Толстой-Американец

Филин Михаил Дмитриевич

Марин — Марин С. Н. Полное собрание сочинений. М., 1948.

НИОР РГБ — Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки.

НЛО — Новое литературное обозрение.

ОА — Остафьевский архив князей Вяземских.

ОВ — Отечественная война 1812 года: Энциклопедия. М., 2004.

Оп. — опись.

ПВС-1, ПВС-2 — А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1974.

ПД — Пушкинский Дом (Институт русской литературы Российской академии наук).

ПиС — Пушкин и его современники.

Поликовский — Поликовский А. Граф Безбрежный: Две жизни графа Фёдора Ивановича Толстого-Американца. М., 2006.

РА — Русский архив.

РВ — Русский вестник.

РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства. РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив. PC — Русская старина.

Св. — связка.

СЗК — Вяземский П. А. Старая записная книжка. М., 2003.

С. Л. Толстой — Толстой С. Л. Фёдор Толстой Американец. М., 1990. Ф. — фонд.

Ч. — часть.

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. ИЗ СТИХОВ К ГРАФУ Ф. И. ТОЛСТОМУ

За пределами публикуемого ниже поэтического корпуса 1800–1830-х годов остались стихотворные произведения разных лиц, в которых имя графа упоминается лишь вскользь, а также сочинения (А. С. Грибоедова, А. С. Пушкина, etc.), где Ф. И. Толстой-Американец фигурирует в обличии литературного персонажа.

С. Н. Марин

ОТВЕТ НА ПИСЬМО К ГР<АФУ> ТОЛС<ТОМУ>

Сократа ученик — друг всех Алцибиадов, Злодей ефрейторства, гонитель вахт парадов — Быв — гвардьи офицер, армейской, и матрос, Которого теперь рок в гарнизон занёс; Где живучи от всех мирских сует свободен, Забыв

печали все, фельдфебельшей доволен. Любя приятелей ты вспомни<л> Марина. Скажи однако ж мне какая сатана, Шепнула там тебе, что здесь я утешаюсь, И что в столице я как в масле сыр катаюсь, Что всё лелеет здесь, всё веселит меня, И что мне новой день милей прошедша дня. Ошибся граф! Когда настроив лирны струны, Воспел меня назвав ты баловнем фортуны; Или Толстой, кругом объехав белой свет, Не знаешь ты ещё что счастья в свете нет. Когда же ты его нашёл где за морями, То не скрывай сего пред верными друзьями. Скажи мне, где и как — и парусы подняв Мы пустимся в моря с тобой любезный граф! И бури все презрев, презрев дожди, ненастье, За тридевять земель — пойдём искать мы щастье. Но пусть готовится к принятию нас флот; А между тем хочу писать к тебе в Нейшлот. Сказать тебе что я — всё я — лишь только стал потолще, Что горести души прибавилось побольше. С тех самых пор как мы рассталися с тобой, Я занимаюся здесь службою одной. Веселье изредко мои встречают взгляды; А видят всякой день лишь в караул наряды. Нет писем ласковых — а Сидоров рапорт Лишь только что проснусь, ко мне тотчас несёт. Не вижу в нём увы! я имя дорогова; Читая прозвище и имя вестовова. Поверь что счастливым себя не назову, Коль с ротой в строй иду на место рандеву. Не слышу арий я, не езжу век на балы, Хожу лишь в караул и слушаю сигналы. Хотел бы иногда я сбегать на Парнас, Но явится Утков и подаёт приказ. Не рад хоть, да готов, и при-полку дежурю; Стараяся разбить всех должностей сих бурю. Я с просьбой к Розену — но что ж? — и тут съел гриб. Он занят, у него товарищем Полиб. Ответу от него не можно тут добится; Придётся с музами опять мне распростится, Забыть все умные отборные слова, И помнить лишь равняйсь — и от ноги раз-два. Вот все занятии — вот как проходит время Не вижу право я — любовных дел беремя, О коих говоришь в приятельском письме, Не без греха подчас бывает на уме. Влюблён признатся я — но счастье ль то не знаю; Об милой думаю, об милой я вздыхаю, И неразлучно быть хотел бы с ней всегда. Нельзя исполнить то — вот новая беда. Размыкать можно ли толь страшную кручину. Тут жалобы пойдут на грозною судьбину. Кричу чтоб день прошёл, настала б темна ночь. Но ночью легче ли — от глаз бежит сон прочь. А естли и усну хоть час от утомленья, Всё вижу ужасы, мечтаю привиденья. Застынет в теле кровь и душит домовой, Гераков прозою, стихами Шаховской. Такими дух во мне мечтаньями томится, Что даже иногда………приснится. Проснусь — и поутру не менее хлопот. Бумаге тут беда и перьям перевод; Но всё пишу не так и мысли не клеятся. Так счастьем может ли такая жизнь назватся. Таланту не дано ни в службе ни в любви, Так баловнем меня друг милой не зови. Когда же счастье то, живу в большом что свете, И езжу четвернёй в наёмной я карете, Что в комнате моей с фоцетами стекло, Ламсерт даёт духи, помада от Дюкло; Что сплю за ширмами и пью я из фарфору, И равен чином я армейскому майору: Что камердинер мой так чёрен как сапог, Я счастье в том не чту — и в том свидетель Бог. 1806

