Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви
Шрифт:
— Вот ублюдок, — не выдержал один из членов совета. — Я про Никиту Столешникова. Сдох ведь давно, а продолжает нам гадить. Извините, Пётр Филимонович.
— Да не переживайте. Я когда утром читал отчёт и что нас ждёт в ближайший год, особенно в разрезе идиотских действий султана в Африке, и покрепче выражения использовал. Но я хотел поднять другой вопрос. Вторая часть аналитической записки содержит крайне интересный факт. Каким-то образом, даже потеряв орифламу, Михаил Тёмников ведёт поглощение активов Столешниковых. Очень успешно и при этом оставаясь в тени. Жаль, я не знаю, где он откопал такого гениального специалиста — вот не глядя предложил бы такому человеку место своего первого зама. При этом для нас это оказалось неожиданной удачей. То, что не началось массовое банкротство предприятий Столешниковых, заметно стабилизирует ситуацию, в том числе и на долгосрочную перспективу, — финансист посмотрел на Дмитрия Воронцова, который единственный на летнем заседании Совета высказывался добить Тёмниковых. — Я хотел бы внести предложение уже напрямую договориться с Тёмниковыми о нейтралитете как с равным. В идеале — предложить гасить кризис совместно. Это усилит и Тёмниковых, но наш выигрыш всё равно будет заметно больше.
Никодим Воронцов неожиданно усмехнулся и сказал:
— Какой шустрый молодой человек, однако. Пётр Филимонович, вы сейчас будете очень удивлены. Но буквально позавчера мне пришло письмо от Михаила Тёмникова. Для начала в качестве жеста доброй воли и как аванс на переговорах он предлагает нам список двойных агентов, которых использовал покойный Никита. Чего скажете про этих людей, Андрей Кузьмич?
Глава клановой безопасности взял список имён с характеристиками и информацией из письма, несколько минут читал, затем выдал заключение:
— Дрянь людишки. Михаил Тёмников хочет устранить их нашими руками, и я понимаю зачем. Сам он ничего не теряет, при этом за счёт вот этой информации уже мы можем кое-что выгадать для себя. Я бы сказал — вполне хороший взнос на старт переговоров. И чего нам предлагают Тёмниковы?
— А вот это крайне интересно. Письмо было отправлено именное. Михаил Тёмников от имени рода признаёт планы своего деда по нашему уничтожению, приносит за них извинения и на Библии клянётся, что ничего не знал ни он, ни его сёстры. Как не знали они и про остальные дела своего деда, которые, мол, вполне тянут на государственную измену. В это вполне поверю, даже если мы правы, а его готовили на одну из теней — тогда ещё не его уровень. Далее Михаил Тёмников официально предлагает нам взаимный вечный нейтралитет и подтверждение отказа от взаимных претензий, но уже на текущем статусе. Взамен он признаёт, что фактически закончил поглощение торгово-промышленной империи Столешниковых. Да, своим мальчикам, Пётр Филимонович, выпишите премию от моего имени. Они со своей аналитикой — крайне вовремя. Что скажут члены совета?
— М-да. Очень шустрый молодой человек. Я так понимаю, он рвётся вернуть своему роду статус боярского?
— Судя по нынешним темпам, я всё меньше и меньше сомневаюсь в его успехе. Если не свернёт себе шею с идеей вассалитета…
— Глядя, как он организовал дело — вряд ли свернёт. Скорее уж перережет горло тем, кто ему попытается мешать.
— Я за то, чтобы принять предложение, — как бы подвёл итог финансист. — Более того, какие бы ни имелись амбиции у этого молодого человека, возвращение в Боярскую думу — это физический предел, который на данный момент могут себе позволить Тёмниковы. Дальше их сила, когда они принимают вассалитет вместо поглощения и на этом набирают гвардию, становится их слабостью из-за малочисленности основного рода. А вот если мы первые окажем им сейчас помощь и дадим понять, что готовы поддержать их претензии на орифламу сокола, то в будущем мы получим лояльную нам и достаточно серьёзную политическую силу.
— Согласен.
— Поддерживаю…
Члены совета высказывались один за другим, когда заговорил молчавший всё время до этого Дмитрий Воронцов:
— Андрей Кузьмич, если этот Михаил Тёмников настолько нам полезен. Не рискованно ли начинать операцию по устранению Николая Румянцева именно сейчас, с риском задеть уже Михаила Тёмникова?
