Том 15. Простак и другие
Шрифт:
— Конечно, — покивал я. — Само собой.
Он остался доволен моим согласием. Я заметил, что директор облегченно вздохнул. Думаю, он ожидал, что я заартачусь, услышав о практической работе.
— Так совпало, — продолжил он, — что мой учитель классических языков уволился в конце последнего семестра. Я хотел обратиться в агентство, когда получил ваше письмо. Как вы считаете, вы… э…
Мне надо было подумать. Я чувствовал добрую расположенность к Арнольду Эбни, и мне не хотелось наносить ему слишком существенный урон. Я намеревался украсть у него мальчишку, который, как ни формируй его ум, не превратится в законодателя страны, но, несомненно, вносил свою лепту в ежегодный доход директора и не желал усугублять свое преступление, выступая
2
Джуит (Джауит) Бенджамен (1817–1893) — английский знаток античности, с 1870 г. — ректор Оксфордского колледжа Бэллиол.
— С радостью, — ответил я.
— Ну и отлично. Тогда давайте считать, что это… э… решено, — заключил мистер Эбни.
Повисла пауза. Мой собеседник начал чуть беспокойно поигрывать пепельницей. Я недоумевал, в чем дело. А потом меня осенило. Мы подошли к низменному — нам предстояло обсудить условия.
Поняв это, я сообразил, как смогу бросить еще одну подачку своей требовательной совести. В конце концов, всё дело упиралось в твердые деньги. Похитив Огдена, я лишу мистера Эбни денег, но, выплатив вознаграждение, верну их.
Я быстренько прикинул: сейчас Огдену около тринадцати лет. Возрастной предел в приготовительной школе приблизительно до пятнадцати. В любом случае пестовать его «Сэнстед Хаус» мог только один год. О гонораре мистера Эбни придется догадываться. Для гарантии я определил сумму по максимуму и, сразу переходя к сути, назвал цифру.
Она оказалась вполне удовлетворительной. Моя мысленная арифметика была достойна похвалы. Мистер Эбни просиял. За чаем с пышками мы с ним подружились. Я и вообразить не мог, что существует столько теорий преподавания, сколько я услышал за эти полчаса.
Распрощались мы у парадной двери клуба. Эбни сиял благостной улыбкой с крыльца.
— До свидания, мистер Бернс, до свидания. Встретимся при… э… Филиппах. [3]
Добравшись домой, я вызвал звонком Смита.
— Смит, — сказал я, — завтра вы первым делом купите для меня кое-какие книги. Названия лучше записать.
Слуга послюнил карандаш.
— Латинская грамматика.
— Да, сэр.
— Греческая грамматика.
— Да, сэр.
— «Легкие переложения в прозе» Бродли Арнольда.
3
Встретимся при Филиппах — слова из шекспировского Юлия Цезаря (IV, 3), восходящие к Плутарху. Филиппы — древний город в Македонии, где Марк Антоний победил Брута и Кассия.
— Да, сэр.
— И «Галльская война» Цезаря.
— Не уловил имя, сэр.
— Це-зарь.
— Спасибо, сэр. Что-нибудь еще?
— Нет, это всё.
— Хорошо, сэр.
И он бочком удалился из комнаты.
Слава Богу, Смит всегда считал меня сумасшедшим, а потому никаким моим просьбам не удивляется.
Глава II
«Сэнстед Хаус» был внушительным строением в георгианском стиле. Квадратный дом стоял посередине участка в девять акров. Как я узнал, прежде дом был частным владением и принадлежал семье по фамилии Бун. В свои ранние дни поместье было обширным, но течение лет внесло перемены в жизнь Бунов. Из-за денежных потерь им пришлось продать часть земли. Появились новые дороги, отрезая порции от участка. Новые способы путешествий увлекли членов семьи из дома. Прежняя устоявшаяся
Превращение дома в школу было естественным. Для обычного покупателя он был слишком велик, а поместье, уменьшившись в размерах, стало неподходящим для богачей. Полковник Бун был рад продать дом мистеру Эбни, и школа начала свое существование.
Для школы здесь имелись все необходимые условия. Дом стоял на отшибе. Деревня находилась в двух милях от его ворот. Неподалеку море. Площадка для игры в крикет, поле для футбола, а внутри дома — множество комнат самых разных размеров, подходящих и для классов, и для спален.
Когда я приехал туда, помимо мистера Эбни, меня самого, еще одного учителя по имени Глоссоп и домоправительницы в доме жили 24 мальчика, дворецкий, кухарка, слуга на все руки и две служанки, одна помогала на кухне, вторая прислуживала за столом. В общем, настоящая маленькая колония, отрезанная от внешнего мира.
Кроме мистера Эбни и Глоссопа, унылого, нервного и манерного человека, я перекинулся словом в мой первый вечер с Уайтом, дворецким. Есть люди, которые нравятся с первого взгляда. Уайт был таким. Даже для дворецкого он обладал поразительно приятными манерами, но у него не было суровой холодности, какую я замечал у его коллег.
Он помог мне распаковать вещи, а между делом мы болтали. Был он среднего роста, плотный и мускулистый, и двигался с прытью, не свойственной дворецким. Из некоторых оброненных им замечаний я сделал вывод, что он много путешествовал. В общем, Уайт заинтересовал меня. У него было чувство юмора, а те полчаса, что я провел с Глоссопом, заставили меня ценить юмор. Я выяснил, что он, как и я, тут новичок. Его предшественник неожиданно уволился летом, и Уайт нанялся на работу приблизительно в одно время со мной. Мы согласились, что местечко симпатичное. Уайт, как я понял, считал уединенность плюсом. Ему не очень нравилось деревенское общество.
На следующее утро в восемь часов началась моя работа. В первый же день все мои представления об учителе частной школы перевернулись. До сих пор я считал, что время эти учителя проводят играючи. Но я смотрел со стороны. Мое мнение складывалось из наблюдений, сделанных в моей частной школе, когда учителя принадлежали к касте, вызывающей зависть. Им завидовали все — спать они ложились, когда хотели, не делали уроков, их не могли высечь тростью. Тогда мне представлялось, что эти три фактора, в особенности последний, — чудесный фундамент для Идеальной Жизни.
Я не пробыл в «Сэнстед Хаусе» и двух дней, как в душу мне начали заползать сомнения. Мальчик, видящий, что учитель стоит и ничего не делает (как заманчиво!), не подозревает, что на самом деле бедолага поставлен в крайне тяжелые рамки. Он выполняет обязанности учителя, а выполнять их обязанности нелегко, особенно человеку вроде меня, который до сей поры жил привольно и беззаботно, защищенный от мелких неурядиц существенным доходом.
«Сэнстед Хаус» открыл мне глаза. Он меня ошеломил. Он показал мне, как часто я проявляю мягкость и неумелость, сам того не сознавая. Наверное, другие профессии требуют еше более мощного выплеска энергии, но для человека с частным доходом, который неспешно прогуливался по жизни, учительство — достаточно крепкая встряска. Она была нужна мне, и я её получил. Мне даже показалось, что мистер Эбни, интуитивно поняв, как благотворно подействует на мою душу жесткая дисциплина работы, по доброте своей предоставил мне полную возможность выполнять не только мои обязанности, но и большую часть своих. Потом я разговаривал с другими учителями и пришел к выводу, что директора частных школ делятся на две категории — трудяги и любители поездок в Лондон. Мистер Эбни принадлежал к последней. Мало того, сомневаюсь, что на всех просторах Южной Англии отыщется другой, более яркий представитель этой категории. Лондон притягивал его, точно магнит.