Толстолоб
Шрифт:
– О, правда?
– Да, я видел это, и ты тоже видела.
Ее зловещая усмешка померкла.
– Вы трогали это?
Что за странный вопрос? Но нет, нет, он же не трогал, правда? Он подплыл, борясь со странными течениями, увидел, а затем был отброшен прочь.
– Нет, - сказал он.
– Вы должны были, как это сделала я. Там все еще есть нечто живое, какая-то... сила. Не знаю. Но оно позволило мне увидеть многое. И дало часть своей силы мне...
– Она жестом показала на кирку, прислоненную к стене, затем на саму стену.
– ... для этого.
–
– с трудом выдавил Александер. Хотя он уже догадывался. То, что вызывало у него дискомфорт, то, во что он должен был поверить, но не хотел признавать. "Да не будет у тебя других богов, кроме Меня",– влепила ему пощечину его вера. Хотя кто знал, во что он теперь верит, если верит вообще.
– Я верю в Бога, - твердо заявил он.
– И ни во что больше.
– Но вы верите и в дьяволов, вы сами сказали мне в баре. Если верите в Бога, то должны верить в его противников.
– Да!
– закричал он.
– Да, верю в дьяволов, да. В демонов! В Люцифера! В Утреннюю Звезду и Гребаного Повелителя Воздуха и Повелителя Лжи... ДА!
– священник заскрипел зубами.
– Но... их... не должно... быть... здесь!
– Откройте свой разум.
– Теперь обе ее руки ласкали ее грудь. Большие темные соски набухли.
– Не будьте столь суровым. Не все дьяволы торчат в аду.
Ее слова эхом отозвались у него в голове. Она приблизилась, шлепая по полу босыми ногами, с развратной ухмылкой на лице, низ живота будто горел огнем. Священник просто стоял и смотрел.
Она схватила его за горло и потянула на пыльный бетонный пол. Он попытался сопротивляться, но ее сила была сверхъестественной, подкрепленной тем проявлением зла, с которым она встретилась в озере. Ее тело внезапно оказалось на нем, он лицом и грудью чувствовал ее скользкую от пота кожу. Шестьдесят девять,– пришла ему в голову ехидная мысль, Зверь с двумя спинами (Имеется в виду положение при совокуплении, когда половые органы находятся в соприкосновении со ртом партнёра - прим. пер.). Он читал об этом в "Нэшнл Лампун" ("Национальный пересмешник" - молодёжный сатирический журнал - прим. пер.) или где-то еще. Она расстегнула ему мокрые штаны, высвободила член, в то время как светлый мех ее лобка покоился у него на носу. Он изо всех сил попытался оттолкнуть ее, но ничего не произошло. С таким же успехом он мог попытаться толкать танк "М60".
– Священник, - простонала она. Она схватила его за яйца и сжала так, что он вздрогнул. Ее бедра буквально обволокли его лицо.
– Полижи мне задницу, - приказала она.
– Полижи мне задницу, будь умницей, иначе я сделаю из твоих двух орешков кашу.
Хватка усилилась. Его тело напряглось от подступающей боли. Он покорно высунул язык и принялся лизать расщелину между ее ягодиц.
Он ощутил запах затхлой озерной воды, усиленный резким запахом пота. Почувствовал вкус соли, грязи и рыхлой кожи.
– Лижи.
– Его яйца у нее в руке были все равно, что тропический фрукт. Еще одно нажатие, и они превратились бы в зернистую кашицу.
– Суй туда язык. Суй на всю длину.
Жаждущее отверстие ее ануса раскрылось. Теперь он чувствовал привкус не только соли, но и остатков последней дефекации, смердящих, переваренных остатков печенья с сиропом и пирогов с белкой. Он чувствовал вкус ее дерьма.
– Теперь лижи, вылизывай все. Вылизывай дерьмо из моей задницы, вылизывай и глотай, или я раздавлю тебе яйца, вырву тебе глаза и вытащу из тебя кишки.
– Где твой чертов Бог, ты, набожный прохвост? Вылизывай мое дерьмо, или я задушу тебя твоими же внутренностями.
Александер поверил ей, его яйца готовы были треснуть в ее тисках. И знаете, что он потом сделал? Человек, истинно верующий? Человек, лишенный страха милостью Божьей?
Он стал делать именно то, что она ему приказала. Стал вылизывать ее дерьмо.
Стал вылизывать прямо из раскрывшегося ануса. Он представлял себе машинку для производства мягкого мороженного с открытым краном. Только мороженное было теплым, слегка сладковатым и солоноватым одновременно. И он глотал его, как ему было велено.
– Да, - выдохнула она.
– Маленький извращенец. Сперва ты пьешь мочу монахинь, а теперь ешь дерьмо кокаинистки. Вкусно, святой отец? Лучше, чем приходская еда?
Ее собственное лицо вжалось в расщелину между его ягодиц. Шейные позвонки словно отделились, и она наклонила голову под углом, который можно было назвать невозможным. Но на этом невозможное не закончилось. Ее язык.
Ее язык проник ему в анус, вытянувшись в длину, словно горячая карамельная конфета. Сперва он проскользнул ему в заднюю кишку, как некая сверхъестественная змея, а затем стал углубляться в горячие недра. Наконец, Александер почувствовал, как тот извивается у него в животе, после чего удаляется, превращается в шарообразную подушечку, которая прильнув к простате, начинает ее вылизывать. Затем весь рот Джеррики полностью втянулся в его прямую кишку и принялся сосать эту чувствительную железу, словно это был пенис. Ее рука выпустила его яички и взялась за член...
Потребовалось три или четыре движения вверх-вниз, чтобы он кончил. Накопившееся за двадцать лет безбрачия семя выстрелило на несколько футов вверх. Оно походило на белую пряжу, падавшую на его вздымающийся живот, на ее мокрые светлые волосы, на пол. А затем... Затем Джеррика принялась слизывать его.
– Вот хорошо, молодец, священник. Столько спермы!
– обрадовано воскликнула она.
– У священников сперма гораздо гуще, чем обычная - как домашний творог, и гораздо более вкусная!
Александер отвернул голову и беззвучно исторг из себя рвоту, избавляясь от порции ее дерьма, которую ему пришлось проглотить.
– А теперь начинается настоящее веселье, - пообещала она. Голос у нее был горячим, как автомобильный капот в августе, налитые кровью груди покачивались из стороны в сторону.
– Как долго твой праведный член не бывал в женской "киске"? С колледжа? С Вьетнама? Наверное, лет двадцать-двадцать пять.
– Она плюнула на его полупоникший член, смазала его слюной. Тот моментально отвердел. Затем она оседлала Александера, ее рука вцепилась ему в горло, словно стальной зажим, и сдавила так сильно, что он едва не потерял сознание.
– Теперь ты трахнешь меня, святой отец.