Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви
Шрифт:
— Ой-ё, — невольно вскрикнул Михаил, когда, испуганный шагами человека, через дорогу перебежал и нырнул в заросли чёрный жук размером с крысу.
Создание отвратительно чем-то воняло — возможно, какая-то защитная реакция, и шустро семенило на длинных тонких ножках. Дальше забралось на ствол дерева и слилось с тёмной, влажной корой. Зато стоило пройти ещё с полсотни метров, как чего-то зашуршало и затрещало, на дорогу из кустов выскочила облезлая помесь гиены и собаки. При этом челюсти у неё — без зубов, скорее что-то вроде жвал насекомых. Тварь громко тявкнула, Михаил замер. И сразу же «собака» растерянно замотала головой в разные стороны, будто чего-то выискивая. Михаил сорвал рогатину и сделал несколько шагов назад. Псина радостно упёрла в него взгляд и тонко завыла — похоже, она реагировала на движение.
Михаил бросил вокруг несколько следящих плетений, но даже и без этого ощутил движение за спиной. Вливая ману в мышцы, и отсюда, словно за спиной не висел груз на сорок килограммов, Михаил резко повернулся назад, встречая натиск хищников. На него бросились сразу двое, а за ними, но пока сильно далеко, подбирались ещё четыре твари — краем сознания Михаил отметил, что бегут они медленно, с чего-то припадая на передние лапы. И видимо, «собаки» как-то могли определять, на кого сейчас направлен взгляд человека — та, на кого Михаил смотрел прямо, притормозилась, зато вторая, оттолкнувшись задними лапами, прыгнула вперёд.
Похоже, местная живность не понимала, что такое копьё, у собак не было нужных инстинктов. Ухватив рогатину в последней трети древка, Михаил поймал тварь на лезвие. Собака оказалась на удивление лёгкой, не больше пятнадцати килограммов живого веса — хотя если судить по размеру, нормальное животное должно было быть вдвое-втрое тяжелее. И ещё у «собак» оказалась тонкая шкура, лезвие распороло её брюхо от шеи до паха. В это время вторая тварь тоже попыталась кинуться, но Михаил уже шагнул чуть в сторону, одновременно пиная «собаку» в морду со всем усилением ноги магией. Череп лопнул, как раздавленный помидор. Немедленно Михаил развернулся обратно к первой «собаке»-загонщику, но все твари уже потеряли к нему всякий интерес, устремившись обратно в чащу. Добыча оказалась не по зубам, от такой лучше самому уносить ноги. Михаил же остался стоять, тяжело дыша и опираясь на рогатину: просто так форсирование мышц магией не проходит, чем дольше и сильнее накачиваешься — тем мощнее и дольше потом откат в виде слабости и дрожи в ногах. А ещё, вспомнив гигантского жука, Михаил решил, что «собаки» всё-таки ближе к насекомым, чем к зверям, и это было плохо. У насекомых инстинкт самосохранения у отдельной особи заметно слабее, чем у зверя.
Сразу, как нормализовалось самочувствие, Михаил кинул в разные стороны следяще-поисковые плетения дальнего радиуса. И немедленно обнаружилась неприятность. Стоило заклятиям поиска отделиться, как очень быстро они начинали сообщать полную ахинею. Но при нападении собак же работало? Опытным путём выяснилось, что искажения начинаются при отдалении метров на десять — двенадцать. Похоже, вот она, одна из скрытых локаций, искусственный пространственный карман. Плюс — если это не чисто местная аномалия, будет неплохой маркер определять такие места. Минус — пока он здесь, опять же ограничен в арсенале, все боевые чары можно использовать только для ближнего боя. Непонятно как они отреагируют на расстоянии дальше десяти метров — запросто сделают круг и дадут по морде самому заклинателю. Стоит идти быстро, но осторожно, и как можно скорее отсюда сваливать. Хорошо ещё, нет впитанной с детства привычки во всём полагаться в первую очередь на магию, ибо теперь опасность придётся распознавать по старинке лишь глазами и ушами.
Михаил успел прошагать по просеке с полкилометра, когда сквозь колючие кусты навстречу ему продрался здоровенный гуманоидный монстр, от которого, похоже, и сбежали собаки — а не человека испугались. Фигура карикатурная, передние конечности длинные, и доходили до лодыжек, задние короткие, тело покрыто длинной и жёсткой шерстью буро-рыжего оттенка. В остальном — два с половиной метра роста и килограммов двести мускулатуры, а ещё густая мускусная вонь зверя. Область «лица» оказалась лишена шерстяного покрова, при этом кожа имела тёмный оттенок, широкий лоб, массивная выдающаяся челюсть достаточно, мощные зубы, которые запросто перекусят Михаила пополам. Да это же натуральный гигантский орангутанг — правда, с чего-то глаз всего один, как у циклопа!
