Том 1. Юмористические рассказы
Шрифт:
На станцию «Казбек» мы приехали поздно ночью, продрогшие и промокшие под проливным дождем. Мы действительно нашли хорошие комнаты, удобные постели и порядочный ресторан.
В столовой уже было несколько путешественников, таких же мокрых и голодных, как мы. Около нас поместился господин с самым туземным носом и таковым же костюмом.
— Дайте мне что-нибудь, шашлык и что-нибудь, форель, — гордо приказывал он и повторял свое приказание такое бесконечное число раз, что я поняла, что это делалось не без умысла. Он, очевидно, рассчитывал произвести на нас впечатление. И кто знает! Может быть,
— Я сказал: что-нибудь, шашлык!
— Ne le regardez pas [25] , — тревожно шепчет мне моя спутница. — Не забывайте, что мы на Военно-Грузинской дороге.
— А что?
— А то, что он познакомится с вами, а потом зарежет и ограбит. И очень просто!
— Так вы думаете, что здешние разбойники такого деликатного воспитания, что не станут резать даму, которой не представлены?
— Что-нибудь, форель я велел! — и нас обжигает пламенный взгляд.
— Mais detournez-vous! [26] Ax, Боже мой! Если бы не цыпленок, я бы ушла, — мечется на своем месте моя спутница.
25
Не смотрите на него (фр.).
26
Да отвернитесь же! (фр.)
— Велим подать в номер, если вы так боитесь, — решила я.
Мы встали и пошли вдоль коридора, отыскивая занятую нами комнату.
Темно. Фонарь, повешенный у входной двери, слабо мерцает вдали. Никого нет, спросить не у кого. Вдруг чьи-то шаги…
— Извэнитэ, милостивая государыня… Голос знакомый. Мы оборачиваемся.
— Ай! Cest lui [27] , — вопит моя спутница. — Голубчик! У меня ничего нет! Денег нет… Я несовершеннолетняя!.. Я послала все дочерям… в Москву… по телефону!.. Ах, qu'est-ce que je raconte!.. [28]
27
Это он! (фр.)
28
Что я несу! (фр.)
— Извэните, милостивая государыня, — спокойно продолжал незнакомец, обращаясь ко мне. — Вы не мармазель Баринская из Киева?
«Эге! — подумала я. — Понимаю твою военно-грузинскую хитрость. Просто познакомиться хочешь… Ладно же!»
— Совершенно верно. Я мармазель Баринская из Киева.
Несколько мгновений испуганного молчания. Затем удивленно-радостный возглас:
— Нэ правду, врошь! Она брунетка!.. Подошел слуга со свечой и провел нас в нашу комнату. Восточный незнакомец так и остался с раскрытым ртом и расставленными руками. Я не уверена, что он не стоит там до сих пор…
По распоряжению ямщика нас разбудили в пять часов утра. Алые лучи только что проснувшегося солнца весело и дерзко били в окошко.
— Скажите вашему ямщику, что я ему не раба! Когда захочу, тогда и встану! — хриплым, сиплым голосом ворчала моя спутница.
— Софья Ивановна! — робко убеждаю я, — ведь мы ничего не увидим, если мы выедем поздно.
Молчание. Затем легкий храп. Проходит полчаса.
— Ямщик скучает, — раздается тягучий голос за дверью. — Лошади поданы.
Делать нечего. Софья Ивановна медленно принимается за одевание с видом приговоренного к казни преступника, совершающего свой последний туалет.
Мы выходим на крыльцо. Странная неожиданная картина представляется нам: все покрыто молочно-белым туманом, покрыто до такой степени, что нам кажется, будто мы не на Кавказе, а где-нибудь в степях Екатеринославской губернии. Ни одной горы не видно. Все гладко и чисто.
— Вот так пейзаж! — ворчит моя спутница. — Стоило ехать!
— Как жаль, — вторю я. — И Казбека не увидим.
— Благодарите Бога, что хоть Терек-то видите.
Я стараюсь как-нибудь примириться с разочарованием.
— Не правда ли, какое чудное широкое шоссе! — говорю я.
— Ну уж, нашли тоже! Вот, говорят, китайская стена. Вот что я называю шириной: двенадцать колесниц разъехаться не могут!
Я не отвечаю, и мы обе едем молча.
Туман начал алеть и таять. Робко, стыдливо, словно сдернувшие чадру восточные красавицы, проглянули силуэты гор. Показались местами розово-серебристые вершины.
— Сегодня ночью в горах снег выпал, — говорит ямщик.
Солнце поднимается выше, посылает лучи горячее… Вот они, горы! И не такие, как вчера: они стали легкие, воздушные, чистые в девственно белых покрывалах, словно надетых для утренней молитвы.
— Какой обман зрения, — рассуждает моя спутница. — Смотришь на гору — кажется, совсем близко, а подъедешь, видишь, что и в самом деле близко…
— Ужасно, ужасно, — машинально отвечаю я. Посреди дороги нас ждет сюрприз. Наш сердитый спутник — Терек — внезапно поворачивает и, глухо ворча, уходит от нас направо в ущелье. А через несколько времени нас встречает другая речка, тоже бурная, но уже и как-то веселее.
— Это ихняя Рагва-река, — поясняет ямщик с непередаваемым презрением.
Мы поднимаемся все выше и выше. Скоро достигнем самого высокого пункта Военно-Грузинской дороги — Крестового перевала. Здесь часто бывают обвалы. На самых опасных местах устроены туннели, предохраняющие от падающих камней, а зимой — от сползающих сверху снеговых глыб.
Вот дорога внезапно делается вдвое уже. Слева над пропастью вбиты сваи и положены доски. Сверху навис огромный расколовшийся камень. Сбоку у дороги прибит флаг.
Ямщик остановил лошадей и стал благодушествовать, сгоняя мух с лошадиных хвостов.
— Что это за место, голубчик? — спрашиваю я. — Зачем здесь доска?
— А тут недавно скала сверху упала, — отвечает он, ласково улыбаясь. — Да вон полшаши отколотило. Все туда вниз полетело.
Мы начинаем чувствовать себя скверно.
— А флаг здесь зачем?
— А просто для обозначения опасного места. Чтоб, значит, проезжали скорей, что ли.
— Так зачем же ты остановился, несчастный!
— А мы и всегда так. Чтоб лошади передохнули. Потому здесь, значит, ровно полдороги будет.