер, который шептал недобрые пророчества новой жертве, осужденной на страшные муки…
Сейчас, когда она осознала, что ожидало Виллоу, звуки ее смеха и голоса причиняли Джессике невыносимую боль. Она сострадательно наблюдала, как Виллоу ухватилась для поддержки за руку Вулфа, ступая по неровной почве двора, где сквозь пятна снега и грязи уже пробивалась трава.
Когда Виллоу прошла мимо Туспота, она взглянула на Джессику с любопытством и мгновенно вспыхнувшей улыбкой, которой предлагала свою дружбу. Джессика вернула улыбку, но Вулф не остановился и даже не взглянул на нее.