Толковая Библия в 12 томах(ред. А. Лопухин) Том 4
Шрифт:
Во время страшной мученической кончины св. Стефана мучители, побивавшие его камнями, складывали свои одежды «у ног юноши, именем Савла». Это и был великий избранник Божий. Хотя сам он, видимо, и не принимал участия в побиении первомученика камнями, но был настолько ожесточен на великого проповедника христианства, «что одобрял убиение его» (Деян 8:1), да и после этого кровожадного дела не успокоился, а «терзал церковь, входя в домы и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу». Этот яростный гонитель христианства был иудей, родом из Тарса, в Киликии. Он, таким образом, принадлежал к иудеям рассеяния, но происходил из семейства, которое гордилось чистотой своей иудейской крови, помнило свое происхождение от Вениаминова колена и самое имя своему сыну дало в честь царя из этого колена – Саула. Будучи таким образом «евреем из евреев» (Флп 3:5), Савл вместе с тем обладал весьма важным гражданским правом, именно правом свободного римского гражданина, обеспечивавшим неприкосновенность его личности на всем громадном пространстве Римской империи. Право это, вероятно, было приобретено его отцом за какую-нибудь услугу римлянам во время гражданских войн и от него перешло к сыну. Таре, расположенный на берегах Кидна в узкой плодородной равнине между Средиземным морем и снеговыми высотами Тавра, был большим торгово-промышленным городом, в котором было складочное место товаров, составлявших предмет торговли между Восточной и Малой Азией. Но особым промыслом жителей было приготовление шерстяных материй, ковров и палаток из козьей шерсти, которая славилась по всему Востоку, и Савл был
Это высокое образование делало его особенно пригодным орудием для той цели, к которой подготавливал его Промысл, именно быть «апостолом народов». Но это была лишь одна сторона в его образовании. Дав своему сыну общее классическое образование, родители вместе с тем позаботились особенно дать ему высшее образование иудейское. С этой целью Савл был отправлен в Иерусалим, где процветали различные высшие школы, и там он «воспитан был при ногах Гамалиила», знаменитейшего законника своего времени, отличавшегося не только глубиной и обширностью своей учености, но и замечательным духом терпимости к мнениям несогласных с установившимися воззрениями людей. В школе этого-то великого учителя Савл был «тщательно наставлен в отеческом законе» и был ревнителем по Боге (Деян 22:3). Все это обширное образование, соединенное с высокими природными дарованиями, сделало Савла весьма видной личностью, и уже в Иерусалиме, среди фарисеев, он пользовался большой известностью не только за свою ученость, но и потому, что он «жил фарисеем по строжайшему в иудейском вероисповедании учению» (Деян 26:5).
По окончании образования Савл, наверно, возвратился в Таре; но город этот был теперь уже тесен для высокоученого и пылкого юноши, душа его просилась на более широкое поприще, и он вскоре опять появляется в Иерусалиме. И тут-то ему пришлось впервые столкнуться с новыми проповедниками, которые с успехом проповедовали какое-то новое, неизвестное ему учение. Высокоученый фарисей из Тарса не преминул прислушаться к этим новым проповедникам и, к ужасу и негодованию, узнал, что они проповедовали отмену Моисеева закона и вместо него преподавали учение какого-то темного Галилеянина, Иисуса из Назарета, который за свою мятежность и богохульство был осужден на смерть и распят между двумя злодеями.
Ему как пылкому ревнителю закона и вместе высокообразованному знатоку его все это могло представляться лишь вопиющим безумием, на которое не стоило бы обращать ни малейшего внимания, если бы проповедниками этого нового учения выступали одни безграмотные поселяне вроде тех, что толпой ходили за самым Основателем учения, а не такие образованные эллинисты, как Стефан. Ясно, что это учение пустило уже глубокие корни и его нельзя было оставлять без внимания. Нужно было опровергнуть и поразить этих проповедников, и Савл действительно выступил против Стефана и, несомненно, был одним из тех «некоторых из Киликии, кто вступил в спор с Стефаном» (Деян 6:9). Спор между такими противниками мог быть только самый горячий, и Савл, к ужасу своему, увидел, что при всей своей учености он «не мог противостоять мудрости и духу, которым говорил» его противник. И тогда-то ревность его приняла кровожадный характер. Позор своего поражения он мог смыть лишь кровью Стефана и одобрял его убиение. Сопровождавшие это страшное мученичество обстоятельства не могли бесследно пройти для такого пылкого человека, как Савл, и в душе у него шевельнулось страшное чувство сожаления и раскаяния, что он в своей ревности зашел так далеко, а вместе затеплилась и искра сомнения в своей собственной правоте. Но это было тяжелое чувство; нужно было подавить его, а достигнуть этого можно было только новой и усиленной ревностью в защите Моисеева закона и в гонении на врагов его. Если погублен такой высокообразованный и геройский проповедник его, как Стефан, то масса его последователей уже не заслуживает никакого сожаления; ее нужно уничтожить, и тогда ненавистное учение будет вырвано с корнем. С такими мыслями и чувствами Савл, вопреки наставлениям своего великого учителя Гамалиила, положительно стал «терзать церковь» и гнал ее членов «до смерти» (Деян 8:3; 22:4). И это гонение навело ужас на христиан. Перед лицом грозного гонителя они рассеялись и исчезли. Иерусалим, по-видимому, был совершенно очищен от них. Там уже не было больше проповедания или чудес у притвора Соломонова, толпы уже не собирались на улицах в ожидании прохождения тени апп. Петра и Иоанна; в доме Марии, матери Марка, уже не было больше многолюдных собраний. Если христиане и собирались, то собирались только с боязливостью и тайком, в малом числе, и трапезы любви, если только они вообще совершались, происходили, вероятно, так, как в первые дни по воскресении, с запертыми дверями – ради страха иудейского. Некоторые из христиан понесли жестокое мучение за свою веру; менее преданные члены церкви, несомненно, отпали от нее; большинство сразу же бежало еще до наступления бури гонения. Такой успех дела должен был чрезвычайно обрадовать первосвященников и старейшин иудейских, которые наконец могли надеяться на полное истребление секты, так много делавшей им хлопот. Они даже были бы довольны и тем, что сделано; но Савл хотел довести до конца, и «в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах» (Деян 26:11). Особенно много христиан, слышал он, было в Дамаске, где они свили себе гнездо под властью аравийского князя Ареты.
