Толлеус, искусник из Кордоса
Шрифт:
В этот момент послышался стук копыт. Невероятно, но Оболиус вернулся. Оказывается, времени прошло порядочно: на землю легли длинные тени, а в воздухе зазвенели комары.
– Как же мне выжать ману из губки? – на автомате продолжал рассуждать Толлеус сам с собой.
– Сжать покрепче! – услужливо подсказал парень, спрыгивая с коня. Он решил, что вопрос адресован ему.
Искусник сначала раздраженно нахмурился, но потом задумался: тут, конечно, не вода в мочалке, но ассоциация очень явная. Почему бы и не попробовать? Он живо сформировал вокруг губки кокон и сжал его. По воткнутому в самый центр чародейского накопителя искусному каналу хлынула мана, враз перекочевав в накопитель.
Толлеус довольно заулыбался и даже простил Оболтуса за то, что тот привез пожевать только пару дорогущих праздничных пряников вместо нормального ужина.
– Они же вкуснее, – оправдывался подросток. – А мало – так ведь вы, господин, денег мало дали!
Глава 12
Оболиус. На службе
Дорога на Олитон
Выскочив на дорогу, Оболиус наконец перевел дух. Он все еще был жив и вроде даже здоров, что не могло не радовать. Страшный кордосский искусник остался у озера: вроде бы еще недалеко, не более полулиги, но глазами уже не видно, и от этого на сердце как-то спокойнее. Сказать по правде, с самого утра, лишь только бабка Сабана в своей обычной суровой манере отловила его на улице, играющего с детворой, мягкое место кольнуло тревожное предчувствие: не к добру. И пожалуйста, новая работа. Причем на этот раз не нужно тягать тяжеленные мешки или подавать инструмент в исходящей жаром кузнице. Как будто ничего сложного – прислуживать важному господину, но это только на первый взгляд, если не знать, кто он.
Представить плохого хозяина легко. Например, высокомерный аристократ, который босоногую детвору за людей не считает и запросто запорет кнутом из-за плохого настроения. Или же жадный купец, который ради крохотной экономии заморит голодом. Пожалуй, хуже этого навскидку придумать непросто, но бабуля расстаралась: теперь хозяином будет кордосский искусник. Он словно вынырнул из детских сказок – старый, страшный, непонятный, раньше таких постояльцев никогда не было. Оболиус вспомнил, как Сабана огорошила его этим известием, как он стоял, внутренне сжавшись, когда она вручала судьбу своего единственного внука этому старику. Причем бабушка почти ничего не сказала: ни почему так, ни зачем, ни как быть и что делать. О чем она думала? Она же не злая…
И все же наказ был прямой и простой, ослушаться ее парень не смел. Нет, конечно же в каких-то вещах можно было допустить своеволие: заиграться на улице и не прийти к положенному часу домой или стянуть пирог с кухни. Но не в таком серьезном деле, как сейчас.
Настоящего живого искусника мало кто видел, но сказок и слухов хватало. Была война, страшная война. Ветераны, что изредка попадались в числе постояльцев, очень не любили рассказывать про Кордос. Спросишь, а они сразу же мрачнеют и заказывают кружку вина – за павших товарищей. Впрочем, у некоторых после обильных возлияний язык развязывался, и тогда они рассказывали про смерть: огненную, железную, каменную, невидимую… Как будто даже целые полки крепких здоровых воинов гибли в бою с одним-единственным искусником… Только чародейство могло осадить и погнать прочь этих злобных нелюдей с жезлами в хищно скрюченных пальцах. Слухи тоже не отставали, представляя северных соседей и вовсе кровожадными монстрами, питающимися человечиной.
