Том 2. 1960-1962
Шрифт:
Красная стрелка миновала отметку «200». Это выглядело красиво и зловеще: красная стрелка и зеленые цифры во тьме. Рубиновая стрелка и изумрудные цифры: 200, 300… 1000… 3000… 5000… «Совершенно не понимаю, почему все–таки я океанолог? Почему я не металлург или садовник? Ужасная глупость. На каждые сто человек только один подвержен глубинной болезни. И вот этот один - океанолог, потому что ему нравится заниматься головоногими. Он просто без ума от головоногих. Цефалопода, будь они неладны. Почему я не занимаюсь чем–нибудь другим? Скажем, кроликами. Или дождевыми червями. Жирные дождевые черви в мокрой земле
– Кондратьев!
– Да?
– Слушай, Кондратьев, ты бы хотел заниматься дождевыми червями?
Кондратьев нагнулся и пошарил в темноте. Что–то звонко щелкнуло, и в лицо Белова ударила струя ледяного кислорода. Он жадно подышал, зевая и захлебываясь.
– Довольно,- сказал он.- Спасибо.
Кондратьев отключил кислород. Ему было, конечно, наплевать на дождевых червей. Красная стрелка проползла отметку «300». Белов снова позвал:
— Кондратьев!
— Да?
— А ты уверен, что кальмар?
— Не понимаю.
— Что это кальмар зарезал китов?
— Скорее всего, это кальмар.
— А может быть, это косатки?
— Может быть.
— Или кашалот?
— Может быть, кашалот. Хотя кашалот нападает обычно на ма ток. В стаде было много маток. А косатки нападают на одиночек.
– Нет, это ика,- сказала Акико тонким голосом.- Оо–ика.
Оо–ика - это гигантский глубоководный кальмар. Он свиреп и стремителен, как молния. У него мощное тугое туловище, десять цепких рук и жесткие умные глаза. Он бросается на кита снизу и мигом прогрызает его внутренности. Затем он медленно опускается с трупом на дно,- ни одна акула, даже самая голодная, не смеет приблизиться к нему. Он зарывается в ил и пирует на свободе. Если его настигает субмарина Океанской охраны, он не отступает. Он принимает бой, и акулы собираются, чтобы подхватить клочья мяса. Мясо гигантского кальмара тугое, как резина, но акулам это безразлично.
— Да,- сказал Белов.- Наверное, это кальмар.
— Скорее всего, кальмар,- сказал Кондратьев.
«Все равно, кальмар это или не кальмар»,- подумал он. В таких вот впадинах могут хозяйничать твари и пострашнее кальмаров. Их нужно найти и уничтожить, не то покоя от них не будет, раз они уже попробовали китового мяса. Потом он подумал, что если встретится действительно что–нибудь неизвестное, то стажеры обязательно повиснут у него на плечах и будут требовать, чтобы он «дал им разобраться». Стажеры всегда путают рабочую субмарину с исследовательским батискафом.
Четыреста метров.
В кабине было очень душно. Ионизаторы не справлялись. Кондратьев слышал, как тяжело дышит Белов за его спиной. Зато Акико совсем не было слышно; можно было подумать, что ее здесь нет. Кондратьев подал в кабину еще немного кислорода. Потом он взглянул на компас. Субмарину разворачивало поперек курса сильным течением.
– Белов,- сказал Кондратьев.- Отметь: теплая струя, глубина четыреста сорок, направление зюйд–зюйд–вест, скорость два метра в секунду.
Белов скрипнул рычажком диктофона и что–то пробормотал слабым голосом.
— Настоящий Гольфстрим,- сказал Кондратьев.- Маленький Гольфстрим.
— Температура?
– спросил Белов слабым голосом.
— Двадцать четыре. Акико
— Странная температура. Необычная.
— Если где–нибудь под нами вулкан,- простонал Белов,- это будет интересно. Have you ever tasted уху из кальмаров, Акико–сан?
— Внимание,- сказал Кондратьев.- Сейчас я буду выходить из течения. Держитесь за что–нибудь.
— Легко сказать,- проворчал Белов.
— Хорошо, товарищ субмарин–мастер,- сказала Акико.
«Можете держаться за меня»,- хотел предложить ей Кондратьев, но постеснялся. Он круто положил субмарину на левый борт и бросился вниз почти отвесно. «О–ух»,- сказал Белов и уронил диктофон Кондратьеву на затылок. Потом Кондратьев почувствовал, что в его плечо вцепились пальцы Акико, вцепились и соскользнули.
– Обнимите меня за плечи,- приказал он.
В тот же миг пальцы ее снова сорвались, и она чуть не упала лицом на край пульта. Он едва успел подставить руку, и она ударилась об его локоть.
— Извините,- сказала она.
— Ох, тише,- простонал Белов.- Тише ты, Кондратьев!
Ощущение было такое, словно оборвался лифт. Кондратьев снял с пульта руку, пошарил справа от себя и нащупал пушистые волосы Акико.
— Ушиблись?
– спросил он.
— Нет, спасибо.
Он нагнулся и подхватил ее под мышки.
– Спасибо,- повторила она.- Спасибо… Я сама.
Он отпустил ее и взглянул на батиметр. Шестьсот пятьдесят… шестьсот пятьдесят пять… шестьсот шестьдесят.
– Тише же, Кондратьев,- просил Белов сдавленным голосом.- Хватит же.
Шестьсот восемьдесят метров. Кондратьев перевел субмарину в горизонталь. Белов громко икнул и отвалился от спинки кресла.
– Все,- объявил Кондратьев и включил свет.
Акико прикрывала нос ладонью, по щекам ее текли слезы.
— Искры из глаз,- проговорила она, с трудом улыбаясь.
— Простите, Акико–сан,- сказал Кондратьев.
Он чувствовал себя виноватым. В таком крутом пике не было никакой необходимости. Просто ему надоел бесконечный спуск по спирали. Он вытер пот со лба и оглянулся. Белов сидел скорчившись, голый до пояса, и держал около рта смятую рубашку. Лицо у него было мокрое и серое, глаза - красные.
— Жареная утка,- сказал Кондратьев.- Запомни, Белов.
— Запомню. Дай еще кислорода.
— Не дам. Отравишься.
Кондратьеву хотелось сказать еще несколько слов о рюмках, но он сдержался и выключил свет. Субмарина снова пошла по спирали, и все долго молчали, даже Белов. Семьсот метров, семьсот пятьдесят метров, восемьсот…
– Вот он,- прошептала Акико.
Через экран неторопливо двигалось узкое туманное пятно. Животное было еще слишком далеко, и отождествить его было пока невозможно. Это мог быть кальмар, кашалот, кит–одинец или крупная китовая акула, а может быть, какое–нибудь неизвестное животное. В глубине еще много животных, не известных или малоизвестных человеку. Океанская охрана имела сведения об исполинских длинношеих и длиннохвостых черепахах, о драконах, о глубоководных пауках, гнездящихся в пропастях к югу от Бонин, об океанском гнусе - маленьких хищных рыбках, многотысячными стаями идущих на глубине полутора–двух километров и истребляющих все на своем пути. Проверить эти сведения пока не было ни возможности, ни особой необходимости.