— Что значит устранение Николая Румянцева? — удивился безопасник. — У нас нет таких планов. В отличие от Светлова, который свой грешок удачно смог запрятать, Николай Румянцев нам наоборот удобен. Одним фактом своего существования он уже мешает остальным кандидатам, а учитывая компромат, который мы на него скопировали в Крыму — он вдвойне удобен тем, что устраним мы его в любой момент. Нет, я не готовил никаких планов по его ликвидации. Дмитрий Никодимович, откуда у вас эта информация?
— Помните турка, которого вы мне передали как информатора? Когда я занимался дублирующим контуром по ликвидации Светлова. Этот турок ещё предавал мне информацию об отъезде из Стамбула его любовника, чтобы я мог перехватить паренька до встречи со Светловым. И вот вчера вечером турок мне передал новость, что, когда через четыре дня на Кемеровском полигоне начнутся вступительные испытания, в механизме Полигона устроят диверсию. Я соотнёс это именно с Николаем Румянцевым, который как раз участвует. Время как придержать информацию, так и передать на Полигон ещё есть, поэтому я сначала решил посоветоваться с вами…
Неожиданно для всех вскочил Никодим Воронцов. Не обращая на то, как дико выглядит такое поведение целого главы боярского рода со стороны, он отшвырнул стул в сторону, заклятием вышиб наглухо запечатанную на время секретного совещания входную дверь — видимо, не захотел тратить время на деблокаду. И выскочил прочь.
Вернулся Никодим через пятнадцать минут — и его было не узнать. Он словно постарел на десять, а то и пятнадцать лет, шагал шаркающей походкой старика. Не сел — рухнул в ближайшее кресло и тусклым голосом сказал:
— Я не успел. Как главу Боярской думы, император известил меня, что в этом году цесаревна Юлия будет поступать в университет через Испытание достойных. Я не успел. Я дозвонился по прямой связи… Испытание сместили на четыре дня раньше. Все кандидаты вошли два часа назад. Покиньте меня, пожалуйста. Дмитрий, а ты останься, хорошо?
Когда отец и сын остались вдвоём, Никодим махнул рукой — и дверной проём затянула молочная пелена. Про прочности и защите она не уступала заговорённой двери, которую Никодим снёс перед этим. Дмитрий на это лишь молча покачал головой. Отец крайне не любил демонстрировать, что вообще-то является одним из сильнейших магов клана. А тут два раза за четверть часа, вдобавок в его возрасте не очень полезно вот так резко опустошать резерв мощными плетениями.
— Налей мне, Дима, воды, что ли, из графина? Руки дрожат. Коньячку бы хряпнуть сейчас, и чтобы в стельку, как пьянь подзаборная нажраться — да голова нужна трезвая. Спасибо, выпью водички — и успокоюсь. Вот скажи. Тридцать лет я шёл к этому, а тут как судьба тыкает: остановись. Может, и правда знак?
— Отец, то, что нам придётся опять менять планы — не страшно. Ещё ни один план не выдерживал боя, но мы всегда побеждаем. Не в первый раз. И сейчас победим.
— Красиво сказано. Хоть сейчас на плакат и в агитацию запускай. Знаешь, я вот сейчас впервые задумался: а прав ли я, действительно ли оно надо? Нет, постой, послушай и не перебивай. Дай с самого начала расскажу. Про то, что я Константина убрал, вслух тебе признаюсь впервые, но, думаю, и сам давно догадался?
Дмитрий Воронцов налил себе тоже стакан воды, выпил, потом ответил:
— Секрет Полишинеля, отец. Все давно это понимают, но вслух про такое не говорят — измена. Он мог вместо брата затеять реформы, которые нам…
Раздался кхекающий, каркающий смех Никодима:
— Ничего он не мог. Константин был тряпка с завышенным самомнением, любитель развлекаться тем, что лично из ружья отстреливал бродячих кошек, собак и уличных голубей. Он мечтал о троне, но никогда бы его не получил. Его отец был готов воспользоваться правом менять порядок наследования и уже хотел поставить вторым Иоанна. Но тут Константин и подставил старшего брата.