Только представьте…
Шрифт:
Вкус оказался омерзительным, но легче было выпить, чем затевать спор. Кейн бережно уложил ее. Голова Кит приятно кружилась. До нее донесся запах мыла. Значит, Кейн принял ванну, прежде чем вернуться к ней. Это почему-то ее тронуло.
Кейн откинул простыню. Хорошо, что Кит успела надеть простую сорочку и дорогие панталончики с оборками. Как все предметы ее туалета, эти тоже никак не подходили друг к другу.
— Закрой глаза и предоставь рому делать свое дело, — прошептал он.
Веки и в самом деле налились тяжестью, так что держать глаза открытыми не было никакой возможности. Кит послушалась, а Кейн тем временем стал массировать ей спину. Его руки нежно скользили вдоль позвоночника. Она почти не почувствовала того момента, когда он поднял сорочку
Наутро она увидела на прикроватном столике большой букет полевых ромашек, втиснутый в стакан.
Глава 17
Лето сменилось осенью, и атмосфера напряженного ожидания окутала дом и его обитателей. Сбор хлопка начался, и скоро прядильные станки заработают.
Софрония стала просто невыносимой: рычала на всех, огрызалась, и никто не мог ей угодить. Только сознание того, что Кит не делит постель с Кейном, приносило ей некоторое удовлетворение. И дело не в том, что она сама хотела заполучить Кейна: наоборот, давно рассталась с этой мыслью. Просто чувствовала, что, пока Кит держится на расстоянии от Кейна, ей не придется столкнуться с ужасной истиной, признать которую было выше ее сил. Неужели порядочная женщина вроде Кит, вроде ее самой действительно способна получить наслаждение, лежа в постели с мужчиной? Если это так, все ее выстраданные мысли о том, что в жизни важно, а что нет, потеряют смысл.
Софрония понимала, что время работает против нее. Джеймс Спенс донимал ее требованиями принять решение. Он давно просил Софронию стать его любовницей и переехать в уютный домик в Чарльстоне, подальше от злых языков. Софрония же, не привыкшая лениться, теперь то и дело ловила себя на том, что подолгу смотрит в окно на домик надсмотрщика.
Магнус тоже выжидал, чувствуя, что Софрония приближается к некоему поворотному моменту своей жизни. Что же, он готов выдержать удар. Но сколько еще придется терпеть? И как он сможет жить в ладу с собой, если она бросит его ради Джеймса Спенса и его модного красного кабриолета, фосфатного рудника и кожи, белой, как рыбье брюшко?
У Кейна были иные, хотя в чем-то схожие проблемы. Когда хлопок соберут, а станки установят, у него не будет причин целыми днями гнуть спину. Но ему требовалась тяжелая, доводящая до изнеможения работа, чтобы обмануть потребности тела. Никогда еще, с самой зеленой юности, он так долго не обходился без женщины.
По вечерам он возвращался домой к ужину и никак не мог понять, мерещится ему или жена на самом деле намеренно доводит его до безумия. Каждый вечер она появлялась за столом, благоухая жасмином. Прическа соответствовала настроению: иногда волосы были забраны наверх и крошечные локоны обрамляли лицо мягкими черными перышками; в другие дни она следовала строгому испанскому стилю, который идет лишь немногим женщинам, — разделяла волосы на прямой пробор и укладывала на затылке тяжелым узлом, который так и хотелось распустить. Но в любом случае Кейн не мог отвести от нее глаз. Что за жестокая ирония! Он никогда не был верен ни одной женщине и теперь страдал по той, до которой запретил себе дотрагиваться…
Кит была так же несчастна, как и Кейн. Ее тело, пробужденное к страсти, не желало снова засыпать. Странные эротические фантазии одолевали ее. Она нашла книгу стихов Уолта Уитмена, подаренную Кейном несколько лет назад. В то время его смелые строки смущали ее. Теперь же словно обнажили душу. Никогда она не встречала подобной поэзии, наполненной воспламенявшими тело причудливыми образами.