(Марин С. Н. Полное собрание сочинений / Критико-биограф. очерк, научн. описание рукописей, ред. и коммент. Н. Арнольд. М., 1948. С. 103–105)

Д. В. Давыдов

1811-ГО ГОДУ

Толстой молчит! — неужто пьян? Неужто вновь закуралесил? Нет, мой любезный грубиян Туза бы Дризену отвесил. Давно б о Дризене читал: И битый исключён из списков— Так видно он не получал Толстого ловких зубочистков. Так видно, мой Толстой не пьян… 1811

ДРУГУ-ПОВЕСЕ

Болтун красноречивый, Повеса дорогой! Оставим свет шумливый С беспутной суетой. Пусть радости игривы, Амуры шаловливы И важных Муз сигклит И троица Харит Украсят день счастливый! Друг милый, вечерком Хоть на часок покинем Вельмож докучный дом И к камельку подвинем Диваны со столом, Плодами и вином Роскошно покровенным И гордо отягченным Страсбургским пирогом. К нам созван круг желанный Отличных сорванцов, И плющем увенчанны, Владельцы острых слов, Мы Вакховых даров Потянем сок избранный! Прошу тебя забыть Нахальную уловку, И крепе, и понтировку, И страсть людей губить, А лучше пригласить Изменницу, плутовку, Которую любить До завтра, может быть, Вчера ты обещался. Проведавши мой зов, На пир ко мне назвался Эрот, сей бог богов, Весёлых шалунов Любимец и любитель, Мой грозный повелитель До сребряных власов. Я место назначаю Почётное ему, По сану и уму: Прекрасного сажаю Близ гостьи молодой И тяжкий кубок мой Чете препоручаю. И пробка полетит До потолка стрелою, И пена зашумит Сребристою струёю Под розовой рукою Резвейшей из Харит! Так время пробежит Меж радостей небесных, — А чтоб хмельнее быть, Давай здоровье пить Всех ветрениц известных! 1815

(Давыдов Денис. Полное собрание стихотворений/Ред. и примеч. В. Н. Орлова. Д., 1933. С. 95–97, 143)

В. Л. Пушкин

ОТВЕТ ИМЯНИННИКА НА ПОЗДРАВЛЕНИЕ ДРУЗЕЙ

Стихотворец я смиренный И судьбою угнетенный, Стар и дряхл я становлюсь И, любя, любви боюсь. Красота меня пленяет; Я молчу — тайком вздыхает Сердце, милые друзья! Жалкий имянинник я. Вы все молоды, здоровы; Всякий час утехи новы И веселия для вас: Я седею всякий

час. Праздновать моё рожденье Для меня не утешенье: Стар я, милые друзья! Жалкий имянинник я. Граф Толстой, и Князь Гагарин, Наш Астафьевский боярин [1003] , Ржевский, Батюшков-Парни, Расцветают ваши дни! Вам всё шутки — мне ж всё горе, И моя подагра вскоре Ушибёт меня, друзья! Жалкий имянинник я. Ныне мне весна не в радость: Улетели счастье, младость, Улетела и любовь! Молодым не будешь вновь. Жизнь мне тягость, не веселье — Скоро быть на новоселье; Вам поклон, мои друзья! Жалкий имянинник я. Но хоть старость угнетает, Сердце Вера утешает, И печать её со мной! [1004] Час не страшен роковой Никому, кто дышит Верой И всё прочее химерой Чтит, любезные друзья! Славный имянинник я. 1816

1003

Астафьево — село, принадлежащее Князю Петру Андреевичу Вяземскому (примеч. В. Л. Пушкина).

1004

Кн<ягиня> Вера Фёдоровна Вяземская мне подарила печать (примеч. В. Л. Пушкина).

