Том 1. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Влага

С лодки скользнуло весло. Ласково млеет прохлада. «Милый! Мой милый!» — Светло, Сладко от беглого взгляда. Лебедь уплыл в полумглу, Вдаль, под Луною белея. Ластятся волны к веслу, Ластится к влаге лилея. Слухом невольно ловлю Лепет зеркального лона. «Милый! Мой милый! Люблю!» — Полночь глядит с небосклона.

Воззванье к океану

Океан, мой древний прародитель, Ты хранишь тысячелетний сон. Светлый сумрак, жизнедатель, мститель, Водный, вглубь ушедший, небосклон! Зеркало предвечных начинаний, Видившее первую зарю, Знающее больше наших

знаний, Я с тобой, с бессмертным, говорю! Ты никем не скованная цельность. Мир земли для сердца мертв и пуст, Ты же вечно дышишь в беспредельность Тысячами юно-жадных уст! Тихий, бурный, нежный, стройно-важный, Ты как жизнь: и правда, и обман. Дай мне быть твоей пылинкой влажной, Каплей в вечном… Вечность! Океан!

Белый пожар

Я стою на прибрежьи, в пожаре прибоя, И волна, проблистав белизной в вышине, Точно конь, распаленный от бега и боя, В напряженьи предсмертном домчалась ко мне. И за нею другие, как белые кони, Разметав свои гривы, несутся, бегут, Замирают от ужаса дикой погони, И себя торопливостью жадною жгут. Опрокинулись, вспыхнули, вправо и влево, — И, пред смертью вздохнув и блеснувши полней, На песке умирают в дрожании гнева Языки обессиленных белых огней.

Двойная жизнь

Мы унижаемся и спорим С своею собственной душой. Я на год надышался Морем, И на год я для всех чужой. Своих я бросил в чуждых странах, Ушел туда, где гул волны, Тонул в серебряных туманах, И видел царственные сны. В прозрачном взоре отражая Всю безграничность бледных вод, Моя душа, для всех чужая, Непостижимостью живет. Поняв подвижность легкой пены, Я создаю дрожащий стих, И так люблю свои измены, Как неизменность всех своих. Недели странствий миновали, Я к ним вернусь для тишины, Для нерассказанной печали, И для сверкания струны. В тот час, когда погаснет Солнце, Она забьется, запоет, Светлее звонкого червонца, И полнозвучней синих вод.

Льдины

На льдине холодной Плыву я один. Угрюмый, свободный, Средь царственных льдин И ветер чуть дышит, Как смолкнувший зов. Но сердце не слышит Родных голосов. Но сердце не хочет Отраду найти. И ветер пророчит О вечном пути. Плывут властелины Угрюмых глубин, Свободные льдины, Я в море — один. Любил я когда-то, Но смех и печаль Ушли без возврата В туманную даль. Далеко, далеко Создания сна. Как мертвое око, Мне светит Луна. Над водной равниной Лишь ветер один. Да льдина за льдиной Встает из — за льдин.

Сон («Я спал. Я был свободен…»)

Я спал. Я был свободен. Мой дух соткал мне сон. Он с жизнью был несходен, Но с жизнью сопряжен. В нем странны были светы, В нем было все — Луной. Знакомые предметы Манили новизной. Так лунно было, лунно, В моем застывшем сне, И что-то многострунно Звучало в вышине. Небьющиеся воды Мерцали неспеша. В бескровности Природы Везде была — душа. И в воздухе застыли, Захвачены Луной, Виденья давней были, Знакомые со мной. Обрывы и уклоны, И облака, и сны. Но снова пели звоны С воздушной вышины. И мир был беспределен, Пронзенный блеском льдин. Я был свободен, целен. Я спал. Я был один.

