Том 10. Пьесы, написанные совместно
Шрифт:
Настя. Это он, мама!
Убегает направо; входит Михаленко.
Сандырева, Михаленко и Сандырев.
Михаленко. Их превосходительство! Сам генерал-с! (Исчезает.)
Сандырева бежит налево и в дверях сталкивается с мужем.
Сандырева (с ужасом). В халате! Вылезьте из халата-то, вылезьте!
Сандырев остается окаменев.
Действие второе
ЛИЦА:
Сандырев.
Сандырева.
Липочка.
Настя.
Шургин, гражданский генерал, губернский начальник в том ведомстве, в котором служит Сандырев, лет под 50, средней важности, в золотых очках.
Петр Степанович Иванов, чиновник при Шургине, чистенький, приглаженный молодой человек, в разговоре постоянно конфузливо улыбается и не знает, куда деть глаза.
Городской голова, корявая личность, неопределенных лет, силится поднять голову повыше, руки опущены, немного растопырены, в мундире.
Михаленко
Декорация первого действия.
Сандырева, парадно одетая, потом Липочка.
Сандырева (подкрадывается к затворенной двери в зале и прислушивается). Шагов не слышно, почивает! (Отходит.)Не ждать нам добра: сердит, ни с кем и не говорил, только и слов было: «Я хочу часа два отдохнуть!» Мое сокровище даже и встретить не успел. Быть нам нищими, чует мое сердце. Каков чиновник с генералом: новый какой-то, лицо — ничего, доброе; ни злобы, ни ядовитости незаметно, как у этих столичных умников! Он чуть ли не из семинаристов… манеры-то как будто… Что они там с моим дражайшим в канцелярии? Ведь мое золото в состоянии сам на свою голову нагородить с политикой-то своей.
В дверях направо показывается Липочка.
Куда ты, куда ты! Ты и не показывайся, знай свои пироги, да смотри, чтобы миндальное не подгорело.
Липочка. Да ведь это — скучно…
Сандырева. Пироги… пироги!.. Так и умирай над ними!
Липочка уходит, из канцелярии выходят Иванов с делами, Сандырев с книгами.
Иванов, Сандырев и Сандырева.
Сандырева. Пожалуйте! Здесь вам будет отлично. Канцелярия у нас грязна, и посетители там беспокоят; а здесь вы можете вполне углубиться.
Иванов. Да… здесь-с лучше…
Сандырева (указывая на ломберный стол). Вот на этом столе очень удобно; прошу вас.
Иванов усаживается. Сандырев кладет книги, закладывает руки за спину и безмолвно начинает шагать. Иванов разбирает дела и книги.
Сандырева (указывая). Это — входящий, это — исходящий журнал, здесь приходо-расходная, а вот страховой корреспонденции… У нас порядок во всем удивительный! Иван Захарыч сил своих не щадит для службы. (Сквозь слезы.)Это — подвижник. А что касается доносов На него его превосходительству, говорю вам по совести — одна клевета, низкая, гнусная клевета человека недостойного, презренного!
Иванов (углубляясь в бумаги). Я не знаю-с.
Сандырева (дергая мужа). А вы, как будто и не вас касается…. Да что вы, опомнитесь! Ведь нищета грозит.
Сандырев. Я, матушка, тридцать лет прослужил, и финтить мне не приходится! В отставку — так в отставку. А Михаленка я нынче вздую лучшим манером… (Уходит, направо.)
Иванов и Сандырева.
Сандырева (про себя). Вот чадушко-то! (Подходит к Иванову.)Вы рассматриваете страховую?
Иванов. Да-с, здесь нужно кое-что.
Сандырева. Ах, все страховое для Ивана Захарыча — святыня! Он, я не знаю… он меня даже близко не допускает к этим пакетам! Ах, позвольте ваше имя.
Иванов. Петр Степанович-с.
Сандырева. Петр Степаныч, не прикажете ли вам чаю, кофе или покушать что-нибудь?
Иванов. Нет-с, уж я сначала займусь.
Сандырева. Петр Степаныч, а генерал, кажется, не совсем здоров?
Иванов. Нет-с, он ничего…
Сандырева. Или он не в духе?
Иванов (погружаясь в бумаги). Да-с, дорога… беспокойна…
Сандырева. Ах, извините, я вас отрываю от дела.
Иванов. Ничего-с.
Сандырева. Я вам мешать не буду.
Входит Настя, кокетливо одетая. Иванов разбирает бумаги, не замечая ее.
Иванов, Сандырева и Настя.
Сандырева (Насте). Порассей его! Страховую смотрит. Ох!
Настя (кивнув головой). Я свое дело знаю.
Сандырева (Иванову). Я ухожу, вам никто не помешает. (Уходит.)
Иванов (взглянув на Настю). Какая хорошенькая! (Углубляясь в бумаги, несколько раз оглядывается, потом привстает, кланяется и опять нагибается над столом.)