Том 15. Дела и речи
Шрифт:
Это то же чудо, какое являли миру Афины и Рим. И объясняется оно одним драгоценным даром — Искусством. Быть страной высоких идеалов значит быть страной права; быть народом — носителем прекрасного значит быть народом — носителем истины.
Быть великаном — ничто, если не обладаешь великим духом. Турция была великаном, Россия — великан, Германская империя будет им; гиганты, сотканные из мрака; пресмыкающиеся исполины. Исполин с крыльями — это архангел. Франция выше всех потому, что она крылата и светозарна. Благодаря тому, что она — великая культурная нация, она стала великой революционной нацией. «Марсельеза», ее гимн, в то же время и ее шпага. Тысяча семьсот восемьдесят девятый год был бы немыслим без его предтечи — Энциклопедии. Вольтер подготовил появление Мирабо. Уберите Дидро — не будет и Дантона. Если бы в начале восемнадцатого века
Итак, газета, как и писатель, имеет две функции — функцию политическую и функцию литературную. В сущности обе эти функции сливаются в одну, ибо без литературы нет и политики. Невозможно совершать революции, обладая дурным стилем. Ювенал оздоровил Рим, а Данте оплодотворил Флоренцию только потому, что они были великими писателями.
Поскольку вы позволяете мне изложить мои мысли на страницах вашей газеты, давайте же определим ее современные задачи так, как я их понимаю.
Девятнадцатый век, логический продолжатель дела французской революции, завязал с прошлым две битвы: одну — политическую, другую — литературную. Из этих двух битв исход первой, подверженной различным приливам и отливам, еще неясен; вторая битва — литературная — выиграна. Вот почему необходимо продолжать борьбу в политике и прекратить ее в литературе. Тот, кто завоевал победу, обязан умиротворять. Долг победителя — обеспечить мир.
Так установим же во имя торжества идей и прогресса мир в литературе. Мир в литературе положит начало миру в духовной сфере. Я считаю необходимым оказывать помощь всем дарованиям, поддерживать все проявления доброй воли, содействовать всем начинаниям, поощрять мужество одобрением, приветствовать молодые таланты, воздавать почести старикам, озаренным славой. Действуя таким образом, мы возвышаем Францию. Возвышать Францию — значит возрождать ее. Как я уже сказал, это великий долг.
Сказанное мною относится не к одной газете и не к какой-либо группе писателей; я отношу это ко всей литературе в целом. Настало время отказаться от распрей и решительно покончить с раздорами. Содружество! Братство! Согласие! Военная мощь Франции сломлена, но ее литературная мощь осталась незыблемой. Будем же уважать эту прекрасную часть нашей славы, которой завидует Европа.
Наше самоуничижение отвратительно. Им пользуется чужеземец. Наши усобицы и наши распри дают ему право нагло насмехаться над нами. Как! В то время как он нас увечит, мы царапаем друг друга! Он заставляет нас рыдать, а мы вызываем у него смех. Покончим с этим самообманом. Ни немцы, ни англичане не допускают подобных ошибок. Посмотрите, как они превозносят малейшие свои успехи. Даже будучи нищими, они объявят себя богачами. Нам же, поскольку мы действительно богаты, не к чему прибедняться. Там, где мы — победители, не будем скромничать, словно побежденные. Не будем играть на руку врагу. Ослепим его всем нашим светом. Не будем ни в чем умалять этот век великой литературы, который Франция с гордостью присоединяет к трем предыдущим. Он начался с блеском и продолжается со славой. Так скажем же об этом во весь голос. Отметим, к чести нашей родины, каждый успех, как нынешний, так и прежний. Быть добрыми друзьями — значит быть патриотами.
Когда я говорю это вам, столь благородным умам, я опережаю ваши собственные мысли. Заметьте, что, давая этот совет писателям, я остаюсь верным принципам всей своей жизни. В молодости я писал в оде, обращенной к Ламартину:
Хвалебный гимн всегда я пел другим поэтам, И лавровым венкам, на главы их надетым, Я не завидовал вовек.Итак, мир в литературе! Но война в политике.
Разоружимся там, где мы можем разоружиться, чтобы лучше бороться там, где борьба необходима.
В настоящий момент республику атакуют в ее собственной стране, во Франции, три или четыре монархии. Все силы прошлого — королевское прошлое, теократическое прошлое, военное прошлое — вступили в рукопашную схватку с Революцией. Рано или поздно Революция победит. Будем добиваться, чтобы это случилось как можно раньше. Будем бороться. Приблизить час победы — немалое дело.