К ГРАФУ Ф. И. ТОЛСТОМУ

Что делать, милый мой Толстой? Обедать у тебя никак мне не возможно: Страдать подагрою мне велено судьбой, А с нею разъезжать совсем неосторожно! Проклятый Эскулап кричит, что быть беде, Советов если я его не буду слушать, И говорит: извольте кушать В Немецкой слободе! С больными, пухлыми ногами Вам непристойно быть в гостях! Смотрите: за плечами Стоит курносая с косою на часах — Махнёт… прощайтесь с стерлядями, С вином шампанским и с стихами! Не лучше ль грозную на время удалить, И с нами, хоть годок, пожить? Суровый вид врача, совет его полезный, Подагра более всего Велят мне дома быть. Ты не сердись, любезный! Я пл ачу, что лишён обеда твоего. Почтенный Лафонтен, наш образец, учитель, Любезный Вяземский, достойный Феба сын, И Пушкин, балагур, стихов моих хулитель — Которому Вольтер лишь нравится один, И пола женского усердный почитатель, Приятный и в стихах и в прозе наш писатель, Князь Шаликов, с тобой все будут пировать: Как мне не горевать? Вы будете, друзья, и пить и забавляться, И спорить и смеяться, А я сидеть один, с поникшей головой, И к вам лишь мыслями, увы, переноситься! Гораций нам твердит: час близок роковой — Спешите насладиться! Но Августов певец подагры не имел, И всем, что в жизни, наслаждался: Он Пирру, Хлою пел И в сладостных стихах Философом являлся! А мне не до того: Я мудрости такой и дара не имею; Здоровье для утех нужнее нам всего, И только я теперь его ценить умею. 1816

(Пушкин В. Стихи. Проза. Письма / Сост., вступ. ст. и примеч. Н. И. Михайловой. М., 1989. С. 41–43)

Князь П.А. Вяземский

ТОЛСТОМУ

Американец и цыган, На свете нравственном загадка, Которого, как лихорадка, Мятежных склонностей дурман Или страстей кипящих схватка Всегда из края мечет в край, Из рая в ад, из ада в рай! Которого душа есть пламень, А ум — холодный эгоист; Под бурей рока — твёрдый камень! В волненьи страсти — лёгкий лист! Куда ж меня нелёгкий тащит И мой раздутый стих таращит, Как стих того торговца од, Который на осьмушку смысла Пуд слов с прибавкой выдаёт? Здесь муза брода не найдёт: Она над бездною повисла. Как ей спуститься без хлопот И как, не дав толчка рассудку И не споткнувшись на пути, От нравственных стихов сойти Прямой дорогою к желудку? Но, впрочем, я слыхал не раз, Что наш желудок — чувств властитель И помышлений всех запас. Поэт, политик, победитель, Все от него успеха ждут: Судьба народов им решится; В желудке пища не сварится — И не созреет славный труд; Министр объелся: сквозь дремоту Секретаря прочёл работу — И гибель царства подписал. Тот натощак бессмертья ищет, Но он за драмой в зубы свищет — И свет поэта освистал. К тому же любопытным ухом Умеешь всем речам внимать; И если возвыш енным духом Подчас ты унижаешь знать, Зато ты граф природный брюхом И всем сиятельным под стать! Ты знаешь цену Кондильяку, В Вольтере любишь шуток дар И платишь сердцем дань Жан-Жаку, Но хуже ль лучших наших бар Ценить умеешь кулебяку И жирной стерляди развар? Ну, слава богу! пусть с дороги Стихомаранья лютый бес Кидал меня то в ров, то в лес, Но я, хоть поизбивши ноги, До цели наконец долез. О кухне речь — о знаменитый Обжор властитель, друг и бог! О, если, сочный и упитый, Достойным быть мой стих бы мог Твоей щедроты плодовитой! Приправь и разогрей мой слог, Пусть будет он, тебе угодный, Душист, как с трюфлями пирог, И вкусен, как каплун дородный! Прочь Феб! и двор его голодный! Я не прошу себе венка: Меня не взманит лов бесплодный! Слепого случая рука Пусть ставит на показ народный Зажиточного дурака — Проситься в дураки не буду! Я не прошусь закинуть уду В колодезь к истине сухой: Ложь лучше истины иной! Я не прошу у благодати Втереть меня к библейской знати И по кресту вести к крестам, Ни ко двору, ни к небесам. Просить себе того-другого С поклонами я не спешу: Мне нужен повар — от Толстого Я только повара прошу! 19 октября 1818

(Вяземский П. А. Сочинения: В 2 т./Сост., подг. текста, вступ. ст. и коммент. М. И. Гиллелъсона. Т. 1. М., 1982. С. 88–90)

А.С. Пушкин

<ЭПИГРАММА>

В жизни мрачной и презренной Был он долго погружён, Долго все концы вселенной Осквернял развратом он. Но, исправясь по не многу, Он загладил свой позор, И теперь он — слава богу Только что картёжный вор. 1820