Том 2. Стихотворения 1850-1873

Тютчев Федор Иванович

(в ответ на ее письмо)

Как под сугробом снежным лени, Как околдованный зимой, Каким-то сном усопшей тени Я спал, зарытый, но живой! И вот, я чую, надо мною, Не наяву и не во сне, Как бы повеяло весною, Как бы запело о весне. Знакомый голос… голос чудный… То лирный звук, то женский вздох… Но я, ленивец беспробудный, Я вдруг откликнуться не мог… Я спал в оковах тяжкой лени, Под осьмимесячной зимой, Как дремлют праведные тени Во мгле стигийской^* роковой. Но этот сон полумогильный, Как надо мной ни тяготел, Он сам же, чародей всесильный, Ко мне на помощь подоспел. Приязни давней выраженья Их для меня он уловил — И в музыкальные виденья Знакомый голос воплотил… Вот вижу я, как бы сквозь дымки, Волшебный сад, волшебный дом — И в замке феи-Нелюдимки Вдруг очутились мы вдвоем!.. Вдвоем! — и песнь ее звучала, И от заветного крыльца Гнала и буйного нахала, Гнала и пошлого льстеца.

"Des premiers ans de votre vie…"

Des premiers ans de votre vie^* Que j’aime à remonter le cours, Écoutant d’une âme ravie Ces récits, les mêmes toujours… Que de fraîcheur et de mystère, En remontant ces bords heureux! Quelle douce et tendre lumière Baignait ce ciel si vaporeux! Combien la rive était fleurie, Combien le flot était plus pur! Que de suave rêverie Se reflétait dans son azur!.. Quand de votre enfance incomprise Vous m’avez quelque temps parlé, Je croyais sentir dans une brise Glisser comme un printemps voilé. <См.

перевод>^*

Поминки^*

(Из Шиллера)

Пала царственная Троя, Сокрушен Приамов град, И ахеяне, устроя Свой на родину возврат, На судах своих сидели, Вдоль эгейских берегов, И пэан^* хвалебный пели, Громко славя всех богов…    Раздавайся, глас победный!    Вы к брегам родной земли    Окрыляйтесь, корабли,    В путь возвратный, в путь безбедный! И сидели, в длинном строе, Грустно-бледная семья^* — Жены, девы падшей Трои, Голося и слезы лья, В горе общем и великом Плача о себе самих, И с победным, буйным кликом Дико вопль сливался их…    «Ждет нас горькая неволя    Там, вдали, в стране чужой.    Ты прости, наш край родной!    Как завидна мертвых доля!» И предстал перед святыней — Приноситель жертв, Калхас^*, Градозиждущей Афине^*, Градорушащей молясь, Посейдона силе грозной, Опоясавшего мир, И тебе, эгидоносный Зевс, сгущающий эфир!    Опрокинут, уничтожен    Град великий Илион!    Долгий, долгий спор решен, —    Суд бессмертных непреложен. Грозных полчищ воевода, Агамемнон, царь царей, Обозрел толпы народа, Уцелевшие от прей. И великою тоскою Дух владыки был объят Много их пришло под Трою, Мало их пойдет назад.    Так возвысьте ж глас хвалебный!    Пой и радуйся стократ,    У кого златой возврат    Не похитил рок враждебный! Но не всем сужден от бога Мирный, радостный возврат: У домашнего порога Многих Керы^* сторожат… Жив и цел вернулся с бою — Гибнет в храмине своей!..^* — Рек, Афиной всеблагою Вдохновенный Одиссей…    Тот лишь дом и тверд и прочен,    Где семейный свят устав:    Легковерен женский нрав,    И изменчив, и порочен. И супругой возвращенной Снова счастливый Атрид^*, Красотой ее священной Страстный взор свой веселит. Злое злой конец приемлет! За нечестьем казнь следит — В небе суд богов не дремлет! Право царствует Кронид^*…    Злой конец началу злому!    Право правящий Кронид    Вероломцу страшно мстит —    И семье его и дому. Хорошо любимцам счастья, — Рек Аякса брат меньшой^*, — Олимпийцев самовластье Величать своей хвалой!.. Неподвластно высшей силе Счастье в прихотях своих: Друг Патрокл^* давно в могиле, А Терсит^* еще в живых!..    Счастье жеребия сеет    Своевольною рукой.    Веселись и песни пой    Тот, кого светило греет! Будь утешен, брат любимый! Память вечная тебе!.. Ты — оплот несокрушимый Чад ахейских в их борьбе!.. В день ужасный, в день кровавый Ты один за всех стоял! Но не сильный, а лукавый Мзду великую стяжал…^*    Не врага рукой победной —    От руки ты пал своей…    Ах, и лучших из людей    Часто губит гнев зловредный! И твоей теперь державной Тени, доблестный Пелид^*, Сын твой, Пирр^*, воитель славный, Возлияние творит… «Как тебя, о мой родитель, Никого, — он возгласил, — Зевс, великий промыслитель, На земле не возносил!»    На земле, где все изменно,    Выше славы блага нет.    Нашу персть — земля возьмет,    Имя славное — нетленно. Хоть о падших, побежденных И молчит победный клик, Но и в родах отдаленных, Гектор, будешь ты велик!.. Вечной памяти достоин, — Сын Тидеев^* провещал, — Кто как честный, храбрый воин, Край отцов спасая, пал…    Честь тому, кто, не робея,    Жизнь за братий положил!    Победитель — победил,    Слава падшего святее! Старец Нестор^* днесь, маститый Брашник, кубок взяв, встает И сосуд, плющом обвитый, Он Гекубе^* подает: «Выпей, мать, струи целебной И забудь весь

