Том 19. Посмертные претензии
Шрифт:
Она подняла дугою бровь.
— Да, понимаю. Фамилия скандинавская. Означает «дочь Бренда». Забавно, правда?
— Почему забавно?
Она улыбнулась, но улыбка у нее была какая-то скупая, голодная.
— Вы определенно не похожи на чью-то дочь, мистер Брендстеттер.
— Внешность может быть обманчивой, — возразил он.
— Ха!
Она чуть насмешливо взглянула на Норвуда.
— Несмотря на ограниченные возможности, я вес же умею распознавать настоящего мужчину, когда вижу его.
— Джон, — напомнил он, — был
— Да, он никогда прежде не болел. Ни разу. И поэтому не знал, как справиться со своей немощью. Ох, жизнь не была к нему особенно благосклонной. С ним случались несчастья… Но, понимаете, я всегда была рядом, возле него, чтобы помочь ему пережить эти неудачи. И он знал, что на меня можно опереться. Иногда он все разбивал, я подбирала осколки. Но на этот раз я была бессильна что-либо сделать. Ему могли помочь только врачи и сестры. А он этого не понимал и посчитал изменой с моей стороны, хотя я-то чувствовала себя такой же беспомощной, как и он… А он возненавидел меня за это.
Она снова выпила.
— Мисс Стэннард тоже не могла ему помочь.
— В этом вы правы.
На губах у нее появилось что-то вроде скорбной гримасы.
— Абсолютно правы. Только он-то этого не сознавал. То, что она все время была рядом, имело огромное значение.
Руки у нее приподнялись и упали.
— Один Бог знает, что творится в голове романтика. Я никогда не была в состоянии это уразуметь. Он говорил, что она его любила.
Ева с отвращением выплюнула два последних слова.
— А я нет. Боже милостивый, где найти логику? Может, вы мне скажете?
— Поскольку это было все, что в данном случае можно было сделать, и она это делала, возможно, этого было достаточно.
Дэйв поднялся.
— Не можете ли вы мне подсказать, где я должен искать Питера?
— Ваша торопливость ставит меня в тупик.
Она подняла руку; чтобы поправить абажур и убрать свет со своего лица.
— Я что-то не слыхала, чтобы страховые компании проявляли столько рвения для того, чтобы обнаружить человека, которому они должны вручить деньги.
— Правильно. Я же вам не все рассказал.
И он рассказал.
— Серьезно?
Она засмеялась и покачала головой, взяла свой бокал и допила мартини.
— А я-то посчитала вас интересным человеком, хотя все так банально. Если он убил своего отца, компании не нужно выплачивать эти деньги… Вы правы: наружность — ненадежный ориентир.
— Более нелепой вещи в жизни своей не слышал!
Норвуд поднялся и отправился со своим бокалом в полумрак к письменному столу.
— Питер дружил с отцом.
— Дружба распадается. Пример: миссис Оутс и ее муж.
— Ах, — покачала она головой, — мы с Джоном никогда не были друзьями. Он зависел от меня в отношении здравомыслия и опоры. Я зависела от него… ну, он был красив и обаятелен. Делайте собственные выводы.
Она снова попала в круг света, наливая выпивку.
— Но Джона и Питера можно было с полным основанием назвать двойняшками. Они одинаково думали, одинаково двигались, одинаково разговаривали, выглядели одинаково. Им нравились одинаковые вещи. Они были — не знаю, как это высказать, — погружены друг в друга, если вы понимаете, что я имею в виду. Как мне кажется, они были единственной парой людей, которые прожили вместе двадцать лет и совершенно искренне наслаждались каждой проведенной минутой.
— И объединились против вас, как мне сказали, — добавил Дэйв.
Когда она повернулась к Дэйву, ее улыбка была насмешливой.
— И поэтому стали в два раза слабее. Понимаете, они обладали не только одинаковыми достоинствами, но и слабости у них были одинаковые. Вот почему я считаю ваше предположение абсурдным. Ни у одного из них не нашлось бы достаточно силы духа, чтобы кого-то убить… Кроме, конечно, самих себя. Джон делал это. С помощью морфия. Это записано в отчете врача-эксперта. Он был наркоманом.
— Ему вводили морфий из-за нестерпимых болей, — сказал Дэйв.
Она покачала головой.
— Боли давно прошли. Справьтесь у доктора де Калба.
Вернулся Норвуд и сел в кресло.
— Джон мог утопиться. Он был страшно напуган, что рубцы и ожоги оттолкнут от него людей. Ведь он всегда так гордился своей внешностью.
— Эйприл не обращала внимания на рубцы и шрамы. Она время от времени работала. Они что-то ели. У них была крыша над головами. Она была его будущим.
— Не Эйприл, а Питер, — упрямо заявила Ева.
— Нет. Это показывает его намерение изменить страховой полис. Питер его бросил. Не знаю, по какой причине, но они рассорились.
— Весьма сомнительно! — произнесла Ева. — Стремление сэкономить деньги для компании совсем замутило ваши мозги. Если Питер убил своего отца ради страховки, почему же он не попытался ее получить? Чем он сейчас занят?
— Где-то дрожит от страха, — ответил с усмешкой Дэйв. — Некоторые люди так расплачиваются за убийство. Одно дело — убить человека. Другое дело — ждать и жить с осознанием собственной вины… Благодарю за мартини. — И он пошел к выходу через пол утемный коридор.
6
Вечер застал его во внутреннем дворе. Он посмотрел на часы: 6.10. Ему следовало позвонить раньше. Ну, что же, придется это сделать сейчас. Есть ли поблизости телефон?
Автомат ждал на темном углу, как ребенок из давно позабытой игры в прятки. Будка была старая деревянная, с решетчатыми окнами, с трех сторон полускрытая разросшимся ивняком. Когда он вошел внутрь, с трудом закрыл дверь и даже включил свет, то подумал, что отростки все того же ивняка, пробившиеся в трещину в полу, напоминают корни растений, которым любой гроб не представляет преграды. Ни один человек не отважится в такой будке на долгий разговор, даже если ему некуда спешить. Где-то снаружи часы пробили четверть.