Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви
Шрифт:
Плотно зашторив окна от света и проверив, что дверь заперта. Михаил заставил себя пару часов вздремнуть — к сожалению, в Библиотеке иллюзия сна хотя и была, но нормального отдыха не приносила. Остаток дня прошёл в том же ритме. Нырнуть в Библиотеку, отработать там рабочую смену. Потом в реальном мире отдохнуть — и снова учиться. Хорошо ещё, усталость там накапливалась медленнее, чем в обычном мире, потому двухчасовых перерывов и полноценного сна ночью по расчётам Михаила должно было хватить. Лишь к ужину Михаил заставил себя остановиться и спуститься в столовую. Сёстры глядели на него с настороженностью: как там брат, не перенапрягся? И явно не понимали, почему Михаил с ним ведёт себя, как будто переносит хрустальную вазу, и смотрит
Когда Михаил сразу после ужина предложил:
— Есть идея. Кто свободен — сыграть со мной в скрабл?
— Тебе же вроде готовиться надо? — растерялась Аня.
Маша на это решительно сказала:
— Устал человек. Я играю.
— И я, — тут же поддержала Женя.
— Мы тоже, — тут же согласилась Яна.
А Юна рассудительно добавила:
— Аня тоже согласна, так как не хочет идти против всех.
Михаил на это рассмеялся, за ним остальные. Аня, которая уже собиралась было отказаться — махнула рукой:
— Уговорили… диверсанты. Между прочим, всем меня надо на серьёзный лад настраивать, дел полно. А они наоборот меня в лень вгоняют,– но было понятно, что ворчит она не всерьёз, а тоже рада.
Также примерно прошла и вся оставшаяся неделя. Разве что последние три дня Михаил категорично заставил себя готовиться исключительно в реальном мире. И так начал замечать, что как и опасался — привычка работать в идеальной обстановке стала мешать в нормальном мире: каждая мелочь раздражала. Надо было учиться снова жить по-человечески.
В день экзамена природа, всю неделю колебавшаяся между осенью и зимою вроде бы решила встать на сторону зимы. Вчера был пасмурный, но ещё осенний день и холодная октябрьская морось. К ночи уже не то снег густо повалил, не то как из сита дождь кропил землю, а ветер пронзительно завывал, срывая шапки с людей и последнюю листву с деревьев. Утром за окном уже белой стеной падали тяжёлые, серые хлопья мокрого снега. Кое-где на парковых деревьях ещё оставался жёлтый лист, но сухая осенняя трава уже еле-еле выглядывала из-под снега жёлтой щёткой. Михаил приоткрыл окно и вслушался — мёртвая тишина царила кругом, точно природа, утомлённая кипучей осенне-летней работой, теперь отдыхала. Недалеко от дома в парке имелось крохотное озерцо, и сейчас оно казалось заметно больше, потому что не стало прибрежной зелени, а граница суши потерялась, смазалась белой краской… Хотя нет, если внимательно присмотреться — прозрачная летом вода потемнела, в берег с шумом била тяжёлая осенняя волна. Никуда грань твёрдого и жидкого не пропала, просто сменила форму, но не суть.
Обычно Михаил в столовую приходил на завтрак если не самый первый, то одним из первых. Сегодня все сёстры уже его ждали за столом, в воздухе растеклось… Нет, пожалуй, не тревога, а какое-то напряжение. Знакомое ощущение, но почему-то оно упорно казалось именно здесь не к месту. И только когда завтрак закончился, и всей семьёй они заняли места в своём микроавтобусе, Михаил вспомнил это чувство. Оно знакомо любому солдату, побывавшему на войне, и приходит перед началом большого наступления. Когда ещё нет приказа, когда вроде бы ничего не известно, но ты каждым нервом и клеточкой знаешь, что вот оно — скоро загрохочут орудия, а ты шагнёшь в огонь к славе или в черноту смерти.
Стоило приехать в гимназию, как ощущения скорого боя ушли, растворились. Зато всё сильнее накатывало чувство нереальности происходящего. Михаил ощутил себя каким-то уважаемым главой государства, прибывшим с визитом к соседям. Разве что красной дорожки не хватает, а так на площадке парковки с двух сторон чуть ли не полшколы выстроилось, все машут, поздравляют. И Виктор с Юрой, как представители встречающей стороны, в сопровождении свиты из десятка парней и девушек подошли сказать, что все Михаилом гордятся и желают ему удачи на досрочных экзаменах и с будущим поступлением в университет.
