Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы

Цветаева Марина Ивановна

Наконец-то встретила Надобного — мне: У кого-то смертная Надоба — во мне. Чтó для ока — радуга, Злаку — чернозем — Человеку — надоба Человека — в нем. Мне дождя, и радуги, И руки — нужней Человека надоба Рук — в руке моей. Это — шире Ладоги И горы верней — Человека надоба Ран — в руке моей. И за то, что с язвою Мне принес ладонь — Эту руку — сразу бы За тебя в огонь!

11 сентября 1936

«В мыслях об ином, инаком…»

В мыслях об ином, инаком, И ненайденном, как клад, Шаг за шагом, мак за маком — Обезглавила весь сад. Так,

когда-нибудь, в сухое Лето, поля на краю, Смерть рассеянной рукою Снимет голову — мою.

5-6 сентября 1936

Савойские отрывки

<1>

В синее небо ширя глаза — Как восклицаешь: — Будет гроза! На проходимца вскинувши бровь — Как восклицаешь: — Будет любовь! Сквозь равнодушья серые мхи — Так восклицаю: — Будут стихи!

<2>

Отрывки из Марфы

Проще, проще, проще, проще За Учителем ходить, Проще, проще, проще, проще В очеса его глядеть — В те озера голубые… Трудно Марфой быть, Марией — Просто… И покамест . . . . . . Услаждается сестра — Подходит . . . . . . — Равви! полдничать пора! Чтó плоды ему земные? Горько Марфой быть, Марией — Сладко… Вечен — из-под белой арки Вздох, ожегший как ремнем: Марфа! Марфа! Марфа! Марфа! Не пекися о земном!

* * *

Стыдно Марфой быть, Марией — Славно…

* * *

Бренно Марфой быть, Марией — Вечно…

* * *

…Все-то мыла и варила… Грязно Марфой быть, Марией — Чисто…

* * *

<3>

Отрывки ручья

Подобье сердца моего! Сопровождаем — кто кого? Один и тот же жребий нам — Мчать по бесчувственным камням, Их омывать, их опевать — И так же с места не снимать. Поэт, . . . . . . . . . Сопровождающий поток! Или поток, плечом пловца Сопровождающий певца?

* * *

. . . . . .где поток— Там и поэт…

* * *

…Из нас обоих — пьют И в нас обоих слезы льют И воду мыльную . . . . . . . . . . . .в лицо не узнают.

Сентябрь 1936

«Когда я гляжу на летящие листья…»

Когда я гляжу на летящие листья, Слетающие на булыжный торец, Сметаемые — как художника кистью, Картину кончающего наконец, Я думаю (уж никому не по нраву Ни стан мой, ни весь мой задумчивый вид), Что явственно желтый, решительно ржавый Один такой лист на вершине — забыт.

20-е числа октября 1936

«Были огромные очи…»

Были огромные очи: Очи созвездья Весы, Разве что Нила короче Было две черных косы Ну, а сама меньше можного! Всё, что имелось длины В косы ушло — до подножия, В очи — двойной ширины Если сама — меньше можного, Не пожалеть красоты — Были ей Богом положены Брови в четыре версты: Брови — зачесывать за уши . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .За душу Хату ресницами месть… Нет, не годится! . . . . . . Страшно от стольких громад! Нет, воспоем нашу девочку На уменьшительный лад За волосочек — по рублику! Для довершенья всего — Губки — крушенье Республики Зубки — крушенье всего…

* * *

Жуть, что от всей моей Сонечки Ну — не осталось ни столечка: В землю зарыть не смогли — Сонечку люди — сожгли! Что же вы с пеплом содеяли? В урну — такую — ее? Что же с горы не развеяли Огненный пепел ее?

30 сентября 1937

«Опустивши забрало…»

Опустивши забрало, Со всем — в борьбе, У меня уже — мало Улыбок — себе… Здравствуй, зелени новой Зеленый дым! У меня еще много Улыбок другим…

22 марта 1938

«Ох,

речи мои морочные…»

…Ох, речи мои морóчные, Обрóнные жемчуга! Ох, реки мои молочные, Кисельные берега!

<Май 1938>

«Так, не дано мне ничего…»

…Так, не дано мне ничего, В ответ на праздник, мной даваем. Так яблоня — до одного Цветы раздаривает маем!

Стихи к Чехии

Сентябрь

«Полон и просторен…»

Полон и просторен Край. Одно лишь горе: Нет у чехов — моря. Стало чехам — море Слёз: не надо соли! Запаслись на годы! Триста лет неволи, Двадцать лет свободы. Не бездельной, птичьей — Божьей, человечьей. Двадцать лет величья, Двадцать лет наречий Всех — на мирном поле Одного народа. Триста лет неволи, Двадцать лет свободы — Всем. Огня и дома — Всем. Игры, науки — Всем. Труда — любому — Лишь бы были руки. Нá поле и в школе — Глянь — какие всходы! Триста лет неволи, Двадцать лет свободы. Подтвердите ж, гости Чешские, все вместе: Сеялось — всей горстью, Строилось — всей честью. Два десятилетья (Да и то не целых!) Как нигде на свете Думалось и пелось. Посерев от боли, Стонут Влтавы воды: — Триста лет неволи, Двадцать лет свободы. На орлиных скалах Как орел рассевшись — Чтó с тобою сталось, Край мой, рай мой чешский? Горы — откололи, Оттянули — воды… …Триста лет неволи, Двадцать лет свободы. В селах — счастье ткалось Красным, синим, пестрым. Что с тобою сталось, Чешский лев двухвостый? Лисы побороли Леса воеводу! Триста лет неволи, Двадцать лет свободы! Слушай каждым древом, Лес, и слушай, Влтава! Лев рифмует с гневом, Ну, а Влтава — слава. Лишь на час — не боле — Вся твоя невзгода! Через ночь неволи Белый день свободы!

12 ноября 1938

«Горы — турам поприще…»

Горы — турам поприще! Черные леса, Долы в воды смотрятся, Горы — в небеса. Край всего свободнее И щедрей всего. Эти горы — родина Сына моего. Долы — ланям пастбище, Не смутить зверья — Хата крышей зáстится, А в лесу — ружья — Сколько бы ни пройдено Верст — ни одного. Эти долы — родина Сына моего. Там растила сына я, И текли — вода? Дни? или гусиные Белые стада? …Празднует смородина Лета рождество. Эти хаты — родина Сына моего. Было то рождение В мир — рожденьем в рай. Бог, создав Богемию, Молвил: «Славный край! Все дары природные, Все — до одного! Пощедрее родины Сына — Моего!» Чешское подземие: Брак ручьев и руд! Бог, создав Богемию, Молвил: «Добрый труд!» Всё было — безродного Лишь ни одного Не было на родине Сына моего. Прóкляты — кто заняли Тот смиренный рай С зайцами и с ланями, С перьями фазаньими… Трéкляты — кто продали, Ввек не прощены! — Вековую родину Всех, — кто без страны! Край мой, край мой, проданный Весь живьем, с зверьем, С чудо-огородами, С горными породами, С целыми народами, В поле, без жилья, Стонущими: — Родина! Родина моя! Богова! Богемия! Не лежи, как пласт! Бог давал обеими — И опять подаст! В клятве — руку подняли Все твои сыны — Умереть за родину Всех — кто без страны!