Оболиус, разумеется, понимал, что это выдумки. Вряд ли бабуля отдала бы свою кровинушку этому человеку (человеку ли) на съедение. Нет-нет, это, безусловно, враки. Это взрослые придумали так малышей пугать, чтобы слушались. Не жрут кордосцы детей по ночам, иначе бы уже давно люди там вымерли. Ан нет, купцы кордосские едут по тракту каждый день и детей своих везут целых и невредимых. Торговцы наверняка многое могут порассказать, только молчат, будто рыбы, не хотят водиться с оробосским мальчишкой.
И все же неприятный осадок от всех этих сказок был. Раз придумали такое, значит, не просто так. Это как с серым волком – им малышей тоже пугают, дескать, придет, утащит, если вовремя не лечь спать. Конечно, зверь не приходит – волки в лесу живут. Вроде как бояться нечего, но забреди-ка ночью в лес – и поминай как звали. Вот и с искусниками, наверное, то же самое…
Оболиус поежился, вспомнив, как все-таки было не по себе править повозкой и знать, что прямо за спиной сидит ОН. Причем поворачиваться отчего-то тоже было страшно: ну как посмотришь, а там… Впрочем, пацан не представлял себе ясной картины, кем обернется Толлеус, если на него посмотреть. Чудовище с горящими глазами и с зубами наружу? Посиневший мертвец с провалившимися глазницами? Даже смешно, но все же… Когда парень все-таки набрался смелости бросить взгляд через плечо, вид спящего старика отнюдь не успокоил его: если кордосец спит днем, то ночью…
Оболиус поехал с искусником, представляя себя отважным героем. Этот тип – враг, даже если он на самом деле обычный старик, тут и гадать нечего. Кордосцы – враги всех людей, это точно. И он, Оболиус, не боится взглянуть в лицо опасности. Ни одна живая душа не догадается, как ему страшно оказаться подле искусника. «Всем и каждому покажу, что мне это – тьфу!» – думал парень. И даже больше: напакостить в меру сил и способностей – это он тоже не побоится сделать. Именно поэтому он свернул к лесному озеру, когда кордосец уснул. Сгружая вещи с телеги, Оболиус чувствовал себя верным сыном империи, совершающим героический поступок.
А вот теперь, оценив масштабы своего озорства, парень сильно поскучнел. Любой хозяин за такое может выпороть так, что потом неделю сидеть нельзя будет, а тут искусник… Как-то Оболиус не подумал об этом сразу, одержимый идеей борьбы со злом. И вот теперь тень наказания нависла над рыжим озорником, точно черная грозовая туча. Больше всего пугало то, что старик пока ничего с ним не сделал, но ведь понятно, что он этого так не оставит. Что он задумал? Уж не потому ли наказание отложено, что кордосец ждет ночи? Возвращаться как-то не хотелось.
Как бы то ни было, Оболиус без задержек доскакал до родного дома – в любом случае ему туда. Здесь, в знакомой обстановке, вдали от искусника, настроение уверенно пошло в гору. Все испортила бабуля. Увидев внука, она всплеснула руками и грозно надвинулась на него:
– Откуда ты тут взялся? Помер дед, что ли?
– Живехонек, – затараторил пацан, отступая и прячась за столом. – Привал устроил.
– Так ты что, сбежал?! – разбушевалась Сабана, пытаясь ухватить парня.
– Говорю же – недалече уехали и встали. Меня старик в город по делу прислал. – Пожалуй, в этот момент Оболиус понял, что домой ему вернуться будет не так-то просто.
– Говорила я ему – лежать надо. Рано еще путешествовать, – смягчилась старуха, бормоча себе под нос. – Ладно. Сам-то сходи на кухню, каши поешь, только шустро, чтобы господин не заждался, – добавила она громче.
– Что за дело-то? – ворчливо спросила трактирщица, пока внук орудовал ложкой.
– За провизией послал, – с набитым ртом ответил Оболиус и вытащил из кармана деньги. – Сейчас на рынок побегу.
– Сиди уж, – буркнула Сабана, пересчитывая монеты и ссыпая себе в кошель. – В погребе соберу что-нибудь.