И вот, чтобы разорить и это гнездо, Савл обратился к первосвященнику, чтобы он дал ему полномочные письма в Дамаск, с которыми бы он мог устроить там судилище и в цепях приводить оттуда в Иерусалим всех, кого только найдет из христиан, как мужчин, так и женщин, с целью производства над ними высшего суда, примером правды и милости которого могла служить для них участь св. Стефана. И вот он, получив письма, отправился в путь, «дыша угрозами и убийствами на учеников Господа» (Деян 9:1), но по неисповедимым намерениям промысла Божия путь этот привел его к совершенно неожиданному для него исходу, и он вышел из Дамаска не грозным гонителем, с целой партией закованных в цепи и трепещущих за свою участь христиан, а смиренным и разбитым назарянином, последователем того самого Иисуса Назарянина, само имя которого дотоле звучало для него презрением и возбуждало в нем неистребимую ненависть.
Этот чудесный переворот совершился на дороге, неподалеку от Дамаска, близ деревни Каукабы (как указывает предание). Перед знатным путником, ехавшим в сопровождении значительной свиты, расстилалась «пустыня Дамасская», ограничиваемая на север цепью Ливанских гор, едва заметно выступающих в далекой синеве небосклона; в прямом направлении виднелись башни самого Дамаска, кровли которого ярко сверкали под палящими лучами полуденного солнца. Путь был страшно тяжел и утомителен в эти часы дня, и Савл нетерпеливо стремился поскорее добраться до знаменитого своими садами города, чтобы отдохнуть под их сладостной тенью от пути и затем сразу же приняться за дело. И вдруг кончилось все. Вокруг путников вдруг заблистал необычайный свет с неба. Его видел не Савл только, но и все его спутники. В Сирии и вообще полуденное солнце светит и жжет невыносимо; но этот свет с неба был еще поразительнее в своей яркости
Савл встал, но все вокруг него было темно. Ослепительное видение исчезло, но вместе с ним для взора Савла померкло и само солнце. Он был слеп. Испуганные спутники взяли его за руку и повели к Дамаску. По прибытии в город его отвели в дом Иуды на длинной улице, которая идет через весь город и как тогда, так и теперь называется Прямой. Там с мукой в душе, в слепоте, в телесных страданиях, в умственном возбуждении, без пищи и питья, Савл пролежал три дня, а блеск поразившего его света постоянно предносился перед его темными глазами, и звуки того укоряющего голоса все еще гремели в его ушах. Никто не может сказать, что пережила его душа в эти три дня. Наконец буря его душевного состояния нашла облегчение в молитве, и затем к нему пришел один христианин, уважаемый всеми, и даже иудеями, Анания, которому Господь явился в видении и открыл, что этот безжалостный гонитель будет избранным сосудом, чтобы возвещать имя Христово перед язычниками, царями и сынами Израиля. «И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое», – говорил Господь. Добрый Анания, опасавшийся сначала идти к известному всем кровожадному гонителю, не медлил долее. Он вошел в дом Иуды и обратился к страдальцу с дорогим приветствием, как к брату, и, возложив руки на его затемненные глаза, велел ему встать, смотреть и быть исполненным Св. Духа. «И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его; и вдруг он прозрел и, встав, крестился; и, приняв пищи, укрепился».
