Том 25. Молчание мертвецов
Шрифт:
— В чем дело? — слегка заинтересовался говоривший. — Нас подслушивают?
— Возможно. Я выезжаю, — и повесил трубку.
Спускаясь, я удивился, с чего это Леннокс Хартли позвонил в такой час. До Кэннон-авеню было далековато. Я решил ехать на «бьюике». Если полиция опять начнет слежку, отрываться лучше, когда сам за рулем.
Гараж располагался позади отеля. Единственный фонарь отбрасывал круг света, вокруг которого сгустилась непроницаемая темнота. Служитель вышел из конторки сонный и угрюмый. Он показал, где стоит «бьюик», и вернулся к своему занятию. Я вывел
На протяжении примерно полумили пути мое внимание было сконцентрировано на зеркале заднего вида. Света фар не появлялось. Я развернулся и поехал в город.
Движение почти уже замерло. Жизнь кипела только в ночных клубах, кинотеатрах и некоторых кафе. Часы на приборной панели показывали десять минут второго. Я бесцельно кружил, держась глухих улиц, пока не убедился, что за мной не следует ни одной машины, и только тогда направился к Кэннон-авеню.
Свет в окнах домов этой длинной, спокойной улицы свидетельствовал о том, что ночная жизнь Тампа-Сити проходила, в основном, в домашней обстановке. Около большинства домов стояли автомобили. Ночной воздух пропитывали звуки танцевальной музыки; приемники были включены на полную мощность.
Я проехал до конца улицы, развернулся и не спеша тронулся обратно, не останавливаясь возле швейцарского шале Хартли. В окнах не горел свет. Правда, это ничего не доказывало. Во время своих посещений Хартли, я успел заметить, что шторы на его окнах темные и плотные.
Остановив «бьюик» около «паккарда» с откидным верхом, стоявшего напротив соседнего дома, я вылез из машины, подошел к калитке, толкнул ее и зашагал к дому.
У двери я остановился и, оглянувшись на темный сад, прислушался. До меня доносилась только музыка из далеких радиоприемников. Я взялся за медвежью голову, постучал и почувствовал, как дверь дрогнула. Стоило слегка на нее нажать, как она распахнулась. Внутри было темно и тихо.
Придерживая дверь, я снова постучал. Никто не отозвался. Темнота надвинулась на меня. Прислушиваясь, я окунулся в нее и неожиданно почувствовал тревогу.
— Кто-нибудь тут есть? — окликнул я и, не получив ответа, двинулся вперед, нащупывая в кармане зажигалку.
Единственное, что я слышал, было деловитое тиканье часов где-то рядом. Я вынул зажигалку и щелкнул ею. Маленькое желтое пламя осветило выключатель у двери. Я нажал на кнопку, прикрыл входную дверь и направился через вестибюль в темную гостиную. Вдруг я услышал наверху звук, от которого чуть не взвился: кто-то медленно передвигался, едва волоча ноги. От этих шагов волосы у меня стали дыбом, а сердце чуть не выскочило наружу.
— Это вы, Хартли? — воскликнул я, отступая к выходу и вглядываясь вверх. Голос мой прозвучал вряд ли мелодичнее карканья простуженной вороны, но вместо ответа вновь донесся звук волочащихся шагов.
Затем я увидел, как от темноты отделилась небольшая фигурка и застыла наверху лестницы. Это был филиппинец, слуга Хартли. Рукой он цеплялся что есть сил за перила. Ярко-красная струйка крови бежала из уголка рта по подбородку. Слева на его белой
Маленькое желтое личико передернулось, ноги подогнулись, руки соскользнули с перил. Ударившись плечом о середину лестницы, он съехал на спине к моим ногам. И не дотрагиваясь до него, я уже знал, что бедняга мертв.
Глава 11
Где-то невдалеке снаружи послышался шум мотора, хлопнула дверца машины и чей-то мужской голос, млея от восторга, произнес:
— Какой великолепный был вечер! Давно я не получал такого удовольствия.
Я поглядел на мертвого филиппинца. Для него этот вечер оказался не слишком великолепным. Рубашка у меня стала влажной от холодного пота и прилипла к спине.
Машина отъехала, шум ее затих вдали, и темный дом объяла тишина.
Филиппинцу уже ничем нельзя было помочь. Я подумал о Ленноксе Хартли: неужели и его постигла та же участь?
Войдя в гостиную, я нащупал выключатель и включил свет.
В первый момент мне показалось, что огромная комната пуста, но затем я заметил торчащую из-за диванчика ногу в изящной замшевой туфле… Я обошел диванчик.
Леннокс Хартли лежал ничком. Скрюченные пальцы погрузились в ворс пушистого ковра, а на ярко-желтом шелке халата алело маленькое пятно — как раз посреди спины.
Нагнувшись, я дотронулся до руки художника — она была еще теплой. Я нащупал артерию — пульса не было. Он не мог лежать мертвым более десяти минут.
Первым моим порывом было выбраться из дома, где свила гнездо насильственная смерть: если меня застанет тут полиция, оправдаться не удастся.
Выпрямившись, я заметил, что дверцы шкафа, где Хартли хранил папки с набросками, были отворены. Одна открытая папка валялась на полу. Несколько набросков выпали на ковер.
Слева от шкафа находился небольшой стенной сейф. В его замке торчал ключ, и дверца была приоткрыта.
Я подошел к сейфу и заглянул внутрь. На стопке бумаг, аккуратно перевязанная белой ленточкой, лежала толстая пачка полусотенных купюр. Я вынул пачку денег, желая ознакомиться с содержанием бумаг.
— Не двигаться! — скомандовал от двери грубый голос.
Я застыл как парализованный, судорожно сжав в руке пачку долларов. Плечи у меня безвольно поникли, сердце бешено заколотилось в груди.
— Ладно, теперь повернись ко мне лицом, но держи руки спокойно.
Я повернулся крайне медленно.
Лэсситер стоял в дверях гостиной, специальный полицейский пистолет тридцать восьмого калибра казался крошечным в его лапище. Черная дыра дула смотрела мне в грудь.
Мы разглядывали друг друга. Его маленькие жесткие глазки чуть приоткрылись, когда он узнал меня, и тонкие губы искривились в хищной усмешке.
— Здорово, шпик. На этот раз ты, сдается, нашел для своей писанины немного материала. — Он не спеша вошел в гостиную, по-прежнему держа меня на прицеле. — Два убийства и ограбление — для начала неплохо.