Толстолоб
Шрифт:
– Твою маму изнасиловали, дорогая, - продолжила Энни.
– Прямо там, в грязи. Да так, что ты и представить себе не сможешь. Я должна была сделать что-нибудь, должна была попытаться помочь ей, но... но я была слишком напугана. Поэтому я убежала. Бежала до самого города и ворвалась в пивную Старого Сэлли. Слава Богу, там было много городских мужчин, играли в карты. Уэйн и Брайан, Джонни Пилан, братья Кетчамы, и бородатый красавец, Дэйви Барнетт, похоже, так его звали. Я рассказала им о случившемся, и они тут же вскочили из-за столов, похватали
15
Энни кинулась следом, едва поспевая за ними. Легкие у нее горели. Когда они добрались до озера, почти полностью стемнело. И да, тот тип все еще был там, в очередной раз насиловал Сисси, едва живую. Крики мужчин не вызвали удивления. "Итить-кудрить!" "Что за хрень господня?" "Нашпигуйте его свинцом, парни!" "Ни один больной сукин сын не проделает такое с нашими женщинами!" Не успела фигура полностью подняться на ноги, как началась стрельба, оглушительные хлопки раздались в темноте. Один залп следовал за другим, пока пули не настигли фигуру, и та не рухнула замертво. Но Сисси...
16
– Они убили его, но твоя мама...
– Приглушенные всхлипы Энни сменились рыданием.
– Твоя бедная мама была так истерзана насильником. Очень сильно пострадала, понимаешь, особенно в женском месте. Мы принесли ее домой. Пришел доктор Натман и сказал, что это чудо, что она еще жива. Но полностью она так и не оправилась. "Частичная кома", - так сказал доктор. Следующие девять месяцев Сисси пролежала в постели, не говоря ни слова. Просто смотрела на стену, а живот у нее рос с каждым днем.
Вот и все. Спустя все эти годы Энни, наконец, раскрыла тайну той страшной декабрьской ночи. А спустя девять месяцев случилось нечто куда более страшное. Несправедливо, что Чэрити пришлось узнать, что на самом деле случилось с ее мамой, но иногда все складывалось не так, как хотелось бы.
Энни свернула с шоссе на дорогу, ведущую к аббатству. Она думала, что рассказав правду, почувствует себя лучше, но этого не произошло.
Она знала, что это потому, что рассказала она не все. Некоторые детали она никогда не раскрыла бы.
И прежде чем она смогла задуматься об этом, фары грузовика высветили необычный кирпичный фасад аббатства.
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 1
Тук! Тук! Тук!
Александеру был знаком этот звук. С каждым ударом священник спускался все ниже. Голый по пояс, черные пасторские брюки были все еще мокрыми от...
Тук! Тук! Тук!
... озерной воды.
Он чувствовал себя, как зомби, когда шел по тропинке и через освещенное лампами аббатство. В таком же состоянии он возвращался на базу, после крупной заварухи с вьетконговцами. Человек с отрешенным взглядом...
Нет, теперь его уже ничто не могло удивить. И поэтому он вовсе не удивился, когда, спустившись в подвал, понял, кто издает этот шум.
Джеррика.
– Джеррика?
– спросил он.
Она была абсолютно голой, но теперь в ее действиях было что-то одержимое...
Тук! Тук! Тук!
Она снова и снова опускала кирку на покрытую выбоинами стену, из которой при каждом ударе летели маленькие кусочки раствора и кирпичей, обжигая ей лицо, но она не обращала на это никакого внимания.
Пламя спиртовых ламп напоминало фосфоресцирующие ореолы. Странные отблески лизали священнику лицо и голую грудь.
– Джеррика!
Тук! Тук! Тук!
Она не слышала его, целиком поглощенная своим занятием. Хотя она добилась определенных успехов - пробив в стене отверстие, теперь обрабатывала его края.
– ДЖЕРРИКА!
– закричал он во все горло.
Тук...
Она остановилась на полувзмахе и повернулась. Ее большие голубые глаза были широко раскрыты.
В свете спиртовых ламп ее нагота была ослепительной.
– Где вы были?
– Ее вопрос прозвучал как-то кротко и застенчиво.
– Думаю, ты знаешь, - жестко ответил он.
– Я видел тебя, Джеррика. Видел, как ты выходила из озера.
Ее улыбка была такой же яркой, как свет ламп, и такой же блестящий, как обильный пот на ее обнаженном теле.
– Что плохого в том, что я искупалась нагишом, а, святой отец? Мне было... жарко.
– Ее рука скользнула по плоскому животу, нежно коснулась груди.
– Это - нечистое место, - сказала она.
Нечистое, – подумал он. Возможно. Возможно, так и есть.
– И я видела призраков, святой отец. Ваших... монахинь.
Глаза у Александера сузились. Зло,– догадался он. Да, здесь есть нечто злое, я чувствую. И что бы это ни было... оно вселилось в нее...
– Аббатиса Джойслин? И старшая сестра? Я видела их, разговаривала с ними. Они просто сохнут по вам, святой отец.
Александер сглотнул, словно во рту у него скопился песок.
– Хотя, - сказала она, грязно усмехнувшись, - я тоже.
Господи. Ты уходишь от главного!
– Я видел, как ты выходила из озера. Поэтому пошел на колокольню. Посмотрел с нее. И увидел это, Джеррика. И знаешь, что я потом сделал?
– Наверное, вы вздрочнули, - последовал ответ обнаженной блондинки.
– Думая обо мне. Думая о том, как сильно вы хотите меня трахнуть.
– Не совсем.
– Он поднял с пола пачку сигарет и закурил.
– Я и сам немного поплавал.