свой урон! Силен Вакха сок волшебный, Дивно нас врачует он…»    Мать, вкуси струи целебной    И забудь судеб закон.    Дивно нас врачует он,    Бога Вакха дар волшебный. И Ниобы^* древней сила Горем злым удручена, Соку дивного вкусила — И утешилась она. Лишь сверкнет в застольной чаше Благодатное вино, В Лету^* рухнет горе наше И пойдет, как ключ, на дно.    Да, пока играет в чаше    Всемогущее вино,    Горе в Лету снесено,    В Лете тонет горе наше! И воздвиглась на прощанье Провозвестница жена^*, И исполнилась вещанья Вдохновенного она; И пожарище родное Обозрев в последний раз: «Дым, пар дымный, все земное, Вечность, боги, лишь у вас!    Как уходят клубы дыма,    Так уходят наши дни!    Боги, вечны вы одни, —    Все земное идет мимо!»

"Смотри, как на речном просторе…"

Смотри, как на речном просторе^*, По склону вновь оживших вод, Во всеобъемлющее море За льдиной льдина вслед плывет. На солнце ль радужно блистая, Иль ночью в поздней темноте, Но все, неизбежимо тая, Они плывут к одной мете^*. Все вместе — малые, большие, Утратив прежний образ свой, Все — безразличны, как стихия, — Сольются с бездной роковой!.. О, нашей мысли обольщенье, Ты, человеческое Я, Не таково ль твое значенье, Не такова ль судьба твоя?

"О, как убийственно мы любим…"

О, как убийственно мы любим^*, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Давно ль, гордясь своей победой, Ты говорил: она моя… Год не прошел — спроси и сведай, Что уцелело от нея? Куда ланит девались розы, Улыбка уст и блеск очей? Все опалили, выжгли слезы Горючей влагою своей. Ты помнишь ли, при нашей встрече, При первой встрече роковой, Ее волшебный взор, и речи, И смех младенчески-живой? И что ж теперь? И где все это? И долговечен ли был сон? Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он! Судьбы ужасным приговором Твоя любовь для ней была, И незаслуженным позором На жизнь ее она легла! Жизнь отреченья, жизнь страданья! В ее душевной глубине Ей оставались вспоминанья… Но изменили и оне. И на земле ей дико стало, Очарование ушло… Толпа, нахлынув, в грязь втоптала То, что в душе ее цвело. И что ж от долгого мученья, Как пепл, сберечь ей удалось? Боль, злую боль ожесточенья, Боль без отрады и без слез! О, как убийственно мы любим! Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!..

"Не знаю я, коснется ль благодать…"

Не знаю я, коснется ль благодать^* Моей души болезненно-греховной, Удастся ль ей воскреснуть и восстать,    Пройдет ли обморок духовный?    Но если бы душа могла Здесь, на земле, найти успокоенье,    Мне благодатью ты б была — Ты, ты, мое земное провиденье!..

Первый лист^*

Лист зеленеет молодой — Смотри, как листьем молодым Стоят обвеяны березы Воздушной зеленью сквозной, Полупрозрачною, как дым… Давно им грезилось весной, Весной и летом золотым, — И вот живые эти грезы, Под первым небом голубым, Пробились вдруг на свет дневной… О, первых листьев красота, Омытых в солнечных лучах, С новорожденною их тенью! И слышно нам по их движенью, Что в этих тысячах и тьмах Не встретишь мертвого листа!..

"Не раз ты слышала признанье…"

Не раз ты слышала признанье^*: «Не стою я любви твоей». Пускай мое она созданье — Но как я беден перед ней… Перед любовию твоею Мне больно вспомнить о себе — Стою, молчу, благоговею И поклоняюся тебе… Когда, порой, так умиленно, С такою верой и мольбой Невольно клонишь ты колено Пред колыбелью дорогой, Где спит она — твое рожденье — Твой безымянный херувим, — Пойми ж и ты моё смиренье Пред сердцем любящим твоим.

Наш век^*

Не плоть, а дух растлился в наши дни, И человек отчаянно тоскует… Он к свету рвется из ночной тени И, свет обретши, ропщет и бунтует. Безверием палим и иссушен, Невыносимое он днесь выносит… И сознает свою погибель он, И жаждет веры — но о ней не просит… Не скажет ввек, с молитвой и слезой, Как ни скорбит перед замкнутой дверью: «Впусти меня! — Я верю, Боже мой!^* Приди на помощь моему неверью!..»^*

Волна и дума^*

Дума за думой, волна за волной — Два проявленья стихии одной: В сердце ли тесном, в безбрежном ли море — Здесь — в заключении, там — на просторе, Тот же все вечный прибой и отбой — Тот же все призрак тревожно-пустой.

"О, не тревожь меня укорой справедливой!.."

О, не тревожь меня укорой справедливой!^* Поверь, из нас из двух завидней часть твоя: Ты любишь искренно и пламенно, а я — Я на тебя гляжу с досадою ревнивой. И, жалкий чародей, перед волшебным миром, Мной созданным самим, без веры я стою — И самого себя, краснея, сознаю Живой души твоей безжизненным кумиром.