Том 14. Опасные игры. Ева
Шрифт:
Он посмотрел на Еву.
– Да, не правда ли?
Затем толпа разделила нас троих, я с трудом добрался до своего места и сел. Ева уже находилась в партере, она вопросительно посмотрела на меня и спросила:
– Твой знакомый?
– Это Ингрем, который написал пьесу «Земля бесплодна».
– Ничего, что он видел нас вместе?
Я покачал головой.
– А какое ему до этого дело?
Ева стрельнула в меня глазами, но промолчала. Последний акт был для меня испорчен. Я все время думал о том, что скажет на это Кэрол.
Нам повезло, и мы вышли из театра одними из первых. Больше я
– Хотите выпить перед тем, как мы расстанемся?
– Пожалуй.
Мы вошли в тот же самый бар и довольно долго оставались там. Мы много выпили, но Ева была трезвехонька. Я почувствовал, что опьянел, и решил больше не пить. Ведь я же вел машину!
– Теперь по последней и поехали. Хотите выпить бренди?
– Зачем?
– Чтобы посмотреть, как оно на вас подействует.
Если бы не ее блестящие глаза, можно было бы подумать, что Ева абсолютно трезвая.
– Хорошо, – согласилась она.
Я заказал двойную порцию бренди.
– А себе? – спросила моя собеседница, глядя на меня непонимающе.
– Я за рулем.
Ева залпом выпила бренди, не оставив в стакане ни капельки.
Я решил, что вместе с последним глотком бренди выпиты и заключительные минуты свидания. Я знал, что отвезу Еву домой. Что будет дальше и как будет, я старался не загадывать, считая напрасным трудом: эта женщина поступит так, как ей вздумается.
Мы вышли из бара, сели в машину, и я медленно поехал по Лаурел-Каньон-Драйв. А подъехав к дому, я услышал спокойные слова, прозвучавшие приглашением:
– Можете поставить машину в гараж. Там достаточно места.
В гараже стоял маленький двухместный «редстер», и я с большим усилием умудрился поставить рядом свой огромный «паккард». Ева успела открыть дверь дома и ожидала меня в прихожей. Я взял монтировку из багажника машины и поднялся наверх по лестнице вслед за женщиной. Мы вошли в спальню, и Ева тут же зажгла свет.
– Вот мы и пришли, – сказала она, и я почувствовал в ее голосе какую-то нерешительность. Стояла Ева, не глядя на меня, так повернув голову, что ее подбородок почти касался плеча, правая рука с растопыренными в виде буквы «у» пальцами покоилась на груди, словно женщина защищалась от нападения, левой рукой она придерживала локоть правой. Я бросил монтировку на кровать, взял женщину за плечи и слегка сдавил их. У нее были красивые, хрупкие плечи. Настолько хрупкие, что пальцы мои, охватив их, встретились. Ева не шелохнулась. Несколько секунд мы сохраняли ту близость, которая щемящим воспоминанием останется во мне навсегда. Но такой близости мне было недостаточно.
Я прижал Еву к себе. Она рванулась в сторону, потом медленно отняла руки от груди и обняла меня.
10
Я проснулся от жары и духоты. Серый рассвет проник в спальню через два окна, расположенные на противоположной стороне от кровати, и окутал маленькую комнату мягким, таинственным светом. Какое-то мгновение я не мог припомнить, где я, потом увидел стеклянные фигурки животных на комоде и, повернув голову, посмотрел на лежащую рядом Еву. Она спала, согнув ноги в коленях и закинув руки за голову. Лицо спящей казалось совсем юным. Приподнявшись на локте, я разглядывал ее, удивляясь тому, что, погруженная в сон, Ева казалась такой молодой и похожей на ребенка. Разгладились морщинки на ее лице, смягчилась резкая, упрямая линия подбородка. Сонная, Ева казалась еще более хрупкой. Но я знал, что стоит ей только открыть глаза, как обманчивое впечатление пройдет. Ключом к характеру этой женщины было выражение ее глаз, выдающих беспокойную, мятежную душу и тайные пороки. Даже во сне эта душа не знала покоя и отдыха, терзая плоть женщины, что угадывалось по вздрагиванию тела, движению губ, по слетающим с них стонам, по беспокойным пальцам рук, которые то сжимались, то разжимались. Это был сон человека, истерзанные нервы которого были натянуты до предела. Закинутую над головой Евину руку я осторожно опустил вниз. Ева не проснулась, тяжело вздохнув, потянулась ко мне, охватила меня руками и крепко прижала к себе.
– Милый, – пробормотала она, – не уходи от меня!
Произнесены были слова в сонном забытьи и обращены были не ко мне. Я знал это. Возможно, Ева думала, что рядом лежит ее муж или любовник, а мне так хотелось, чтобы она сказала это мне. Ева лежала в моих объятиях, голова ее покоилась на моем плече, но даже спящая эта женщина мне всецело не принадлежала. Внезапно тело ее резко дернулось. Она проснулась. Вырвавшись из моих рук, Ева упала на свою подушку.
– Привет! – сказала она. – Сколько времени?
Я посмотрел на свои часы. Было пять тридцать пять утра.
– Господи! – воскликнула она. – Почему тебе не спится?
Я снова почувствовал, как жарко и душно в кровати.
– Сколько здесь одеял? – спросил я и сосчитал. Их было пять, да еще сверху лежало одно ватное стеганое. Вероятно, я вчера вечером был настолько пьян, что не заметил этого. – Зачем тут столько одеял?
Ева ответила, подавляя зевоту:
– Так нужно. Иначе я мерзну.
– Сейчас проверю, – сказал я и начал одно за другим стаскивать одеяла.
Ева не на шутку встревожилась и умоляюще попросила:
– Не надо, Клив… перестань!
– Не волнуйся, – успокоил я, – сейчас ты получишь их обратно.
Я оставил два одеяла, а остальные сложил тут же на кровати.
– Ну как?
Ева свернулась в комочек и вздохнула.
– У меня ужасно болит голова. Я напилась вчера?
– Было отчего напиться.
– Да. – Она блаженно потянулась. – Я так устала. Спи, Клив!
У меня пересохло горло. Как здорово дома звонить Расселу и просить его принести чашечку кофе! По-видимому, здесь на подобный комфорт рассчитывать нечего. Ева посмотрела на меня. Словно угадав мои мысли, спросила:
– Хочешь кофе?
– Великолепная мысль! – вырвалось у меня от радости, что удастся утолить жажду.
– Поставь кастрюльку на огонь. Марта все приготовила, – сказав это, Ева плотнее закуталась в одеяло, не скрывая желания вновь завалиться спать.
Я не мог вспомнить, когда в последний раз сам себе варил кофе: настолько давно это было. Но мне ужасно хотелось выпить чашечку любимого напитка, поэтому я встал и поплелся в другую комнату, единственной мебелью которой служило только кресло. Рядом с комнатой была маленькая кухня. Я поставил кастрюльку на огонь и закурил сигарету.