Только в моих объятиях
Шрифт:
— Она обо всем позаботилась, — заметила Мэри, потрогав платья, висевшие на плечиках в дальнем углу.
— Обо всем, — подтвердил Райдер, заметив книжную полку, устроенную над изголовьем кровати.
Мэри старалась проследить за его взглядом, не уверенная, смотрит ли он на узкую, идеально застланную койку или же на обтянутые тисненой кожей переплеты. Впрочем, в любом случае она была готова принять его согласие за искреннее.
Райдер скинул с плеча седельные сумки, пристроил в углу винтовку и снял пояс с кобурой. Потом повесил жилет на спинку кресла возле письменного стола, пересек салон и уселся на кровать, посредине которой стояла прикрытая крышкой корзина. Оказалось,
— С каких это пор тебя стали волновать сорта мыла и пена для ванны? — удивился Райдер.
— Много ты понимаешь, — фыркнула она, закрыв комод и задернув занавеску. — После всех этих недель, когда мне приходилось плескаться в ледяной воде, я не могу не мечтать о горячей ванне с приятно пахнущей пеной!
И в доказательство своей правоты тут же залезла в массивную медную ванну, чтобы получше представить себе, что она почувствует, когда здесь будет полно горячей ароматной воды. От столь приятных мыслей щеки ее залил яркий румянец, и она зажмурилась, обхватив себя за плечи.
— М-м-м-м! Ты только представь себе это блаженство!
Еще бы он не представлял! Облик чудесной фигурки Мэри, от шеи до пят покрытой мыльной пеной — и ничем больше, — тут же на удивление четко замаячил перед его мысленным взором. Если постараться, он даже смог бы разглядеть коралловые бутоны сосков, заманчиво проглядывавших сквозь белоснежные хлопья. Дальше уже совсем просто было представить, как пена постепенно оседает, с тихим шорохом лопающихся пузырьков. От влаги кончики волос завьются еще круче, и капли будут катиться по молочной коже плеч. Милая ямка на шее пропитается пряным ароматом лавандового мыла. Точеная фигурка заблестит под тонкой пленкой влаги, как лепестки самого нежного цветка.
Под конец в его воображении эта переносная вагонная ванна вдруг разрослась настолько, что смогла вместить двоих…
— Райдер! — сердито окликнула его Мэри.
— Ч-что? — растерянно замигал он.
— Сам знаешь что! Нечего вмешиваться в мои мечты!
Едва заметный румянец выдал ход его мыслей, хотя разведчик и не подумал раскаиваться:
— Ну, коль скоро ты до сих пор избегаешь приблизиться к этой кровати, я имею полное право утешаться хотя бы мечтами!
Гневно вздернув подбородок, Мэри развязала ленты шляпки и кинула ее через весь вагон в Райдера. Тот поймал ее и рухнул на кровать как подкошенный.
— Ах, как забавно! — сухо заметила Мэри.
В ответ он лишь иронически ухмыльнулся.
Мэри задумчиво покачала головой, не в силах отвести взгляда от его лица. Подчас та легкость, с которой Райдер заставлял сердце замереть в груди, уязвляла ее гордость. Она постоянно позволяла втягивать себя в стычки, в которых нередко теряла контроль, и потом даже не могла сказать точно, с какого момента он начинал брать над ней верх, заставляя страдать от поражения. Райдер же вел себя совершенно иначе. Даже уложенный ею на обе лопатки, он не терялся и принимал неудачу вполне спокойно, не теряя достоинства.
Мэри попыталась спросить его об этом позднее, лежа рядом с ним на некогда чистых и отглаженных, а теперь беспощадно измятых простынях на узкой кровати. При воспоминании о том, как нежно он любил ее несколькими минутами ранее, у нее пробегали по коже мурашки.
— Как
Она поняла, что больше не хочет добиваться ответа на свой вопрос. Она хочет его, хочет снова почувствовать его внутри себя.
Мэри улеглась так, чтобы вытянуться вдоль его тела во весь рост. Она следила за его глазами, в которых мелькнуло сначала удивление, потом радость, потом понимание — и, наконец, страсть. Он поцеловал ее, и она ответила ему сильно, жадно, торопливо лаская языком. Ее дыхание — равно как и его — стало прерывистым, в ответ на любовный призыв, который не мог остаться без ответа.
Нежные груди Мэри щекотали его чувствительную кожу, соски ее напряглись. Между их телами то и дело пробегали искры возбуждения. Оно все нарастало, становилось нестерпимым, буйным и приносило все большее наслаждение, едва не доходившее до боли. Мэри снова стала влажной и горячей, готовой принять его в себя.
Она приподнялась на руках, и Райдер тут же сжал в ладонях ее груди. Мэри устроилась поверх него. Прошло еще так мало времени, и он не успел набраться сил, чтобы любить ее вновь. Такого никогда не случалось прежде, и Райдер сам не ожидал от себя подобной прыти, однако в эту минуту обоим было наплевать, что можно, а что нельзя. И он откликнулся на ее призыв, на бурю чувств, захватившую их обоих и закрутившую в вихре экстаза. Ее горячее, ненасытное тело обволокло его, словно дикое пламя. Маленькие сильные пальцы обхватили напрягшуюся плоть и погрузили глубоко внутрь. Взор Райдера привлек не рассеянный, покорный взгляд, устремленный в пространство. Нет, в широко распахнувшихся глазах Мэри ясно читалось желание идти до конца.
И это было несравненно…
Его руки оставили ее груди и скользнули вниз, туда, где их тела сливались воедино, и он принялся ласкать Мэри в то время, как она двигалась над ним. Из груди у нее вырвался крик, в котором не слышалось слов — лишь хриплые звуки неземного блаженства. Ее головка запрокинулась, а бедра подались чуть-чуть вперед. Плавные линии выгнувшегося тела могли бы стать неким символом чудесной страсти.
Тело Райдера по-своему повторило этот символ в момент наивысшего блаженства. Он прижал к себе трепещущее тело Мэри. Слипшиеся от пота пряди упали на виски. Он чувствовал, какими необычно сильными толчками бьется ее сердце. Осторожно отодвинув со лба волосы, он прошептал:
— Не шевелись, — потому что знал: прикоснись она к нему опять — и он от страсти выпрыгнет из собственной кожи.
Откатившись на бок, Райдер любовался Мэри, подперев голову локтем. В салоне горела одна лампа, пламя которой задрожало и закачалось, когда вагон тронулся с места и покатился по рельсам. Вот они и в пути — точь-в-точь как обещала Рении. Без вопросов. Без осложнений.
Райдер ухватился за последнюю мысль. Возможно, одно осложнение все же случится… и он по-новому взглянул на Мэри.