Том 1. Письма русского путешественника. Повести
Шрифт:
Философия Филалета толкала на путь субъективизма. В центре творчества стала личность автора; автобиографизм находил выражение в раскрытии внутреннего мира тоскующей души человека, бегущего от общественной жизни, пытающегося найти успокоение в эгоистическом счастье. С наибольшей полнотой новые взгляды выразились в поэзии.
В 1794 году Карамзин написал два дружеских послания – к И. Дмитриеву и А. Плещееву, в которых с публицистической остротой изложил новые, глубоко пессимистические воззрения на проблемы общественного развития. Некогда он «мечтами обольщался», «любил с горячностью людей», «желал добра им всей душою». Но после революции, которая потрясла Европу, ему стали ясны безумные мечтания философов. «И вижу ясно, что с Платоном республик нам
Погрузив человека в мир чувства, поэт заставляет его жить только жизнью сердца, поскольку счастье только в любви, дружбе и наслаждении природой. Так появились стихотворения, раскрывавшие внутренний мир замкнутой в себе личности («К самому себе», «К бедному поэту», «Соловей», «К неверной», «К верной» и др.). Поэт проповедует философию «мучительной радости», называет сладостным чувством меланхолию, которая есть «нежнейший перелив от скорби и тоски к утехам наслажденья». Гимном этому чувству явилось стихотворение «Меланхолия».
В стихотворении «Соловей» Карамзин, может быть впервые с такой смелостью и решительностью, противопоставил миру реальному, действительному – мир моральных чувств, мир, творимый воображением человека.
Теперь Карамзин ставит искусство выше жизни. Потому долг поэта – «вымышлять», и истинный поэт – «это искусный лжец». Он признавался: «Мой друг! существенность бедна: Играй в душе своей мечтами». Поэт считает своим долгом «сердца гармонией пленять», свои стихотворения он называет «безделками». Подготовленный сборник своих произведений Карамзин называет «Мои безделки»; он демонстративно декларирует свое намерение писать для женщин, быть приятным «красавицам» («Послание к женщинам»).
В 1794 году Карамзин пишет «безделку» «Богатырскую сказку „Илья Муромец“». Обращение к русской старине было осуществлено с эстетических позиций. Желая позабыться «в чародействе красных вымыслов», поэт обращается к новой музе – «Ложь, неправда, призрак истины – будь теперь моей богинею». Былинный герой Илья Муромец с помощью новой музы был превращен в любовника, в куртуазного рыцаря. Его любовные приключения развиваются в условной стране «красных вымыслов».
«Богатырская сказка» была написана белым, безрифменным стихом. Сам Карамзин указывал, что писал он вслед за «нашими старинными песнями», которые «сочинены таким стихом». И хотя стих сказки был далек от стиха народных песен, опыт Карамзина привлек внимание поэтов-сентименталистов, и вслед за «Ильей Муромцем» М.Херасков написал «волшебную повесть» «Бахариану», Н. Львов – «Добрыню» и т. д. Усвоена была русской поэзией и стилистическая манера «сказки» – свободный, непринужденный разговор поэта со своим читателем.
Создавая новую лирику, Карамзин обновил русскую поэзию. Он внос новые жанры, которые в последующем мы встретим у Жуковского, Батюшкова и Пушкина: балладу, дружеское послание, поэтические «мелочи», остроумные безделушки, мадригалы и т. д. Недовольный, как и некоторые другие поэты (например, А. Радищев), засильем ямба, он использует хорей, широко вводит безрифменный стих, пишет трехсложными размерами. В элегической, любовной лирике Карамзиным был создан поэтический язык для выражения всех сложных и тонких чувств, для раскрытия жизни сердца. Фразеология Карамзина, его образы, поэтические словосочетания (типа: «люблю – умру любя», «слава – звук пустой», «голос сердца сердцу внятен», «любовь питается
Значение Карамзина-поэта отчетливо и лаконично определено Вяземским: «С ним родилась у нас поэзия чувства, любви к природе, нежных отливов мысли и впечатлений, словом сказать, поэзия внутренняя, задушевная… Если в Карамзине можно заметить некоторый недостаток в блестящих свойствах счастливого стихотворца, то он имел чувство и сознание новых поэтических форм».
Крушение веры в возможность наступления «золотого века», когда человек обрел бы так нужное ему счастье, обусловило переход Карамзина на позиции субъективизма. Но это бегство от насущных вопросов общественно-политической жизни тяготило Карамзина. Настойчиво изучая историю и современность, он стремится найти выход из тупика, в который был загнан драматическими событиями французской революции.
В 1797 году Карамзин пишет «Разговор о счастии», где в последний раз сталкивает уже знакомых нам героев – Мелодора с Филалетом. Мелодор задает вопрос, являющийся важнейшим вопросом просветительской философии: «Как достичь счастья?» Филалет поучает: «Человек должен быть творцом своего благополучия, приведя страсти в счастливое равновесие и образуя вкус для истинных наслаждений». Мелодор теперь уже не слушает покорно своего друга и, не желая принять эгоистическое счастье, возражает: «Но если я не нахожу для себя хорошей пищи, то с самым прекрасным вкусом могу ли наслаждаться? Признайся, что крестьянин, живущий в своей темной, смрадной избе… не может найти много удовольствий в жизни». Мелодор ставит, как видим, кардинальный социальный вопрос при решении проблемы человеческого счастья. Филалет пытается доказать, что и крестьянин может быть счастлив, поскольку счастье «обитает в его сердце»: «Крестьянин любит свою жену, своих детей, радуется, когда идет дождь вовремя… Истинные удовольствия равняют людей».
Мелодор, но соглашаясь с позицией своего друга, иронически отвечает ему: «Философия твоя довольно утешительна, только не многие ей поверят». Первым не поверил Карамзин. Он твердо решил порвать со своей субъективистской эстетикой, оправдывавшей общественную пассивность писателя. Решение это свидетельствовало о том, что началось преодоление идейного кризиса.
Два томика альманаха «Аглая» (1794–1795 гг.) сменили «Московский журнал». В них опубликованы стихотворения и повести периода идейного кризиса.
В «Острове Борнгольме», который в известном смысле можно считать одним из лучших произведений Карамзина-прозаика, явственно видны сложившиеся к этому времени художественные приемы повествовательной манеры автора: рассказ ведется от первого лица, от имени соучастника и свидетеля того, что – в недоговоренной форме – произошло на пустынном, каменистом датском острове; вводный абзац повести представляет чудесную картину ранней зимы в дворянской усадьбе и заканчивается уверением рассказчика, что он повествует «истину, не выдумку»; упоминание об Англии в качестве крайнего предела его путешествия, естественно, наталкивает читателя на мысль о тождественности Карамзина, автора «Писем русского путешественника», и персонажа рассказчика в повести «Остров Борнгольм».
В этой повести Карамзин возвратился к проблеме, поставленной в «Бедной Лизе», – ответственности людей за чувства, вложенные в них природой.
Драму «Острова Борнгольма» Карамзин перенес в недра дворянского семейства. Незавершенность сюжета повести не мешает раскрытию ее замысла. Не так уже, в конце концов, существенно, кем приходится Лила, узница прибрежного подземелья, гревзендскому незнакомцу, – сестрой (скорее всего) или молодой мачехой, основное то, что в драме, происшедшей в старинном датском замке, сталкиваются два принципа: чувство и долг. Гревзендский юноша утверждает: