Том 21. Кто убил доктора Секса?
Шрифт:
— Вы не знали про эту трость с вкладной шпагой? — спросил меня Дейвис.
— Догадывался, — признался я. — На днях Фредди Хоффман намекнул на нечто подобное.
— Вы предполагали, что я пущу ее в ход?
— Надеялся на это… Мне казалось, что перспектива оказаться в этом склепе устраивала вас не более, чем меня.
Он согласно кивнул:
— Не обольщайтесь, Рик, никакого чека я вам не пришлю!
— Она умрет? — пронзительным шепотом спросил Джейрофф.
— Такая огромная тучная корова? — насмешливо фыркнул Дейвис. — Все лезвие длиной лишь в двенадцать дюймов! Подумайте
— Но столько крови!
— Она может без всякого ущерба потерять еще три пинты и даже не заметить этого до тех пор, пока не займется утренней гимнастикой! — уверенно заявил карлик. — Но все же следует вызвать врача, потому что я вот-вот потеряю сознание.
— Я не собирался убивать Джоди, — заговорил Джейрофф, посчитав, что у него имелась последняя возможность объясниться. — Я надеялся ее как-то урезонить. Но в тот вечер между сестрами произошла ужасная ссора, Глория вышла из себя. Она побежала на кухню и вернулась с ножом в руке. Я-то думал, просто-напросто припугнуть Джоди и заставить ее вести себя разумно, но она прямиком бросилась к своей родной сестре и всадила в нее нож. Это было ужасно!
— Пожалуйста, вызовите доктора, Рик! — раздался повелительный голос Дейвиса, — Теперь я чувствую дурноту, но от неуклюжих извинений Джейроффа меня тошнит по-настоящему!
Я прошел к телефону в конце бара, втайне радуясь, что не имел понятия о бешеном характере Глории и о том, что она способна натворить, когда выходит из себя.
После общения с лос-анджелесским бюро по расследованию убийств, где я провел полночи, визит в бюро по борьбе с наркотиками на следующий день, можно сказать, доставил мне удовольствие. Офицеры полиции, вполне естественно, не проявляют большого энтузиазма в отношении убийств и всех связанных с ними обстоятельств. Зато агенты по борьбе с наркотиками с неподдельным энтузиазмом вцепились в кинопрокат, уподобляясь ищейкам, выпущенным на волю из своих будок. К трем часам дня даже Сейра немного воспрянула духом и перестала лихорадочно перебирать бусы-четки на своей груди.
Последний бюллетень из больницы о состоянии Глории на оставлял никаких сомнений в том, что она будет в состоянии в свое время предстать перед судом. Дейвис Дейвис прислал мне чек на тысячу долларов с посыльным рано утром, и я все никак не мог этому поверить. Вообще-то говоря, я слегка изменил последовательность событий, стараясь помочь следователям разобраться в случившемся. Согласно моим показаниям, Глория вцепилась Дейвису в горло обеими руками, намереваясь задушить его, еще до того, как ему пришла в голову мысль пустить в ход свое оружие. Я твердо вознамерился верить тому, что такое незначительное отступление от истины не имеет никакого отношения к чеку. Несомненно, что он так расщедрился, высоко оценив мои дедуктивные способности. Так или иначе, я в тот же день получил по этому чеку деньги, потому что никто никогда не знает, что такому психу, как Дейвис, взбредет в голову через минуту!
Я обратил внимание на то, что в тот день Сейра облачилась не только в совершенно непрозрачную блузку, но даже не забыла надеть под нее бюстгальтер. Вероятно по причине недостатка опыта в ношении подобного обмундирования, ее грудь была вздернута под углом в шестьдесят градусов. Всякий раз, когда в поле моего зрения оказывались эти угрожающе торчащие груди, мне казалось, что кто-то сейчас скомандует: «Пуск!» — и в следующее мгновение со скоростью ракеты вылетит в Тихий океан. Я попрощался с Сейрой около четырех часов дня, но поскольку ее атаковала сразу четверка агентов по наркотикам, она этого даже не заметила.
Какое-то время ушло на закупку продуктов и несколько большее на их приготовление. Я успел выйти из-под душа и одеться, когда раздался звонок в дверь. Я поспешил в прихожую, потому что не хотел повергать в смущение бедняжку Аманду Брайт, впервые попавшую в фешенебельный Беверли-Хиллз, слишком долгим ожиданием на ступеньках крыльца. Я отворил дверь, в нос мне ударил терпкий запах французских духов. А перед домом — я не поверил своим глазам — стоял красно-лиловый «роллс-ройс», за рулем которого красовался шофер в форме.
— Надеюсь, я вас не скомпрометировала, Рик? — застенчиво пролепетала она. — Но было просто невозможно поймать такси, а папе все равно не нужна сегодня машина!
Мне наконец удалось справиться с глазами, я ясно разглядел роскошное манто из белого песца на плечах своей гостьи.
— Я подумала, что вечером может быть холодно, — прошептала она извиняющимся голоском, — но, надеюсь, даже в Беверли-Хиллз имеются какие-нибудь отопительные средства?
От растерянности я не знал, что и говорить, поэтому просто схватил ее за руку и втянул в передний холл, затем она уже добровольно прошла первой в гостиную.
— Восхитительно! — воскликнула она, оценив взглядом комнату. — Подумать только, что люди могу жить в таком ограниченном пространстве, не испытывая клаустрофобии!
— Боюсь, что вам придется обойтись без фазана на ужин, — предупредил я ворчливо. — Последнего продали за пять минут до того, как я зашел в мясной магазин.
Сегодня она была без бабушкиных очков, поэтому я хорошо видел ее русалочьи глаза, удивляясь, как легко они загораются сладострастием.
— Я просто пошутила, Рик… На самом деле это очень элегантный дом.
— Благодарю… Не хотите ли, чтобы я убрал куда-нибудь вашу шубу, или же ее полагается сначала накормить?
— Какое-то время я побуду в ней, благодарю.
— Вам приготовить что-нибудь выпить?
— Сейчас не надо, спасибо. Возможно, позднее.
— Боюсь, обед будет готов лишь через некоторое время, — извинился я.
— Конечно!
— Сигарету?
— Я не курю.
Я закурил, с неудовольствием заметив, что у меня дрожат руки. Судя по тому, как разворачивались события, я посчитал, что до конца вечера состарюсь лет на пять.
— Яркий свет? — неожиданно спросил я.
— Не знаю… — Она слегка пожала плечами, ее белоснежный мех задрожал, выражая аристократическое неодобрение. — Любая комната всегда должна быть ярко освещена, чтобы не щуриться и не натыкаться на мебель.
— Я имел в виду вашу говорящую фамилию, — ответил я, опасаясь, что, если весь вечер буду вот так улыбаться во весь рот, к утру могу вывихнуть челюсть. — Интересно, а чем занимается ваш отец?
— Ничем.
— Неужели он нетрудоспособен? — посочувствовал я.