Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы
Шрифт:
Конечно, в другое время и при других обстоятельствах Ленька не удержался бы, чтобы не рассмотреть во всех подробностях эти увлекательные картины. Но сейчас ему не до поляков и не до французов. Ему кажется, что положение, в котором он очутился, гораздо хуже всякого голода, плена и крепостной зависимости.
Он снова плетется наверх. Ноги уже еле держат его. И вдруг он слышит у себя за спиной мягкие мелкие шаги. Он оглядывается. По лестнице, придерживаясь рукой за бархатные перила, поднимается немолодой полный человек с
И почти тотчас внизу хлопает дверь, и вдогонку ему раздается хрипловатый юношеский голос:
– Папа!
Человек остановился, смотрит вниз.
– Да, Николашенька?
Его догоняет высокий молодой офицер. На плечах его блестят новенькие золотые погоны. Новенькая кожаная портупея перетягивает стройную атлетическую грудь. Новенькая желтая кобура подпрыгивает на поясе.
– Что, Николаша?
– Ты знаешь, – говорит, слегка запыхавшись, офицер, – надо, в конце концов, что-то предпринять. Я сейчас прошел по номерам… Это же черт знает что! Этак через два дня, глядишь, не останется ни одной подушки, ни одной электрической лампочки и ни одного графина…
И тут офицер замечает Леньку, который, перегнувшись через перила, смотрит на него с верхней площадки.
– Эй! Стой! – кричит он и с таким страшным видом устремляется наверх, что Ленька, отпрянув, кидается к первой попавшейся двери.
В дверях офицер настигает его. Схватив Леньку за плечо, он тяжело дышит и говорит:
– Ты что тут делаешь, мерзавец? А?
– Ничего, – бормочет мальчик. – Я… я заблудился.
– Ах, вот как? Заблудился?
И, выглянув на лестницу, офицер кричит:
– Папа! Папа! Изволь, полюбуйся… Одного поймал!
– Да, Николашенька… Иду. Где он?
Офицер крепко держит Леньку за плечо.
– Ты посмотри – а? На нем же, негодяе, дамское пальто, – говорит он и с такой силой встряхивает Леньку, что у мальчика щелкают зубы.
– Ты где взял пальто, оборванец? А? – кричит офицер. – Я спрашиваю – ты у кого украл пальто, подлая образина?
От боли, ужаса и отвращения Ленька не может говорить. Он начинает громко икать.
– Я… я… ик… не украл, – задыхаясь бормочет он. – Это… это мамино пальто…
– Мамино? Я тебе дам мамино! Я из тебя, уличная шваль, отбивную котлету сделаю, если ты сейчас же не скажешь!
– Коленька! Коля! – смеется старик. – Оставь его, отпусти… Ты же из него и в самом деле все внутренности вытряхнешь. Погоди, сейчас мы разберемся. А ну, чиж паленый, говори: откуда ты взялся? Где твоя мать?
Икота не дает Леньке говорить.
– Ик… ик… в подвале.
– В каком подвале? На какой улице?
– Ик… ик… на этой.
– На Власьевской? А какой номер дома?
– Ик… ик… не знаю.
– Не знаешь,
– Де… десять.
– Да это ж, Коленька, форменный идиотик. В десять лет не знает номера своего дома.
– Оставь, пожалуйста. Какой там идиотик! Не идиотик, а самый настоящий жулик.
И пальцы офицера с такой силой впиваются в Ленькино плечо, что мальчик вскрикивает.
– Оставьте меня! – кричит он, завертевшись вьюном. – Вы не смеете… Еще офицер называется… Я здесь, в этом доме, в гостинице живу!..
– Ха-ха!.. Остроумно! В каком же, интересно, номере? Может быть, в люксе?
– Не в люксе, а в подвале.
– Стой, стой, Николаша, – говорит встревоженно старик. – А может, и верно, а? Ведь они там, и в самом деле, все в подвал забились…
– Да ну его. Врет же. По глазам вижу, – врет.
– А мы это сейчас выясним. А ну, пошли, оголец! Кстати, я и сам хотел туда заглянуть. Неудобно все-таки, надо навестить публику.
Сознание, что сейчас он увидит маму и что страданиям его приходит конец, заставляет Леньку на время забыть обиду. Подобрав подол злополучного пальто и шлепая сползающими сандалиями, он бодро шагает между своими конвоирами.
И вот он в подвале; протискивается навстречу матери и слышит ее возмущенный и встревоженный голос:
– Леша! Негодный мальчишка! Ты где пропадал столько времени?!
Он кидается ей на шею, целует ее и, показывая пальцем на офицера, захлебываясь, икая, глотая слезы, жалобно бормочет:
– Он… Он… ик… Он… этот… меня… меня…
Офицер смущенно переглядывается со своим спутником.
– Гм… Так, значит, это ваш мальчик, мадам? – говорит старик в пикейном жилете.
– Да, это мой сын. А что случилось?
– Да ничего. Сущие пустяки, – со сладенькой улыбкой объясняет офицер. – Ваш мальчуган заблудился, попал не на ту лестницу… И мы с отцом, так сказать, вывели его на путь истины…
– Благодарю вас. Вы очень любезны.
– Пожалуйста! Совершенно не за что, – говорит офицер и, щелкнув каблуками, поворачивается к своему спутнику:
– Н-да, папаша… Комфортом здесь у вас, надо признаться, и не пахнет.
– Не пахнет, не пахнет, Николашенька, – соглашается тот. И, по-хозяйски осмотрев помещение, он обращается к присутствующим:
– Ну, как вы себя здесь чувствуете, господа?
– Великолепно! – отвечают ему из разных углов.
– Не жизнь, а сказка.
– Не хватает только тюремных оков, надсмотрщиков и орудий пытки.
– А ведь вы, господа, совершенно напрасно себя здесь замуровали. Можно и в номерах отлично устроиться.
– Да? Вы считаете? А не опасно?
– Ну, полно. Какая там опасность! Никакой опасности нет. Большевики наголову разбиты, и не только у нас, но и по всей губернии. Вот мой сынок, подпоручик, может вам подтвердить это.