Том 1. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Ласточки

(сонет)

Земля покрыта тьмой Окончен день забот. Я в царстве чистых дум, живых очарований. На башне вдалеке протяжно полночь бьет, Час тайных встреч, любви, блаженства, и рыданий. Невольная в душе тоска растет, растет. Встает перед мной толпа воспоминаний, То вдруг отпрянет прочь, то вдруг опять прильнет К груди, исполненной несбыточных желаний. Так в знойный летний день, над гладью вод речных Порою ласточка игриво пронесется, За ней вослед толпа сестер ее живых, Веселых спутниц рой как будто бы смеется, Щебечут громко все, — и каждая из них Лазури вод на миг крылом своим коснется.

В столице

Свежий запах душистого сена мне напомнил далекие дни, Невозвратного светлого детства предо мной загорелись огни; Предо мною воскресло то время, когда мир я безгрешно любил, Когда не был еще человеком, но когда уже богом я был. Мне снятся родные луга, И звонкая песня косца, Зеленого сена стога, Веселье и смех без конца. Июльского дня красота, Зарница июльских ночей, И детского сердца мечта В сияньи нездешних лучей. Протяжное пенье стрекоз, Чуть слышные всплески реки, Роптание лип и берез, В полуночной тьме светляки И все, что в родной стороне Меня озарило на миг, Теперь пробудило во мне. Печали певучий родник. И зачем истомленною грудью я вдыхаю живой аромат; Вспоминая луга с их раздольем, и забытый запущенный сад? Свежий запах душистого сена только болью терзает меня: Он мне душною ночью напомнил отлетевшие радости дня.

Грусть

Внемля ветру, тополь гнется, с неба дождь осенний льется, Надо мною раздается мерный стук часов стенных, Мне никто не улыбнется, и тревожно сердце бьется, И из уст невольно рвется монотонный грустный стих; И как тихий дальний топот, за окном я слышу ропот, Непонятный странный шепот — шепот капель дождевых. Отчею так ветру скучно? Плачет, ноет он докучно, — И в ответ ему стозвучно капли бьются и бегут, Я внемлю, мне так же скучно, грусть со мною неразлучна, Равномерно, однозвучно рифмы стройные текут, В эту пору непогоды, под унылый плач Природы, Дни, мгновенья, точно годы — годы медленно идут.

«В поле искрилась роса…»

В поле искрилась роса, В небесах царил покой, Молодые голоса Звонко пели за рекой. Но меж тем как песни звук Озарял немую даль, Точно тень, бродила вкруг Неутешная печаль. И, скорбя о трудном дне, Где-то дух страдал людской, Кто-то плакал в тишине С бесконечною тоской.

Смерть

(сонет)

Суровый призрак, демон, дух всесильный, Владыка всех пространств и всех времен, Нет дня, чтоб жатвы ты не снял обильной, Нет битвы, где бы ты не брал знамен. Ты шлешь очам бессонным сон могильный, Несчастному, кто к пыткам присужден, Как вольный ветер, шепчешь в келье пыльной, И свет даришь тому, кто тьмой стеснен. Ты всем несешь свой дар успокоенья, И даже тем, кто суетной душой Исполнен дерзновенного сомненья. К тебе, о, царь, владыка, дух забвенья, Из бездны зол несется возглас мой: — Приди. Я жду. Я жажду примиренья!

Смерть, убаюкай меня

Жизнь утомила меня. Смерть, наклонись надо мной! В небе — предчувствие дня, Сумрак бледнеет ночной… Смерть, убаюкай меня! Ранней душистой весной, В утренней девственной мгле, Дуб залепечет с сосной. Грустно поникнет к земле Ласковый ландыш лесной. Вестник бессмертного дня, Где-то зашепчет родник, Где-то проснется, звеня… В этот таинственный миг, Смерть, убаюкай меня!

В безбрежности

Землю целуй, и неустанно ненасытимо люби, всех люби, все люби, ищи восторга и исступления сего

Ф Достоевский

1895 — зима

«Я мечтою ловил уходящие тени…»

Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. И чем выше я шел, тем ясней рисовались, Тем ясней рисовались очертанья вдали, И какие-то звуки вдали раздавались, Вкруг меня раздавались от Небес и Земли. Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, Тем светлее сверкали выси дремлющих гор, И сияньем прощальным как будто ласкали, Словно нежно ласкали отуманенный взор. И внизу подо мною уже ночь наступила, Уже ночь наступила для уснувшей земли, Для меня же блистало дневное светило, Огневое светило догорало вдали. Я узнал, как ловить уходящие тени, Уходящие тени потускневшего дня, И все выше я шел, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня.

За пределы

Вечность движенья —

Область моя;

Смерть и рожденье,

Ткань бытия.

Гете, Дух Земли

Болотные лилии

Побледневшие, нежно-стыдливые, Распустились в болотной глуши Белых лилий цветы молчаливые, И вкруг них шелестят камыши. Белых лилий цветы серебристые Вырастают с глубокого дна, Где не светят лучи золотистые, Где вода холодна и темна. И не манят их страсти преступные, Их волненья к себе не зовут; Для нескромных очей недоступные, Для себя они только живут. Проникаясь решимостью твердою Жить мечтой и достичь высоты, Распускаются с пышностью гордою Белых лилий немые цветы. Расцветут, и поблекнут бесстрастные, Далеко от владений людских, И распустятся снова, прекрасные, — И никто не узнает о них.

«Все мне грезится Море да Небо глубокое…»

Все мне грезится Море да Небо глубокое, Бесконечная грусть, безграничная даль, Трепетание звезд, их мерцанье стоокое, Догорающих тучек немая печаль. Все мне чудится вздох камыша почернелого. Глушь родимых лесов, заповедный затон, И над озером пение лебедя белого, Точно сердца несмелого жалобный стон.

На дальнем полюсе

На дальнем полюсе, где Солнце никогда Огнем своих лучей цветы не возрощает, Где в мертвом воздухе оплоты изо льда Безумная Луна, не грея, освещает, — В пределах Севера тоскует Океан Неумирающим бесцельным рокотаньем, И, точно вспугнутый, крутится ураган, И вдаль уносится со вздохом и с рыданьем. На дальнем полюсе, где жизнь и смерть — одно, Момент спокойствия пред вечером подкрался: — Все было ярким сном лучей озарено, И только Океан угрюмо волновался. Но вот застыл и он. Была ясна вода, Огнистая, она терялася в пространстве, И, как хрустальные немые города, Вздымались глыбы льдов — в нетронутом убранстве. И точно вопрошал пустынный мир: «За что?» И красота кругом бессмертная блистала, И этой красоты не увидал никто, Увы, она сама себя не увидала. И быстротечный миг был полон странных чар, — Полуугасший день обнялся с Океаном. Но жизни не было. И Солнца красный шар Тонул в бесстрастии, склоняясь к новым странам.