Проведя несколько дней в обществе Анании, который, несомненно, своей беседой ободрил дух его и преподал ему начатки христианских истин, Савл совершенно возродился духовно и почувствовал себя совершенно другим человеком. Между его прежним и настоящим легла непроходимая бездна. Ему открылись глаза на сущность вещей, и теперь он, к изумлению, видел, что все то, в чем он полагал свою славу и свое величие, было отжившей ветошью и тьмой в сравнении с истинным светом гонимого христианства. И при одном воспоминании, что он был гонителем церкви, ужас поражал его богопросвещенную душу и тем с большей ревностью он теперь стремился загладить это свое прошлое гонительство проповеданием Христа. Оправившись от душевного и телесного потрясения, он сразу же выступил проповедником Евангелия, и в дамасских синагогах изумлялись все, как этот яростный гонитель христианства теперь вдохновенно проповедовал Евангелие. Но душа Савла была разбита и требовала более продолжительного успокоения. Ему нужен был такой отдых, во время которого он мог бы всецело оторваться от окружающего мира, уйти в самого себя, проверить свое душевное состояние и в уединенной беседе с Богом найти окончательное подтверждение своему призванию. И вот Савл, подобно великим ветхозаветным праведникам, удалился из Дамаска в Аравию, где и пробыл около трех лет. Только после этого продолжительного пребывания в пустыне, проведенного, несомненно, в глубоком душевном самоиспытании, Савл опять возвратился в Дамаск и там начал проповедь о Христе. Появление такого великого проповедника, о котором уже могли забыть отчасти, обратило на него общее внимание, и так как он всю свою прежнюю ученость, подкрепленную еще высшими откровениями, всецело обратил на проповедь и защиту Евангелия, то никто из иудейских книжников и законников не мог выстоять против него. Это, естественно, возбудило против него крайнее негодование среди иудеев, и они составили даже заговор убить его. В этом заговоре принял участие даже правитель Дамаска, который приставил стражу к городским воротам. Опасность была страшная, тем более что она грозила в самом же начале прекратить деятельность Савла, который не успел еще хоть сколько-нибудь загладить грехов своей прежней жизни. Нужно было избежать ее, и в этом отношении помогли ему уже начавшие собираться около него ученики. Они воспользовались тем, что дома на Востоке окнами выходили за городскую стену, и, посадив Савла в большую корзину, спустили его на веревке за стену, подобно тому, как в древности Раав спасла соглядатаев. Избежав опасности, Савл тогда направился в Иерусалим. Там ему уже не было места среди старейшин иудейских, и он должен был искать убежища среди новых своих собратьев-христиан. Еще будучи гонителем, он, вероятно, слышал об ап. Петре, который выдавался среди других апостолов своим мужеством в проповеди и славился чудесами. С ним-то «видеться» и решился Савл, чтобы найти в нем мужественного друга и наставника. Ап. Петр принял его с свойственным ему радушием, так что Савл пробыл у него дней пятнадцать, и за это время познакомился и с Иаковом, братом Господним. Других апостолов частью не было в это время в Иерусалиме, частью же они продолжали недоверчиво относиться к обращенному свирепому гонителю, предполагая в его обращении лишь коварный прием для разузнания всех тайн жизни среди христиан. Но великодушный Варнава, сам эллинист, близко познакомившись с Савлом, убедил наконец апостолов, что перед ними уже не прежний гонитель, а смиренный христианин, удостоившийся страшного откровения на пути в Дамаск.
И тогда, будучи принят в общество апостолов, Савл совершенно укрепился нравственно и вновь выступил на проповедь Христа в синагогах иудейских, смело состязаясь с эллинистами, во главе которых он некогда отстаивал Ветхий Завет против Стефана. Такой переход его на сторону бывших своих противников, естественно, возбудил крайнее раздражение среди иудеев, и ему грозила участь св. Стефана. Савл был в крайнем унынии и однажды до такой степени молился в храме, что пришел в исступление. И в это время ему было новое откровение Христа, который, повелевая ему удалиться из Иерусалима, вместе с тем дал ему великое поручение быть апостолом язычников. «Иди, – говорил Христос, – Я пошлю тебя далеко к язычникам». Смиренно приняв на себя это великое поручение, Савл при помощи учеников тайно сел на корабль и, избегнув таким образом грозившей ему опасности, отправился в Кесарию, и оттуда препровожден был в Таре, где и пробыл четырнадцать лет, готовясь к своему великому призванию – апостольства среди язычников.
XXXV
Обращение Корнилия ап. Петром. Проповедь язычникам в Антиохии и первая церковь из язычников. Гонение в Иерусалиме и мученичество ап. Иакова
После обращения Савла в состоянии церкви наступило временное затишье от внешних гонений, так что «церкви по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем; и при утешении от Святого Духа умножались». Это было в первую половину царствования императора Кая Калигулы (37–39 по Р. X.), и объяснялось тем, что в это время иудейский мир находился в страшном возбуждении, отвлекавшем его внимание от гонительства христиан. Раздраженный иудеями император хотел доказать им свое неограниченное самовластие и повелел поставить свою статую в святилище иерусалимского храма. Такое повеление, грозившее страшным осквернением храма языческим изображением, повергло иудеев в неописуемый ужас, и они все свои силы употребляли на то, чтобы отвратить как-нибудь подобное бедствие. И вот, когда злейшие враги церкви вынуждены были всеми силами отстаивать ветхозаветный храм от осквернения язычниками, церковь новозаветная «при утешении от Святого Духа умножалась» и открывала свои двери для язычников. Первый шаг в этом отношении сделан был по внушению свыше ап. Петром.