В пустой маяк, в лазурь оконных впадин,Осенний ветер дует — и, звеня,Гудит вверху. Он влажен и прохладен,Он опьяняет свежестью меня.Остановясь на лестнице отвесной,Гляжу в окно. Внизу шумит прибойИ зыбь бежит. А выше — свод небесныйИ океан туманно-голубой.Внизу — шум волн, а наверху, как струны,Звенит-поет решетка маяка.И все плывет: маяк, залив, буруны,И я, и небеса, и облака.
в провалы черной тучи,И тает в ней, и льет сквозь дымСвой блеск на каменные кручи.Но погляди на небосклон:Луна стоит, а дым мелькает…Не Время в вечность убегает,А нашей жизни бледный сон!
На белых песках от приливаНемало осталось к зареСверкающих луж и затонов —Зеркальных полос в серебре.Немало камней самоцветныхОсталось на дюнах нагих,И смотрит, как ангел лазурный,Весеннее утро на них.А к западу сумрак теснится,И с сумраком, в сизый туман,Свивается сонный, угрюмый,Тяжелый удав — Океан.
Был ослеплен Самсон, был господом обижен,Был чадами греха поруган и униженИ приведен на пир. Там, опустив к землеНезрячие глаза, он слушал смех и клики,Но мгла текла пред ним — и в этой жуткой мглеПылали грозные архангельские лики.Они росли, как смерч, — и вдруг разверзлась твердь,Прорезал тьму глагол: «Восстань, мой раб любимый!»И просиял слепец красой непостижимой,Затрепетал, как кедр, и побледнел, как смерть.О, не пленит его теперь Ваала хохот,Не обольстит очей ни пурпур, ни виссон! —И целый мир потряс громовый гул и грохот:Зане был слеп Самсон.
Склон гор, сады и минарет.К звездам стремятся кипарисы,Спит море. Теплый лунный светПозолотил холмы и мысы.И кроток этот свет: насталЧас мертвой тишины — уж клонитЛуна свой лик, уж между скалПротяжно полуночник стонет.И замер аромат садов.Узорный блеск под их ветвямиСтал угасать среди цветов,Сплетаясь с длинными тенями.И неподвижно Ночь сидитНад тихим морем: на коленоОблокотилася, — глядитНа валуны, где тает пена.Передрассветный лунный светЧуть золотит холмы и мысы.Свечой желтеет минарет,Чернеют маги-кипарисы,Блестя, ушел в морской просторЗалив зеркальными луками,Таинственно вершины горМерцают вечными снегами.
В полях, далеко от усадьбы,Зимует нросяной омет.Там табунятся волчьи свадьбы,Там клочья шерсти и помет.Воловьи ребра у дорогиТорчат в снегу — и спал на нихСапсан, стервятник космоногий,Готовый взвиться каждый миг.Я застрелил его. А этоГрозит бедой. И вот ко мнеСтал гость ходить. Он до рассветаВкруг дома бродит при луне.Я не видал его. Я слышалЛишь хруст шагов. Но спать невмочь.На третью ночь я в поле вышел…О, как была печальна ночь!Когтистый
след в снегу глубокомВ глухие степи вел с гумна.На небе мглистом и высокомПлыла холодная луна.За валом, над привадой в яме,Серо маячила ветла.Даль над пустынными полямиБыла таинственно светла.Облитый этим странным светом,Подавлен мертвой тишиной,Я стал — и бледным силуэтомУпала тень моя за мной.По небесам, в туманной мути,Сияя, лунный лик нырялИ серебристым блеском ртутиСлюду по насту озарял.Кто был он, этот полуночныйНезримый гость? Откуда онКо мне приходит в час урочныйЧерез сугробы под балкон?Иль он узнал, что я тоскую,Что я один? что в дом ко мнеЛишь снег да небо в ночь немуюГлядят из сада при луне?Быть может, он сегодня слышал,Как я, покинув кабинет,По темной спальне в залу вышел,Где в сумраке мерцал паркет,Где в окнах небеса синели,А в этой сини четко всталЧерно-зеленый конус елиИ острый Сириус блистал?Теперь луна была в зените,На небе плыл густой туман…Я ждал его, — я шел к ракитеПо насту снеговых полян,И если б враг мой от привадыВнезапно прянул на сугроб,Я б из винтовки без пощадыПробил его широкий лоб.Но он не шел. Луна скрывалась,Луна сияла сквозь туман,Бежала мгла… И мне казалось,Что на снегу сидит Сапсан.Морозный иней, как алмазы,Сверкал на нем, а он дремал,Седой, зобастый, круглоглазый,И в крылья голову вжимал.И был он страшен, непонятен,Таинственен, как этот бегТуманной мглы и светлых пятен,Порою озарявших снег, —Как воплотившаяся силаТой Воли, что в полночный часНас страхом всех соединила —И сделала врагами нас.
Скучно в лощинах березам,Туманная муть на полях,Конским размокшим навозомВ тумане чернеется шлях.В сонной степной деревушкеПахучие хлебы пекут.Медленно две побирушкиПо деревушке бредут.Там, среди улицы, лужи,Зола и весенняя грязь,В избах угар, а снаружиЗавалинки тлеют, дымясь.Жмурясь, сидит у амбараОвчарка на ржавой цепи.В избах — темно от угара,Туманно и тихо — в степи.Только петух беззаботноВесну воспевает весь день.В поле тепло и дремотно,А в сердце счастливая лень.
В гостиную, сквозь сад и пыльные гардины,Струится из окна веселый летний свет,Хрустальным золотом ложась на клавесины,На ветхие ковры и выцветший паркет.Вкруг дома глушь и дичь. Там клены и осины,Приюты горлинок, шиповник, бересклет…А в доме рухлядь, тлен: повсюду паутины,Все двери заперты… И так уж много лет.В глубокой тишине, таинственно сверкая,Как мелкий перламутр, беззвучно моль плывет.По стеклам радужным, как бархатка сухая,Тревожно бабочка лиловая снует.Но фортки нет в окне, и рама в нем — глухая.Тут даже моль недолго наживет!
Старик сидел, покорно и унылоПоднявши брови, в кресле у окна.На столике, где чашка чаю стыла,Сигара нагоревшая струилаПолоски голубого волокна.Был зимний день, и на лицо худое,Сквозь этот легкий и душистый дым,Смотрело солнце вечно молодое,Но уж его сиянье золотоеНа запад шло по комнатам пустым.Часы в углу своею четкой меройОтмеривали время… На закатСмотрел старик с беспомощною верой.Рос на сигаре пепел серый,Струился сладкий аромат.