Том 14. Опасные игры. Ева
Шрифт:
– Они наверняка понадобятся тебе, когда ты станешь старой. Тогда ты будешь довольна, что у тебя есть сбережения.
Ее собственные денежные дела, казалось, ничуть не занимали Еву. Возможно, женщина даже не слушала меня.
– Меня это не беспокоит, – сказала она, – я откладываю деньги… к тому же, какое тебе дело до этого?
Другие же ее слова очень обрадовали меня. Это было после того, как мы посмотрели последний фильм Богарта и возвращались на Лаурел-Каньон-Драйв. Мы оба изрядно выпили. Моя спутница призналась мне:
– Марта сказала, что ты надоешь мне. Она говорила, что я, наверное, сошла с ума, что согласилась провести с тобой субботу и воскресенье. И, конечно, будет очень удивлена, когда узнает, что я не вышвырнула тебя.
Я с благодарностью сжал Евину руку и спросил:
– Ты действительно выгнала бы меня вон?
– Да, если бы ты надоел мне.
– Значит, тебе понравилось, как мы провели время?
– Очень.
Это было уже кое-что!
Мы лежали в темноте и долго разговаривали. Мне казалось, что так свободно Ева уже давно ни с кем не беседовала. Это было похоже на прорвавшуюся плотину: слова женщины набегали одни на другие и лились непрерывным потоком. Я не помню всего, что услышал, но больше всего она говорила о Джеке. Их жизнь, казалось, состояла из бесконечных ссор и пылких примирений. В его любви не было нежности, муж грубо обращался с ней, но Евина странная, противоречивая натура требовала именно такого отношения. Муж бил ее, но она прощала ему побои и требовала только одного – верности. Ева не сомневалась, что Джек ей не изменял. Один рассказанный Евой эпизод характеризовал ее мужа как человека бессердечного и жесткого. Случилось так, что, возвращаясь из гостей, Ева подвернула ногу, идти самостоятельно не могла. Но муж не помог ей ничем, а заторопился домой один, бросив Еву в беспомощном состоянии на улице. Женщина с трудом дошла домой. Муж, не дождавшись возвращения Евы, спокойно спал. А утром еще заставил подать ему в постель кофе, несмотря на то, что Ева не могла наступать на распухшую ногу. И говоря о таком хамском отношении к ней, Ева восхищалась Джеком. Я же был поражен. Такое обхождение было настолько не похоже на мои взаимоотношения с женщинами, что просто не укладывалось у меня в голове.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что не любишь, когда к тебе проявляют внимание?
– Я ненавижу слабохарактерность, Клив. Джек – человек с сильным характером. Он знает, чего хочет, и ничто не в состоянии остановить его или заставить свернуть с пути.
– Ну, если тебе нравится такое отношение… – Я замолчал.
Рассказывая о мужчинах, которые навещали ее, Ева не упоминала имен. Я восхищался ее осторожностью. Это означало, что и мое имя останется в тайне. Мы говорили до тех пор, пока сквозь занавески в комнату не проник слабый рассвет. Тогда, обессиленный, я уснул. Ева свернулась в клубочек рядом, прислонив ко мне голову. Засыпая, я слышал, что она еще продолжала что-то рассказывать мне. Последние ее слова, которые я расслышал перед тем, как погрузиться в сон, были о том, что скоро Джек должен вернуться домой. Я так хотел спать, что не прореагировал на это сообщение.
11
Я приехал к себе в полдень. Когда я вошел в лифт, мальчик-лифтер, улыбнувшись мне заученной улыбкой, сказал:
– Добрый день, мистер Фарстон.
– Добрый день, – ответил я и почувствовал, как при подъеме лифта у меня екнуло сердце.
– Вы прочли в газете о двух парнях, которых сбила машина? – спросил мальчик, когда я выходил из лифта.
– Нет.
– Они подрались из-за какой-то красотки, свалились на мостовую – и их раздавило автобусом. У одного из парней содрана вся кожа с лица.
– Теперь никто не узнает его, – сказал я и открыл свою дверь. В прихожей стоял Рассел.
– Здравствуйте, мистер Клив, – хмуро сказал он, и я почувствовал, что он произносит эти слова только по обязанности, а не от искреннего желания приветствовать мое появление дома.
– Привет! – Я готов был уже пройти в спальню, но, посмотрев на слугу, остановился. – Что произошло?
– В лонжевой вас ожидает мисс Кэрол, – с упреком проговорил он. Упрек был в его позе, лице и даже в бровях.
– Мисс Кэрол? – уставился я на Рассела. – Что ей нужно? Почему она не на киностудии?
– Не знаю, сэр. Она ожидает уже более получаса.
– Положи это в спальню, – распорядился я, отдавая слуге рюкзак, и прошел в лонжевую комнату.
Кэрол стояла у окна. По-видимому, она слышала, как я открыл дверь, но не обернулась. Я с восхищением посмотрел на ее стройную фигурку в элегантном костюме, в ткани которого удачно сочетались белые и красные тона.
– Привет, – сказал я и закрыл дверь.
Мисс загасила сигарету о край пепельницы, повернулась на мой голос и испытующе посмотрела на меня. Не выдержав взгляда, я опустил глаза.
– Разве ты не работаешь сегодня утром? – Я подошел и остановился рядом с Кэрол.
– Мне необходимо было увидеть тебя.
– Садись, – пригласил я и указал на кушетку.
– Надеюсь, у тебя все в порядке.
Кэрол села, некоторое время молчала, словно не зная, что ответить и с чего вообще начать разговор.
– Пока не знаю, – прозвучало весьма неопределенно.
Она взяла вторую сигарету, вставила ее в мундштук и прикурила. Внезапно я почувствовал растущее во мне раздражение: сейчас мисс Рай начнет читать мне нотацию. Я встал и наклонился к гостье.
– Послушай, Кэрол… – начал я, но она перебила меня.
– Мне не нравится такой тон, Клив. Я знаю: ты опять хочешь уйти от разговора, но нам надо серьезно поговорить с тобой, – резко сказала она.
– Очень сожалею, Кэрол, но сегодня мои нервы на взводе. – Я не хотел ссориться с ней. – Если что-то не так, скажи мне об этом сразу.
– Утром я встретила Мерль Венсингер. Она тревожится за тебя.
– Если мисс Венсингер обсуждает с тобой мои дела, – холодно сказал я, – то она забывает, что я плачу ей за молчание.
– Мерль любит тебя, Клив. А со мной заговорила о тебе потому, что считала нас помолвленными.
Я уселся в противоположном от Кэрол углу кушетки.
– Даже если бы мы были мужем и женой, Мерль не имеет права обсуждать мои дела, – сказал я, охваченный холодной яростью.
– Она не обсуждала твои дела, – спокойно ответила Кэрол. – Она просила уговорить тебя начать работать.
Я закурил и бросил спичку в пустой камин.
– Но я и так работаю, – сказал я. – Если мисс поверенную беспокоят отчисления от моих гонораров, почему она не скажет об этом напрямик?
– Странно, что ты воспринимаешь ее слова подобным образом.
– Да, я воспринимаю их именно так. Ради бога, Кэрол, не говори мне, что автора можно заставить писать. Ты же знаешь, что это не так. Мерль хотела, чтобы я написал какую-то идиотскую статью для журнала, но у меня не было настроения. Именно поэтому мисс Венсингер и сердится.