Возродим
Более всего угрожает Революции некое явление, искусственно вызванное, но серьезное, с которым нужно бороться в первую очередь, грозная опасность, реальная опасность, я сказал бы: почти единственная опасность — торжество закона над правом. Из-за этого пагубного явления Революция может оказаться в зависимости от произвола Собрания. В наши дни почти повсеместно можно видеть, как законодательство, распространяясь, извращает истину и справедливость. Закон подавляет право. Он подавляет право в вопросе о наказаниях, внося в него непоправимость; в вопросе о браке, внося в него нерасторжимость; в вопросе об отцовстве, уродуя, а подчас искажая его догмами римского права; в вопросе об образовании, не допуская, чтобы оно было бесплатным и, следовательно, равно доступным для всех; в вопросе об обучении, объявляя его добровольным, тогда как оно должно быть обязательным, ибо в данном случае право ребенка стоит выше прав отца; в вопросе о труде, извращая его суть крючкотворством; в вопросе о печати, закрывая доступ к ней беднякам; в вопросе о всеобщем избирательном праве, исключая из него женщину. Все это — серьезные нарушения порядка, преувеличение роли закона. Любое излишество в законе наносит ущерб праву.
Все правители, будь то суверенные Собрания или монархи, склонны к иллюзиям и легко им поддаются. Вспомним хотя бы иллюзии Собрания Бордо, которое затем стало Собранием Версаля, что еще не означает Собрания Парижа. Это Собрание, к которому я имею честь больше не принадлежать, памятуя о плебисците 8 мая, считало, что всеобщим голосованием можно добиться чего угодно. Оно ошибалось. В последнее время наблюдается стремление злоупотреблять плебисцитами. Непосредственное самоуправление народа, несомненно, является целью, к которой следует стремиться, но нужно остерегаться плебисцитов; прежде чем прибегать к ним, необходимо установить, что они собою представляют. Политика требует математического расчета, и нельзя пускать в ход какую-либо силу, не определив предварительно ее действия. Длина рычага зависит от массы тела, которое нужно сдвинуть. Так вот, плебисцит не может ни приподнять, ни переместить, ни перевернуть право. Право первично. Оно существовало и будет существовать вечно. Право появилось раньше народа, так же как нравственность появилась раньше нравов. Право порождает всеобщее голосование, всеобщее голосование порождает закон. Обратите внимание, какое огромное расстояние отделяет закон от права и сколь незначительно человеческое по сравнению с вечным. Все люди вместе не смогли бы создать ни одного права, а я, обращающийся сейчас к вам, участвовал за свою жизнь в составлении нескольких сот законов. Закон, прибегающий к всеобщему голосованию для того, чтобы уничтожить право, — то же, что сын, прибегающий к помощи отца для того, чтобы убить деда. Можно ли придумать нечто более чудовищное? А ведь именно об этом мечтают люди, воображающие, что можно поставить на голосование само существование республики, что можно придать результату сегодняшнего голосования гораздо большее значение, чем результату завтрашнего голосования, что можно в угоду минутному капризу отдельной личности отменить непререкаемое право человека.
В этот час обнажаются противоречия между законом и правом. Мятеж низменного против возвышенного в разгаре.
Что может быть более тягостным и тревожным для сознания, чем эти противоположные устремления права и закона! Право обращено в будущее, закон — в прошлое. Право выдвигает общественные проблемы, закон выдвигает политические уловки. Первые оттесняются, вторые поощряются, и каждую минуту происходят столкновения! Общественные проблемы, окутанные мглой, наталкиваются на политические уловки — этот сплошной мрак. И никакого решения! Что может быть страшнее?
К проблемам постоянным добавляются проблемы текущие; и первые и вторые неотложны. Роспуск Собрания; расследование мартовских событий, а также событий майских и июньских; амнистия. Сколько дела для писателя, и какая ответственность! Наряду с вопросами, полными угроз, вопросы, полные мольбы. Застенки, плавучие тюрьмы, женщины и дети, взывающие о помощи. Здесь мать, тут сыновья и дочери, там отец! Разбитые семьи, часть семьи ютится на чердаке, другая часть семьи томится в камере. О друзья мои! Необходима амнистия! Амнистия! Зима наступает! Необходима амнистия!