Зато стоило перешагнуть порог класса, выделенного для экзамена, все посторонние мысли и ассоциации растворились как утренний туман в жаркой пустыне. Формально в состав комиссии обязаны входить три учителя — можно даже из гимназии, и хотя бы единственный независимый наблюдатель из городского отдела образования, университета и так далее. Сегодня от Первой Старомосковской гимназии был один Игнат Карлович, да и тот наверняка исключительно поскольку его отодвинуть как директора не получится. Остальные лица были незнакомы, учителей-проверяющих не трое, а четверо, и наблюдателей вместе с Игнатом Карловичем — пятеро. Максимально допустимый комплект. Учителя ещё будут меняться от предмета к предмету, и настроены, по крайней мере сегодня, все четверо лояльно. Зато наблюдатели останутся, и минимум двое из них явно будут пользоваться правом на дополнительные вопросы, пытаясь «затопить». Всё-таки правильно удалось отговорить директора от попыток смухлевать. Судя по составу комиссии, рассказал насчёт идущих в Москве политических баталий Игнат Карлович далеко не всё, а Михаил в этом то ли катализатор процесса, то ли фигура в чужой партии.
В любом случае отступать уже поздно, так что Михаил спокойно подошёл к столу и взял билет. Сегодня была математика, но, сев на выделенное место и прочитав задачу, Михаил чуть не рассмеялся. Выпускнику геолого-геофизического факультета Новосибирского университета экзаменационные вопросы были на один укус и без помощи Библиотеки. Решил он всё меньше чем за час, и если бы ставки не были настолько высоки, проверять через Библиотеку, пользуясь спрятанными там справочниками и учебниками, Михаил бы не стал. Также легко и просто закончился процесс устной сдачи, экзаменаторы даже не придирались. А наблюдатели молчали.
Когда Михаил вышел из аудитории, не обращая внимания на то, что вообще-то идут уроки, а не перемена, его немедленно обступила толпа и сразу посыпались вопросы: как? Михаил растерянно ответил:
— Сам не понимаю. Сто баллов из ста.
— Ура!
— Молодец!
Дома повторилось то же самое, сёстры устроили брату маленький праздник. Через два дня — физика, и тоже может для школьника вопросы и сложные, для выпускника Новосибирского государственного университета и опытного инженера — полная ерунда. Опять общие поздравления… У Михаила на душе зудело от нехорошего предчувствия. Почему его не пытаются утопить или подставить? Хотя по всем признакам должны. От наблюдателей — ни одного вопроса, комиссия единодушно согласилась, что испытуемый получил сто баллов и девяносто девять. В чём подвох?
К третьему экзамены по русскому страсти заметно поутихли, ажиотаж и внимание одноклассников и остальных поугас. Все будто уже абсолютно уверены, что Михаил сдаст блестяще… Поэтому в аудиторию он входил, словно готовился к разведрейду через территорию минного поля. Взяв билет, мгновенно, даже не пытаясь решить задачу сначала в реальном мире, ушёл в Библиотеку. Русский язык и в прошлой жизни был не самым его любимым предметом, хотя Михаил и понимал важность этой науки. Здесь стало намного хуже, потому что, несмотря на вроде бы полное совпадение, некоторые моменты здорово отличались. К примеру, в мире Российской Федерации старинный суффикс «-ьн» из языка давно исчез, оставив на память лишь слова «оловянный» и «деревянный», на которые школьники ворчат и зубрят вместе с остальными исключениями — здесь этот суффикс оставался хотя и редким, но живым. Вроде ерунда, но когда целую жизнь, давно забыв сами правила, ты просто приспосабливаешься к одной норме грамотности — на другую перестраиваться тяжело. Не зря сёстры вечно над Михаилом подшучивали, дескать, постоянные ошибки у брата в пунктуации и орфографии — наглядный пример, что тем, у кого есть способности к точным наукам, всякая гуманитарная лирика даётся с трудом.