Том 1. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

2

Помогите! Помогите! Я один в ночной тиши. Целый мир ношу я в сердце, но со мною ни души. Для чего кровавым потом обагряется чело? Как мне тяжко! Как мне душно! Вековое давит зло! Помогите! Помогите! Но никто не внемлет мне. Только звезды, улыбаясь, чуть трепещут в вышине. Только лик Луны мерцает, да в саду, среди вершин, Шепчет Ветер перелетный: Ты один — один — один.

Три сонета

Вопрос

Меня пленяет все: и свет, и тени, И тучи мрак, и красота цветка, Упорный труд, и нега тихой лени, И бурный гром, и шепот ручейка. И

быстрый бег обманчивых мгновений, И цепь событий, длящихся века; Во всем следы таинственных велений, Во всем видна Создателя рука. Лишь одного постичь мой ум не может: — Зачем Господь в борьбе нам не поможет, Не снимет с нас тернового венца? Зачем Он создал смерть, болезнь, страданье, Зачем Он дал нам жгучее желанье — Грешить, роптать, и проклинать Творца?

Отклик

Кто там вздыхает в недрах темной бездны? Чьи слезы льются скорбно по лицу? Кто шлет свой крик бессильный в мир надзвездный, Взывая святотатственно к Творцу? Богохуленья ропот бесполезный, Слова упрека, от детей к отцу. Поймет ли человек закон железный: — Без вечных мук пришел бы мир к концу. Ужели маловерным непонятно, Что правда — только в образе Христа? Его слова звучат светло и внятно. «Я — жизни смысл, печаль и красота… К блаженству Я пришел стезей мученья… Смерть победил Я светом отреченья…»

Библия

В тиши полуразрушенной гробницы Нам истина является на миг. Передо мной заветные страницы, То Библия, святая книга книг. Людьми забытый, сладостный родник, Текущий близ покинутой станицы. В раздумьи вкруг него, склонив свой лик, Былых веков столпились вереницы. Я вижу узел жизни — строгий долг — В суровом Пятикнижьи Моисея; У Соломона, эллина-еврея, Любовь и жизнь одеты в яркий шелк, Но Иов жизнь клянет, клянет, бледнея, И этот стон доныне не умолк.

«О, только бы знать, что могу я молиться…»

О, только бы знать, что могу я молиться, Что можно молиться, кому я молюсь! О, только бы в мыслях, в желаниях слиться С тем чистым, к чему я так жадно стремлюсь! И что мне лишенья, и что мне страданья, И что мне рыдающих струн трепетанья, — Пусть буду я ждать и томиться года, Безумствовать, падать во тьме испытанья, — Но только бы верить всегда, Но только бы видеть из бездны преступной, Что там, надо мной, в высоте недоступной, Горит — и не меркнет Звезда!

«Свеча горит и меркнет и вновь горит сильней…»

Свеча горит и меркнет и вновь горит сильней, Но меркнет безвозвратно сиянье юных дней, Гори же, разгорайся, пока еще ты юн, Сильней, полней касайся сердечных звонких струн. Чтоб было что припомнить на склоне трудных лет, Чтоб старости холодной светил нетленный свет — Мечтаний благородных, порывов молодых, Безумных, но прекрасных, безумных — и святых.

Надгробные цветы

Среди могил неясный шепот, Неясный шепот ветерка. Печальный вздох, тоскливый ропот, Тоскливый ропот ивняка. Среди могил блуждают тени Усопших дедов и отцов, И на церковные ступени Восходят тени мертвецов. И в дверь церковную стучатся, Они стучатся до зари, Пока вдали не загорятся На небе бледном янтари. Тогда, поняв, что жизнь минутна, Что безуспешна их борьба, Рыдая горестно и смутно, Они идут в свои гроба. Вот

почему под утро блещут Цветы над темною плитой: В них слезы горькие трепещут О жизни-жизни прожитой.

Из-под северного неба

Из-под северного неба я ушел на светлый Юг, Где звучнее поцелуи, где пышней цветущий луг. Я хотел забыть о смерти, я хотел убить печаль, И умчался беззаботно в неизведанную даль. Отчего же здесь на Юге мне мерещится метель, Снятся снежные сугробы, тусклый месяц, сосны, ель? Отчего же здесь на Юге, где широк мечты полет, Мне так хочется увидеть воды, убранные в лед? Да, не понял я, не понял, что с тоскливою душой Не должны мы вдаль стремиться, в край волшебный и чужой! Да, не понял я, не понял, что родимая печаль Лучше, выше, и волшебней, чем чужбины ширь и даль! Полным слез, туманным взором я вокруг себя гляжу, С обольстительного Юга вновь на Север ухожу. И как узник, полюбивший долголетний мрак тюрьмы, Я от Солнца удаляюсь, возвращаясь в царство тьмы.

Больной

Ах, мне хотелось бы немножко отдохнуть! Я так измучился, мне в тягость все заботы, И ждать, надеяться — нет сил и нет охоты, Я слишком долго жил, мне хочется уснуть. Вот видишь, я устал. Я жил еще немного, Но слишком долго жил: Мой день длинней, чем год. Я столько знал тоски, я столько знал невзгод, Что бесконечною мне кажется дорога, — Дорога прошлого. Еще одна ступень, Еще ступень, еще… И вот слабеют силы, И тени прошлого мне более не милы, И ночь заманчива, и ненавистен день… Уснуть, навек уснуть! Какое наслажденье! И разве смерть страшна? Жизнь во сто крат страшней. Всего несносней цепь минут, часов, и дней, Ужасно правды ждать и видеть заблужденье, И пыл своей души бесцельно расточать, Жить в неизвестности мучительной и странной, И вечно раздражать себя мечтой обманной, Чтоб тотчас же се с насмешкой развенчать. Но ты не сердишься? Я жалуюсь, тоскую… Ну, нет, конечно нет… Я знаю, ты добра, О, запоздалая, о, нежная сестра! Дай руку мне свою… вот так… я поцелую, Я буду целовать все пальчики твои, — Ты знаешь, никогда мне счастье не смеялось, И в детстве надо мной ни разу не склонялось Родимое лицо с улыбкою любви. Но около тебя я полон чем-то новым, Мне кажется, что я от горя отдохнул; Вот если бы еще немножко я уснул, С постели я бы встал совсем-совсем здоровым… А если я умру? Ты каждую весну Ведь будешь приходить поплакать у могилы? Ах, как-то странно мне… Совсем теряю силы… Послушай, не сердись… Я… кажется… усну!

Морозные узоры

Бьют часы. Бегут мгновенья. Вечер вспыхнул и погас. И настойчивы мученья В этот поздний горький час. Луч Луны кладет узоры На морозное стекло. Сердца трепетные взоры Ищут правды, видят зло. Нет отрады, нет привета Вне Земли и на Земле, В царстве солнечного света, И в холодной лунной мгле. Мир молчит, а сердце внемлет, Мчатся годы и века, Не заснет и не задремлет Неустанная тоска. В Небесах плывут Светила Безутешной чередой, И бессменно и уныло Тучи стелются грядой. Зло с добром, печаль с мечтою Нераздельная семья, И бесцельной Красотою Вспыхнул светоч Бытия. И как будто кто-то тонет В этой бездне мировой, Кто-то плачет, кто-то стонет Полумертвый, но живой. И бегут, бегут мгновенья, Новый вечер вновь погас, И настойчивы мученья В этот поздний горький час. И напрасно ищут взоры Разгадать добро и зло. И Луна кладет узоры На морозное стекло.