Том 21. Кто убил доктора Секса?
Шрифт:
Я взглянул на часы: половина девятого.
— Хотите сказать, что вас это настолько беспокоило, что вы были не в состоянии спать? — спросил я, не скрывая сомнения.
— Вы забываете, Рик, я работаю. — Опять хихиканье. — В нашем бизнесе приходится подниматься очень рано. Меня вызвали на съемку в семь утра, и я прибыла вовремя.
— Молодец, честь вам и хвала! И что же вас заставило позвонить мне в разгар очередной нудистской эпопеи — или как там у вас это называется? Натурной съемкой? Я было подумал, что вы тогда свалились
— Я поступила очень неосмотрительно, прихватив вчера вечером с собой Лероя, просто так, для интереса, чтобы он попытался вас напугать. А сегодня мне очень стыдно. — Она довольно удачно заставила свой голос дрожать. — Честное слово, очень!
— Половина девятого утра совершенно неподходящее время для подобных переживаний, — пробормотал я сердито. — У вас все?
— Нет. — Она снова хихикнула. — Дело в том, что мне необходимо поговорить с вами, а у меня нет свободной минуточки на протяжении всего дня. Подумайте, не сможете ли вы навестить меня сегодня вечером где-то около половины седьмого? Тогда бы мы чего-нибудь выпили и спокойно потолковали.
— Вы планируете спрятать Лероя где-нибудь за шторой, чтобы на этот раз отдубасить меня без риска для жизни?
— Ох! Что за мысли? — Внезапно ее голос сделался торжественным. — Я ненавижу Лероя! Знаете, что у него хватило наглости обвинить меня в том, что вы с ним сделали вчера вечером. Мы поссорились, и я велела ему убираться ко всем чертям и больше не показываться. Так что, если я только замечу, что он околачивается возле моего дома, тут же вызову полицию!
— Понятно… Так о чем же вы желаете так срочно со мной переговорить?
— Разумеется о Сексе. О чем же еще?
Я внезапно проснулся окончательно. Одной мысли о том, что Сюзанна Фабер желает иметь со мной интимный разговор о сексе, было достаточно, чтобы все мои нервные корешки одновременно напряглись, хотя и было раннее время. Но я понял свою ошибку сразу.
— Вы имеете в виду Рейнера? — проворчал я.
— Разумеется, старину доктора Секса: упокой Господи его душу! Но все это строго между нами, полнейшая тайна, понимаете? Вчера вечером я ошиблась в отношении вас, теперь я это знаю. Мы должны действовать с вами согласованно. Я в этом убеждена.
— Хорошо, я приеду, — пообещал я. — В половине седьмого? Да?
— Замечательно! — Вроде бы она на самом деле была довольна. — Пока.
— Пока, — произнес и я, — только смотрите не простудитесь на этих съемках.
— Исключается! — бодро заявила она. — Это пустяковый эпизодик, просто пенистая ванна с пузырьками воздуха — и я.
Я попытался все это представить, но почувствовал, что недостаточно подготовлен к подобному зрелищу.
Поэтому я опустил трубку на рычаг и после этого действовал совершенно автоматически: принимал душ, брился, одевался и даже завтракал. Состояние комы прошло лишь в тот момент, когда Барбара Дун лично отворила мне парадную дверь своего дома и встретила меня таким яростным взглядом, что все остальное моментально отошло на задний план.
— Очень рада, что вы наконец соизволили сюда прийти! — фыркнула она. — Названиваю вам безрезультатно все утро напролет!..
— Что стряслось? — осторожно спросил я.
— Входите, я все объясню.
Она повернулась на каблуках и быстро пошла вперед, я послушно следовал позади. В это утро на ней был черный свитер в обтяжку и еще более узкие черные хлопчатобумажные штанишки. Со спины она походила на бегуна на длинные дистанции неопределенного пола. И снова мне пришла в голову мысль, что теория относительности по отношению к сексу мне не понятна.
Когда мы вошли в гостиную, я увидел, что Барбара вовсе не прозябает в одиночестве, компанию ей составляет громадина Эдгар Ларсен. Почему-то именно ранним утром мне было особенно трудно воспринимать его ощетинившиеся усы и сверкающее изобилие крупных зубов, но я мысленно взял себя в руки и даже выжал подобие улыбки. Не знаю почему, но особенно неприятен мне был вид его загорелой лысины — вернее сказать, она пробуждала у меня желание водрузить у него на самой макушке флажок с надписью «Здесь побывал…», как это принято у альпинистов, покоривших очередную вершину.
Ларсен не ответил улыбкой на мою улыбку. Нет, я бы охарактеризовал его взгляд как «неодобрительный» или даже «шокированный»: таким взглядом дамы преклонного возраста награждают излишне шумливую молодежь, явившуюся на кладбище.
— Вы должны были что-то предпринять в этом отношении, Холман, — сказал он. Его густой баритон был понижен до торжественного шепота. — Ситуация становится невыносимой.
— Не говорите загадками, — проговорил я не слишком любезно, — черт возьми, о чем вы толкуете?
— Об этом! — Барбара Дун, наоборот, перешла на визгливые ноты.
Она сунула мне в руки какой-то листок.
— Спецдоставка, принесли полчаса назад, — пояснил Ларсен таким голосом, который у меня ассоциировался с наступлением Страшного Суда.
Это была на редкость лаконичная и ясная записка.
«„Девятнадцать четвергов в Париже“ не для вас. Откажитесь от роли, в противном случае интимные признания о вашей непристойной личной жизни будут опубликованы».
Она, разумеется, не была подписана.
— «Девятнадцать четвергов в Париже» — новый фильм, относительно которого вы вчера совещались с продюсером? — спросил я.
— Это поразительная роль, — заговорил Ларсен несколько окрепшим баритоном. — Она просто создана для Бэбс. И «Оскар»… вне всякого сомнения. Картина принесет не менее пяти миллионов!
— Книжка на протяжении шестидесяти двух недель возглавляла список бестселлеров, а Джин Уайлд сделал потрясающий сценарий, — напряженным голосом подхватила Барбара Дун. — Даже под угрозой смерти я все равно не откажусь от этой роли!