Том 10. Пьесы, написанные совместно
Шрифт:
Наташа. Ах, я немного расстроена.
Евлампий (садясь). Понимаю. Домашние дрязги. Кошка съела молоко, собака утащила хлеб… ха-ха-ха.
Наташа (с горечью улыбаясь). Ну да, ну да, что ж еще может быть у нас.
Евлампий. Нет, уж вы хоть при мне-то позабудьте, пожалуйста, как поют петухи, кудахтают куры.
Наташа. Ах, да не то, совсем не то.
Евлампий. И прекрасно. Это большой шаг вперед. Можно надеяться, что скоро это стоячее болото вам окончательно опротивеет, и вы броситесь из него без оглядки.
Наташа. Да куда, куда броситься-то?
Евлампий. Туда, где люди дело делают и живут по-человечески.
Наташа. Ах, опять только намеки! Я не так хорошо образована, как вы, я не могу ясно понимать ваших слов, и это меня мучает, я ведь страдаю. Пожалейте меня! Скажите мне прямо, куда я должна итти и что делать!
Евлампий. Ишь чего вы захотели! Согласитесь сами, нельзя же о таких вещах разговаривать так, для провождения времени. Я могу говорить с вами серьезно, когда увижу в вас твердую и непоколебимую решимость. Иначе это выйдет профанация; болтать о серьезных делах я считаю непростительным малодушием.
Наташа. Моей решимости вам недолго дожидаться… Придется вам за меня богу отвечать… Вот что сделали со мной ваши разговоры!
Евлампий. А ваши разговоры, знаете, что со мной сделали?
Наташа. Что же? Надоели вам?
Евлампий. Нет. Я полюбил вас.
Наташа (с испугом). Ах!
Евлампий. Чего вы испугались? Это нисколько не мешает делу. Эта любовь заставляет меня принимать в вас гораздо более участия, чем я ожидал, эта любовь заставит меня разделить все ваши стремления… мы пойдем рука об руку. Что же тут страшного? Скажите мне, а вы-то?.. Неужели вы совсем равнодушны, неужели ваше сердце совершенно холодно ко мне?
Наташа. Нет… я давно думаю о вас.
Евлампий. Только думаете?
Наташа. Нет… Я вам благодарна… вы все для меня.
Евлампий. Говори, говори, Наташа! Дай волю своему чувству!
Наташа (робко). Я люблю вас.
Евлампий. Ну, конечно, я так и ожидал. Я ведь зорок; я видел, что у тебя под тихой, спокойной внешностью таится горячее сердце, которое ждет только первой искры, чтобы вспыхнуть. (Хочет обнять Наташу.)
Наташа (освобождаясь). Нет, позвольте… Я люблю вас, но…
Евлампий. Холодно, Наташа, холодно.
Наташа (страстно). Я люблю тебя, очень люблю… Я решилась, я пойду за тобой, куда хочешь… Только не мучь меня, скажи мне яснее все, все…
Евлампий. Наташа, помилосердствуй! У меня в душе огонь, на языке слова ласки и любви, а ты о деле. Успеешь, успеешь… Дай пройти первым порывам страсти. (Обнимает Наташу.)
Наташа (освобождаясь). Вот, кажется, подъехал Медынов. Он сейчас сюда придет.
Евлампий. Ты приходи сюда ужо вечером.
Наташа. Приду, приду.
Евлампий. Так до свидания, милая моя Наташа! (Хочет поцеловать ее.)
Наташа. Ах, нет, что ты! Нет, не надо.
Евлампий. Ну, вот уж и капризы, сейчас и капризы. Хороша любовь!
Наташа. Да нет… я такая робкая… Я люблю, люблю. Ну, вот тебе! (Целует Евлампия и отбегает.)А ты правду говорил, — жизнь хороша. (Уходит.)
Евлампий. Как женщины-то однообразны при всем своем разнообразии.
Входит Медынов.
Евлампий и Медынов.
Медынов. Здравствуйте. Кажется, Евлампий Михайлович?
Евлампий. Непременно.
Медынов. Гулять изволите?
Евлампий. Как видите.
Медынов. Странно довольно; люди по полям и рощам гуляют, а вы по задворкам.
Евлампий. Ничего нет странного. Это мой вкус.
Медынов. Конечно. Мы живем в глуши, пням молимся, где же нам понимать ваши столичные вкусы? Давно я искал случая переговорить с вами.
Евлампий. Что ж к нам не жалуете? У тетушки в деревне всем двери открыты.
Медынов. Да не охота итти к вашей тетушке. Больно уж там на нашего брата смотрят свысока. А я этого терпеть не могу, когда люди, не имея никакого права, высоко нос держат. А вот здесь встретился с вами, ну и кстати. Не побрезгуете побеседовать?
Евлампий. Мне бы некогда, ну а впрочем… что вам угодно?
Медынов. Надолго вы к нам изволили пожаловать?
Евлампий. Я погостить приехал.
Медынов. Стало быть, на отдых?