— Ну и фантазия у вас, господа разработчики, — растерянно сказал Михаил. — Охренеть. Только не зачёсывайте мне лапши на уши, что в ваши времена такие зверушки водились, — и выставил вперёд рогатину, одновременно приготовившись как опять усиливать мышцы, так и бросить атакующее плетение.
На миг задумался, сбросить ли рюкзак, однако не стал. Да, с грузом он медленнее, однако семьдесят своих плюс сорок кило дополнительного веса при лобовом столкновении скорее Михаилу в плюс. Тварь притормозила, видя намерение человека защищаться. Видимо, орангутанг-циклоп был заметно поумнее гиенособак, потому что опасность копья понял и попробовал, сблизившись, махнуть лапой, отодвинуть оружие в сторону. Михаил успел сделать жалящий укол, отскочить назад и тут же снова нацелить рогатину в морду чудищу. Монстр утробно, раскатисто зарычал и запрыгал на месте, потрясая лапищами. Дальше кинулся вперёд, получил на пробу в морду то же самое плетение, которое ещё в школе Михаил применил на учебном стадионе. Холод, заряд снега… человек смог увернуться и ткнуть лезвием куда-то в голову.
Это оказалось плохой идеей. Если до этого орангутаноид явно думал, может быть разойтись, лишь попугав друг друга — он силён, но и противник тоже опасен… Своим ударом Михаил вышиб ему глаз. И сейчас, взревев от дикой боли, но ориентируясь на слух и обоняние, монстр танком попёр вперёд. Раздавить, разорвать, растерзать. Хлёсткий удар, и ощущение, будто Михаил столкнулся с поездом. Словно давний предок, бравший медведя — сейчас Михаил упёр конец рогатины в землю, вместо перекладины сразу за лезвием плоский водяной щит-уплотнение. И держать своим весом и напряжением всех сил двести килограммов атакующей природной машины смерти.
Рогатина прогнулась, но высокотехнологичное изделие устояло. Зверь отчаянно хрипя и ревя, рвался вперёд, махал лапами, стараясь дотянуться когтями. Секунда, другая — с каждой монстр истекал кровью, слабел. Но также стремительно таял и запас маны в мышцах. Монстр подох первым. Жалобно завопил, дёрнулся назад, пытаясь соскочить с рогатины. Михаил позволил ему это сделать, а дальше всеми оставшимися силами воткнул рогатину в кровоточащую рану глаза, пробивая мозг, и одновременно ледяное лезвие под челюсть — там должна быть артерия, если анатомия хоть немного совпадает. Непонятно, что оказалось смертельной раной, но орангутаноид в агонии упал на землю. А рядом, не имея сил, рухнул на колени Михаил, судорожно нашаривая на поясе нож — сейчас его даже гиенособака уделает.
Нож не понадобился. Видимо, обезъяноподобная тварь была королём местного леса, так что ни вставать ей поперёк дороги, ни тем более нападать на того, кто схлестнулся на равных с орангутаноидом, ни одно местное животное не рискнуло. Остаток пути через корявый лес Михаил проделал спокойно, не увидев больше никого. Вернувшись домой, стоило в ноги поклониться разработчикам такой вот рогатины, выдержала, спасла жизнь. И вдвое острее хотелось заиметь огнестрельное оружие. Будь у него хотя бы револьвер — пуля плюс магия орангутаноида остановила бы ещё на подходе.
Михаил с тревогой посматривал на часы: ночевать в здешних болотистых лесах среди деревьев-уродцев будет крайне опасно. Орангутаноида жалко бросать, это точно зверь, может быть съедобный — но полноценный анализ на яды и токсины занимает полчаса, а столько лишнего времени сейчас нет. Да и не тащить же тушу с собой? И так рюкзак тяжёлый, а идти непонятно сколько километров.
К счастью, уродливый лес тянулся недолго, и вскоре местность начала меняться. Исчезли запахи гнили и влаги, заместо них пришли ароматы сухой травы, земли и ещё чего-то, вроде бы знакомого, но постоянно ускользающего от сознания. С каждой сотней метров деревья редели, но поднимались ввысь и выпрямлялись, кустарники наоборот исчезли, полуболото превращалось во что-то вроде саванны. Высохшие осенние травы качались, набегали друг на друга, как волны жёлтого моря, излучая во все стороны бесчисленные ароматы. Среди золотисто-жёлтой монотонной необъятности яркими пятнами выделялись последние осенние цветы, похожие на зверобой. Местами обнажённая земля жила медлительной жизнью камней, устоявших против натиска растительности. Дальше снова тянулась сухая трава, в которой понемногу встречались кустарники и даже деревья.