С морского дна

1

На темном влажном дне морском, Где царство бледных дев, Неясно носится кругом Безжизненный напев. В нем нет дрожания страстей, Ни стона прошлых лет. Здесь нет цветов и нет людей, Воспоминаний нет. На этом темном влажном дне Нет волн и нет лучей. И песня дев звучит во сне, И тот напев ничей. Ничей, ничей, и вместе всех, Они во всем равны, Один у них беззвучный смех И безразличны сны. На тихом дне, среди камней, И влажно-светлых рыб, Никто, в мельканьи ровных дней, Из бледных не погиб. У всех прозрачный взор красив, Поют они меж трав, Души страданьем не купив, Души не потеряв. Меж трав прозрачных и прямых, Бескровных, как они, Тот звук поет о снах немых: «Усни — усни — усни». Тот звук поет: «Прекрасно дно Бесстрастной глубины. Прекрасно то, что все равно, Что здесь мы все равны».

2

Но тихо, так тихо, меж дев, задремавших вокруг, Послышался новый, дотоле неведомый, звук. И нежно, так нежно, как вздох неподводной травы, Шепнул он «Я с вами, но я не такая, как вы, О, бледные сестры, простите, что я не молчу, Но я не такая, и я не такого хочу. Я так же воздушна, я дева морской глубины, Но странное чувство мои затуманило сны. Я между прекрасных прекрасна, стройна, и бледна. Но хочется знать мне, одна ли нам правда дана. Мы дышим во влаге, среди самоцветных камней. Но что если в мире и любят и дышат полней! Но что если, выйдя до волн, где бегут корабли, Увижу я дали, и жгучее Солнце вдали!» И точно понявши, что понятым быть не должно, Все девы умолкли, и стало в их сердце темно. И вдруг побледневши, исчезли, дрожа и скользя, Как будто услышав, что слышать им было нельзя.

3

А та, которая осталась, Бледна и холодна? Ей стало страшно, сердце сжалось, Она была одна? Она любила хороводы, Меж искристых камней, Она любила эти воды, В мельканьи ровных дней. Она любила этих бледных Исчезнувших сестер, Мечту их сказок заповедных, И призрачный их взор Куда она идет отсюда? Быть может, там темно? Быть может, нет прекрасней чуда, Как это — это дно? И как пробиться ей, воздушной. Сквозь безразличность вод? Но мысль ее, как друг послушный, Уже зовет, зовет

4

Ей вдруг припомнилось так ясно, Что место есть, где зыбко дно. Там все так странно, страшно, красно, И всем там быть запрещено. Там есть заветная пещера, И кто-то чудный там живет Колдун? Колдунья? Зверь? Химера? Владыка жизни? Гений вод? Она не знала, но хотела На запрещенье посягнуть. И вот у тайного предела Она уж молит: «Где мой путь?» Из этой мглы, так странно красной В безлично-бледной глубине, Раздался чей-то голос властный: «Теперь и ты пришла ко мне! Их было много, пожелавших Покинуть царство глубины, И в неизвестном мире ставших, — Чем все, кто в мире, стать должны. Сюда оттуда нет возврата, Вернуться может только труп, Чтоб рассказать свое „Когда-то“ — Усмешкой горькой мертвых губ. И что в том мире неизвестном, Мне рассказать тебе нельзя. Но чрез меня, путем чудесным, Тебя ведет твоя стезя». И вот колдун, или колдунья, Вещает деве глубины: «Сегодня в мире новолунье, Сегодня царствие Луны. Есть в Море скрытые теченья, И ты войдешь в одно из них, Твое свершится назначенье, Ты прочь уйдешь от вод морских. Ты минешь море голубое, В моря зеленые войдешь, И в море алое, живое, И в вольном воздухе вздохнешь. Но, прежде чем в безвестность глянешь, Ты будешь в образе другом. Не бледной девой ты предстанешь, А торжествующим цветком. И нежно-женственной богиней, С душою, полной глубины, Простишься с водною пустыней, Достигнув уровня волны. И после таинств лунной ночи, На этой вкрадчивой волне, Ты широко раскроешь очи, Увидев Солнце в вышине!»