Отлив, порожденный приливом, прилив, порожденный отливом, — любовная плоть в томленье и сладостной боли,
Безграничный, прозрачный фонтан любви знойной, огромной, Дрожь исступленья, белоцветный яростный сок;
Новобрачная ночь любви переходит надежно и нежно в рассвет распростертый,
Перелившись в желанный покорный день… [11]
Она томилась по ласкам Кейна. Днем подолгу лежала в ванне, а к вечеру одевалась в самые соблазнительные платья. Прежний покрой казался ей слишком скромным, поэтому она углубляла вырезы и срезала пуговицы с лифов, так что теперь декольте открывало грудь едва ли не наполовину. Она надевала яркие бусы, а как-то раз заменила пояс на светло-желтом утреннем платье длинным лоскутом тафты в красно-синюю полосу, напялила пунцовые туфли к оранжевому туалету и, не устояв перед искушением, продела в рукава лимонного цвета ленты. Кит была невыносима. Возмутительна. Очаровательна. Софрония ехидно заметила, что она ведет себя как павлин, распускающий хвост, чтобы привлечь самку.
11
Уолт Уитмен. Из цикла «Дети Адама». Пер. с англ. М. Зенкевича.
Но Кейн, похоже, ничего не замечал.
Месяца три спустя после свадьбы дождливым осенним днем в гости заглянула Вероника Гэмбл. Кит угораздило как раз в этот момент залезть на чердак в поисках пропавшего во время войны сервиза, так что она опять предстала перед красавицей в неприглядном виде.
Встречаясь в церкви или в городе, они обменивались вежливыми приветствиями, но не вступали в разговор. С того злосчастного ужина Кит ни разу не навестила Веронику. Только послала записку с учтивой благодарностью за «Мадам Бовари» в красивом переплете телячьей кожи — крайне неуместный свадебный подарок миссис Гэмбл. Кит с жадностью проглотила книгу, наслаждаясь каждым словом. Она никак не могла определить свое отношение к Веронике. Та восхищала ее и чем-то притягивала, но Кит пугали самоуверенность и холодная красота этой женщины.
Пока Люси расставляла на столе стаканы с ледяным лимонадом и блюдо сандвичей с огурцом, Кит тоскливо сравнивала хорошо сшитый костюм песочного цвета, который был на Веронике, со своим испачканным и помятым платьишком. Стоит ли удивляться, что муж находит явное удовольствие в обществе Вероники?
Кит не впервые задалась вопросом, все ли встречи мужа и Вероники происходят на людях. При мысли о том, что Кейн назначает тайные свидания миссис Гэмбл, у Кит заныло сердце.
— Ну, как вы находите супружескую жизнь? — осведомилась Вероника, после того как они обменялись любезностями и Кит уничтожила четыре сандвича. Сама Вероника ограничилась одним.
— По сравнению с чем?
Смех Вероники серебряным звоном раскатился по комнате.
— Вы, вне всякого сомнения, самая интересная женщина во всем здешнем невероятно скучном и чопорном мирке.
— Если вам так противно, почему остаетесь здесь? Легче уехать.
Вероника потеребила заколотую у горла камею.
— Я приехала сюда, чтобы исцелить свой дух. Понимаю, как мелодраматично это должно звучать, по мнению такой молодой женщины, как вы, но муж был мне очень дорог и я до сих пор не смирилась с его смертью. Но в конце концов скука станет таким же смертельным врагом для меня, как и скорбь. Не так легко жить одной после того, как столько времени провела рядом с необыкновенным человеком.
Кит не знала, что ответить на эти откровения, тем более что за ними чувствовалось нечто намеренно расчетливое. И это впечатление немедленно подтвердилось.
— Но довольно жалоб! — продолжала Вероника. — Невозможно часами слушать сентиментальные тирады одинокой вдовы, особенно когда твоя собственная супружеская жизнь только начинается. Лучше скажите, нравится ли вам быть замужем.
— Привыкаю, как всякая новобрачная, — осторожно ответила Кит.
— Какой сдержанный и предсказуемый ответ! Сознаюсь, я разочарована! Ожидала, что вы с обычной прямотой посоветуете мне не лезть не в свое дело, хотя уверена, что перед уходом еще услышу это. Скажу прямо, что я приехала сюда с единственной целью — сунуть нос в брачную постель самой оригинальной пары во всем штате.